С первых дней их общение стало строиться на деловой основе. Словно два бизнесмена, попавшие в затруднительное положение, искали они друг перед другом пути решения. Грейс, не имея, разумеется, подобного опыта налаживания коммуникаций, не зная, как правильно выстраивать отношения, и в силу своего пробивного характера решила, что в первую очередь необходимо устранить финансовые проблемы сына (как странно ей произносить это слово! Впрочем, Эрика она называла по имени, не решаясь и не чувствуя за собой права называть его сыном. По крайней мере, сейчас).

Конечно, начинать стоило с самого главного – вылечить парня от наркозависимости. Но почва эта еще зыбкая, еще слишком мало они знают друг друга. От излишнего усердия могут проломиться доски хлипкого моста отношений. Пошлет к черту – вот и весь разговор. Впрочем, судя по всему, Эрик и сам не прочь избавиться от смертельной привычки.

Проблема заключалась и в Дилане. Эрик не понравился ему с первой же минуты. «У него глаза злые, страшные глаза, ты разве не видишь?»

Конечно, она видела. «Видеть» – ее профессия, ее дар, принесший ей признание в мире современной живописи, сделавший ее живым классиком. Но она также видела и другое: молодого парня с изуродованной по ее вине судьбой. Нет, это не преувеличение, не пафосное самобичевание. Это правда. Отказавшись от ребенка, она задала вектор развития его судьбы. Конечно, Эрик мог попасть в любящие руки, в семью, которая воспитывала бы его с теплотой и нежностью, как собственное дитя. В такой семье он и рос, по его словам. Однако какими бы заботливыми ни были приемные родители, они все равно оставались приемными. По крайней мере, в мыслях брошенного родной матерью ребенка. Сам факт, что ты, еще безгрешный, еще только первые недели смотрящий на этот мир, можешь оказаться кому-то ненужным, порождает в тебе комплексы. Они медленно вызревают, но ты не знаешь о них, если не знаешь, что живешь с чужими родителями. Эрик знал. От него это не скрывали.

Да, у Эрика были злые глаза. И что из этого? Он ее ненавидит? Возможно. А возможно, ему совершенно наплевать на нее, и это, скорее всего, так. Сложно ненавидеть того, кого не видел ни разу в жизни и ничего совершенно о нем не знаешь. Эрик смотрел на Грейс, как на счастливую возможность исправить кое-какие проблемы в своей жизни. Она была достаточно богата для этого. Эрик – человек, свалившийся на самое дно социальной ямы. У таких, как он, иное мироощущение. Понятия морали и нравственности им неведомы, или, вернее сказать, они игнорируют их. Они прекрасно понимают, что ограбить человека, лишить его, может быть, последних денег, необходимых для чего-то очень важного, – это плохо, это ужасно, это будет угнетать их в те редкие моменты, когда организм не будет нуждаться в новой дозе наркотика, потому что только что ее получил. Но они все равно пойдут на это еще раз и еще. И еще.

Все это Грейс видела. Она прекрасно понимала это. Понимала также и то, что в одночасье этого не исправить, не изменить за короткий срок. Может, не изменить вообще ни за какие сроки. Но это ее крест, сколоченный и водруженный на собственные плечи собственными же руками. И тащить его ей, иного выбора нет, и надеяться, что когда-нибудь Эрик примет ее, простит и полюбит. Вечная женская проблема – дать, что в ее силах, изменить подонка. Да, проблема вечная, однако случай все же отличается в самой основе. Она сделала Эрика таким!

– Ты ведь его не любишь, – сказал как-то Дилан.

– Нет, – ответила Грейс честно, – но я полюблю.

– Это так не работает.

Грейс вспылила:

– А как это работает?! Что ты предлагаешь? Снова его бросить? Первый раз я отказалась от сына, потому что испугалась, что не справлюсь. Испугалась за свое будущее. И теперь поступить так же?

Дилан не ответил. Он не знал, что ответить. Слова жены были правильными. Человечными. Он встал и вышел из гостиной.

Тот разговор случился вечером, после того как Эрик вернулся. Он вынес все драгоценности Грейс и золотые часы Дилана. Он и наличку прихватил, к счастью, ее было в доме совсем немного.

Его не видели несколько дней. Потом он объявился. Он еле стоял на ногах.

