Алекс внимательно изучал ее. Он слишком хорошо знал эту женщину, чтобы испытывать к ней такие банальные чувства, как любовь или нелюбовь: она была частью его прошлого, старым другом, который остается таковым, несмотря на все его промахи, просто потому, что он находился рядом с тобой всегда и кажется, будто это невозможно изменить. Интересно, что произошло с Соней с тех пор, как он уехал из Каира? Может быть, она вышла замуж, купила дом, влюбилась, поменяла менеджера, родила ребенка? Алекс успел о многом поразмыслить, сидя в прохладной полутемной церкви. Он изобрел тысячу способов сблизиться с ней вновь, но так и не принял никакого решения, потому что совершенно не представлял, как она к нему отнесется. Не знал он этого и сейчас. У нее был агрессивный и презрительный вид. Но что за этим стоит? Как ему вести себя? Быть обаятельным и веселым? Или под стать ей агрессивным и напористым? Или беспомощным и умоляющим о снисхождении?

– Мне нужна помощь. – Он решил выразиться неопределенно.

Выражение ее лица не изменилось.

– У меня на хвосте британцы. Они следят за моим домом, во всех отелях есть описание моих примет. Мне негде спать. Я хочу остаться у тебя.

– Иди к черту, – отозвалась она.

– Дай мне объяснить, почему я ушел от тебя тогда.

– Прошло два года. Объяснениями дела не поправишь.

– Дай мне только одну минуту. Я объясню… ради всего, что было между нами!

– Я тебе ничего не должна. – Она смерила его презрительным взглядом и открыла дверь. Вульф подумал, что она хочет вышвырнуть его вон, и беспомощно смотрел ей в глаза, пока Соня держала дверь открытой. Затем она выглянула в коридор и крикнула: – Эй, кто-нибудь! Принесите мне выпить!

Алекс немного расслабился.

Соня закрыла дверь.

– Даю тебе ровно минуту, – сказала она небрежно.

– Ты что, собираешься стоять надо мной, как тюремщик? – Он улыбнулся. – Я не опасен.

– О нет, ты опасен. – Она вновь уселась на табурет и продолжила заниматься лицом.

Вульф пребывал в сомнениях. Существовала еще одна проблема, над которой он раздумывал вечером в коптской церкви. Как объяснить Соне, почему он бросил ее, даже не попрощавшись, и ни разу не пытался с ней связаться? Все, кроме правды, звучало неубедительно. Конечно, ему бы не хотелось делиться с кем-либо своими секретами, но эта женщина была его последней надеждой, следовательно, придется ей все рассказать.

– Помнишь, я ездил в Бейрут в тридцать восьмом году?

– Нет.

– Я привез тебе оттуда браслет из жадеита.

Она встретилась с ним взглядом в зеркале.

– У меня его больше нет.

Он знал, что это ложь, но не стал спорить.

– Я ездил туда, чтобы встретиться с немецким офицером по имени Хайнц. Он предложил мне работать на Германию в предстоящей войне. И я согласился.

Она повернулась и посмотрела на него, в ее глазах появилось нечто новое. Вульф приободрился.

– Мне велели возвращаться в Каир и ждать вестей. И два года спустя я получил весточку. Меня вызывали в Берлин. Я не мог ослушаться. Там я прошел курс обучения, затем работал на Балканах и в Ливане. Вернулся в Берлин в феврале, чтобы подписать новый контракт. Меня направили сюда…

– Что ты пытаешь втолковать мне? – перебила она с недоверием. – Что ты шпион?

– Да.

– Я тебе не верю.

– Смотри. – Он взял чемодан и открыл его. – Это передатчик, чтобы посылать донесения Роммелю. – Он снова закрыл его и открыл другой. – А это мои финансы.

Соня уставилась на аккуратные пачки банкнот.

– Боже мой! – выдавила она. – Целое состояние!

В дверь постучали. Вульф поспешно захлопнул чемодан. Вошел официант с бутылкой шампанского в ведерке со льдом. Увидев Вульфа, он спросил:

– Принести еще один бокал?

– Нет, – ответила Соня нетерпеливо. – Уйди.

Официант вышел. Вульф открыл шампанское, наполнил бокал, отдал его Соне, а сам сделал глоток прямо из горлышка.

– Послушай, немецкая армия в пустыне побеждает. Мы в состоянии помочь нашим войскам. Им нужны сведения о британских силах – численность, номера дивизий, имена командиров, качество оружие и оборудования и по возможности планы атак. Здесь, в Каире, все это можно разведать. А потом, когда немцы победят, мы будем героями.

– Мы?

– Ты способна помочь мне. И первое, что ты можешь сделать, – это приютить меня. Ты же ненавидишь англичан, правда? Ты ведь хочешь, чтобы их выкинули отсюда?

– Приютила бы кого угодно, только не тебя. – Она допила шампанское и снова наполнила бокал.

Вульф забрал у нее бокал и отпил немного.