– Привет, ма, – сказал он, растянув рот в глумливой пьяной улыбке.

Грейс молча отступила, пропуская Эрика в дом. Дилан сидел на диване, в руках у него был бокал с бренди.

– Привет, – бросил ему Эрик.

– Присядь, – строго сказал Дилан, – давай поговорим. Ты способен говорить? Или ты пьян в стельку?

Эрик презрительно прыснул и повалился на диван напротив Дилана.

– Ты под кайфом?

– Не-а.

– Покажи вены.

Эрик хохотнул и показал руки без единого следа от инъекций.

– Ну ты дебил! Я крэк курю.

Дилан побагровел и вскочил на ноги, что сильно напугало Эрика. Парень закрыл голову руками.

– Ты чего?! Я же пошутил!

– Дилан! – вмешалась Грейс.

Но Дилан и не собирался трогать Эрика. Он лишь брезгливо посмотрел на него.

– Боже, – сказал он, – дешевая клоунада.

Эрик хмыкнул и завалился на диван.

– Можно я у вас переночую? – спросил он, засыпая.

– Разумеется, – ответила Грейс как можно суше, однако сухость эта была наигранной. Она чувствовала жалость к этому несчастному существу, к своему сыну. – А завтра мы обо всем поговорим.

– Ты о цацках?

– Дело не в них. Если тебе нужны деньги, ты мог просто попросить у меня.

– Мне всегда нужны деньги. Кому они не нужны?

– Иди наверх, в комнату.

Эрик вздохнул и поднялся с дивана. Заплетающейся походкой пошел к лестнице, уронив при этом вазу с декоративными цветами. Раздался грохот разбившегося стекла.

– Упс, изв-извините.

Дилан стиснул челюсти и отпил большой глоток бренди из бокала. Не зная, что дальше делать, включил телевизор.

«…Маск анонсировал дату выхода смартфона. По заявлениям самого Илана, теслафон произведет революцию на рынке смартфонов. На прошлой неделе его компания выкупила мессенджер «Золтон» за один и семь миллиардов долларов. Ожидается, что «Золтон» станет предустановленным мессенджером в теслафоне, с полной интеграцией…»

Эрик присвистнул. У него, правда, получилось что-то вроде выпущенного из колеса воздуха: фью-ю-ю…

– Нормально, – проговорил он невнятно, поднимаясь по лестнице, – один и семь за это глючное говно.

Он споткнулся, выругался, что-то еще пробормотал себе под нос и скрылся из виду. Хлопнула дверь, наступила тишина.

Первой весточкой, говорящей о том, что в их отношениях наступило положительное изменение, стала просьба Эрика помочь ему излечиться от наркозависимости. Грейс нашла для него лучшую клинику в штате, оплатила его содержание в ней. Но уже через неделю Эрик сбежал.

К тому времени Грейс прониклась к сыну теплотой. Его мольба о помощи пробудила в ней первейший из инстинктов – материнский. Эрик нуждался в ее помощи, он сам попросил об этом, он доверился ей. И сбежал. Это было ожидаемо, хотя Грейс очень надеялась, что этого не произойдет, что парню достанет мужества и силы воли пройти необходимый курс лечения.

Грейс была заряжена на борьбу, она готова была сделать все, что в ее силах, для спасения сына. В этом было ее искупление. Эгоизм, безусловно эгоизм, но – здоровый. Тот самый эгоизм, из-за которого люди просят клясться друг другу в верности и редко прощают измены. Эгоизм любви. Это же был эгоизм спасения души. Впрочем, Грейс не верила в бога, она спасала не душу, она спасала совесть.

И всё-таки не только о спокойном ночном сне беспокоилась Грейс. Мальчик действительно стал ей близок за то короткое время, что они были знакомы. Его проблемы, пропущенные через фильтр ее собственной ответственности за несложившуюся судьбу мальчика, воспринимались ей с каждым днем все болезненнее.

Отношения с Диланом становились все хуже. Он хотел, Грейс знала это, очень хотел принять новую действительность. Но не мог. Он не чувствовал к Эрику ничего, кроме опасливой брезгливости. Для него это был взрослый мужик, наркоман и пьяница, со злобным взглядом, полным ненависти ко всему окружающему и к ним с Грейс в частности. Неудачник двадцати с лишним лет от роду, поселившийся в их доме. Он все понимал. Но принять не мог. И ладно бы парнишка был отличным малым, пускай и обиженным на Грейс, пускай и путь им пришлось бы пройти огромный, Дилан шел бы рядом, без сомнений шел бы. Но Эрик вырос волчонком. Диким, злобным, эгоистичным. Он был одним из тех, кто несколько раз по жизни меняет джинсы и футболку на оранжевую робу и носит ее годами. Правда, Эрику пока еще не довелось угодить за решётку, но – какие его годы. Впрочем, Грейс сделает все возможное, чтобы не допустить этого.

Эрик сбежал, но Грейс знала, где его искать. Он сам ей рассказывал. Он в «третьем круге». Это заброшенный супермаркет «Продукты от Джейкоба» на окраине города. Наркоманы и алкоголики всех мастей и возрастов давно облюбовали это место в качестве уютного гнездышка.

Собственно, сам супермаркет – это еще не «круг», это лишь ворота в него. С черного входа к нему примыкает огромное складское помещение, тоже давно заброшенное, наполовину сгнившее, без тепла и электричества. Вот туда-то и стекались все те, кто по той или иной причине выпал из социальной обоймы – маргиналы, чья жизнь сводится к постоянному саморазрушению.

Туда же захаживают и дилеры. В «третьем круге» заключаются сделки: одни скупают краденые вещи, другие вымаливают у наркоторговца дозу героина взаймы, третьи валяются в темном углу, бессмысленно тараща тусклые глаза в потолок.

Власти не раз собирались снести «круг», готовились проекты новых торговых центров, спальных районов, церквей свидетелей чего бы то ни было, но «круг» оставался на месте, переваривая в своем чреве все новых и новых несчастных. И Эрик был среди них.

Грейс остановила машину напротив старого супермаркета и направилась к его входу. Она перешагнула порог, и в нос ей ударил застарелый теплый воздух с примесью пота и бог весть чего еще. Несколько молодых людей, играющих в покер возле бывших касс, бросили на Грейс короткий безразличный взгляд и вернулись к игре.

Грейс постояла у входа в нерешительности, оглядывая помещение. Затем направилась в глубь зала, интуитивно догадываясь, где может быть черный вход, ведущий на старый склад.

– Дамочка, куда прете?

Девушка лет двадцати полулежала на полу, опершись на стену. Грейс едва не наступила ей на ноги.

– Извините.

Как и ожидала, она нашла здесь Эрика. Он лежал на рваном диване, каких там было в избытке. И на всех кто-то лежал, сидел, прикуривал косячок, затягивал жгут на руке, пил пиво, играл в карты. На Грейс практически не обращали внимания. Очередная мамаша ищет своего непутевого отпрыска.

– Эрик, – сказала она, остановившись рядом с сыном.

Он медленно открыл глаза и посмотрел на нее:

– Ты чего сюда приперлась?

– Я за тобой.

– Какая ты сердобольная. Я тебя не звал.

– Давай выйдем на воздух.

– Слушай! – Эрик поднялся на локтях. – Я не смог, ясно тебе, не смог! Будешь рассказывать мне о том, что все можно преодолеть, что теперь ты рядом и все будет хорошо? Ни черта хорошо не будет! И… мне не нужна помощь. Может, мне и так прекрасно живется.

– Нет, – спокойно ответила Грейс, – ничего подобного я говорить не собиралась. Просто предлагаю сходить куда-нибудь пообедать. Я очень голодна, да и ты, думаю, тоже. Нет?

– Нет, – коротко ответил Эрик и завалился на диван.

– Эй, леди, я не прочь пожрать. Куда пойдем?

Грейс обернулась.

Парень с короткими красными волосами смотрел на нее и криво ухмылялся.

– Или знаешь, – сказал он, – пожрать я и один могу сходить. Подкинь пару долларов.

Грейс оглядела его снизу вверх и, не ответив, повернулась к Эрику:

– Пойдем, прошу тебя.

– Тетя! – крикнул парень с красными волосами. – Вас где воспитывали? Это, знаете ли, невежливо – отворачиваться, когда с вами разговаривают.

Он лениво подошел к Грейс вплотную.