– Соня! Если бы я послал тебе хоть одну открытку из Берлина, англичане посадили бы тебя в тюрьму. Теперь ты все знаешь, не нужно на меня сердиться. – Он понизил голос. – Мы можем вернуть назад старые добрые времена. У нас будут отличная еда и лучшее шампанское, новая одежда, роскошные вечеринки и американская машина. Мы поедем в Берлин, ты же всегда хотела танцевать в Берлине, ты станешь там звездой. Немцы – новая нация, мы будем править миром, а ты… ты превратишься в настоящую принцессу! Мы… – Он замолчал. Все это не производило на нее должного впечатления. Пришло время разыграть последнюю карту. – Кстати, как дела у Фози?

Соня опустила глаза.

– Она ушла. Сука.

Вульф отставил в сторону бокал и положил обе ладони Соне на плечи. Она смотрела на него не двигаясь. Он потянул ее за подбородок, заставляя встать.

– Я найду нам другую Фози, – мягко сказал он и увидел, как ее глаза увлажнились. Его руки заскользили по ее телу, расправляя складки шелкового халата. – Только я знаю, что нужно моей девочке…

Он приблизился к ее лицу, захватил ртом ее нижнюю губу и сжимал между зубов, пока не почувствовал вкус крови.

Соня закрыла глаза.

– Я ненавижу тебя, – простонала она.

Стоял прохладный вечер. Вульф шагал по бечевнику вдоль Нила, направляясь к плавучему домику. С его лица уже исчезли раны и болячки, организм пришел в норму. Алекс облачился в новый белый костюм, в руках он нес две сумки, полные продуктов из бакалейной лавки.

Замалек, островной пригород, отличался от Каира царившими здесь тишиной и спокойствием. Столичный гомон едва доносился сюда через широкое водное пространство. Мутная медленная река покачивала на своих волнах плавучие домики-лодки, расположенные вдоль берега. Всех размеров и форм, ярко раскрашенные и роскошно снаряженные, они красовались в лучах заходящего солнца.

Сонин домик был меньше остальных, зато богаче обставлен. Мостки соединяли сушу с палубой, открытой всем ветрам, однако тщательно защищенной от солнца бело-зеленым полосатым навесом. Вульф взошел на лодку и спустился по лестнице вниз. Мебели внутри было предостаточно: стулья, диваны, застекленные шкафчики, полные всяких безделушек. На носу судна располагалась крошечная кухонька. Темно-бордовые бархатные шторы, спускавшиеся от потолка до самого пола, делили пространство домика на две части – за ними скрывалась спальня. Позади спальни, на корме, находилась ванная комната.

Соня сидела на диванных подушках и красила ногти на ногах. Просто удивительно, какая она порой неряха, подумал Вульф: скромное платье покрыто сальными пятнами, лицо выглядело помятым, волосы не уложены… Но пройдет всего полчаса, и, уходя в «Ча-ча», эта замарашка будет воплощением мужских мечтаний.

Вульф поставил сумки на стол и принялся распаковывать их.

– Французское шампанское… Английский мармелад… Немецкая колбаса… Перепелиные яйца… Шотландская семга…

Соня подняла голову, изумленная.

– Где ты достал все это?.. Сейчас же война.

Вульф улыбнулся:

– В Кулали есть один грек, который не забывает постоянных покупателей.

– Ему можно доверять?

– Он ничего не знает обо мне… Его магазинчик – единственное место во всей Северной Африке, где можно раздобыть икру.

Соня подошла к столу и заглянула в сумку.

– Икра! – Она сняла крышку с баночки и принялась есть прямо пальцами. – Я не ела икры со времени…

– С тех пор, как я уехал, – закончил ее мысль Вульф, поставив в холодильник бутылку шампанского. – Если ты потерпишь минутку, можно будет запивать икру холодным шампанским.

– Я не в силах ждать.

– Да, ждать ты не умеешь. – Он вынул из другой сумки газету на английском языке и принялся ее просматривать. Это была одна из тех дрянных газетенок, пестрящих официальными сообщениями, где новости о войне проходят еще большую цензуру, чем передачи Би-би-си, которые все равно слушают чаще… Местные репортажи в прессе такого рода были еще хуже: категорически запрещалось печатать речи египетских политиков, находящихся в оппозиции.

– Обо мне по-прежнему ничего не пишут, – сказал Вульф. Он уже успел рассказать Соне о происшествиях в Асьюте.

– Они всегда запаздывают с новостями, – невнятно проговорила Соня с набитым ртом.

– Не в этом дело. Если они пишут об убийстве, им нужно сообщить, каков у преступления мотив, а если они промолчат, люди попытаются угадать сами. Англичанам невыгодно распространение слухов: вдруг кто-нибудь догадается, что у немцев есть свои шпионы в Египте? Картинка получится неприглядная.

Соня ушла в спальню переодеваться и крикнула из-за занавески:

– Значит, тебя больше не ищут?

– Нет. Я видел на рынке Абдуллу. Он говорит, что египетская полиция не проявляет особого интереса к моей персоне, но существует некий майор Вандам, который на нее оказывает давление. – Вульф опустил газету и нахмурился. Хотел бы он знать, уж не этот ли Вандам вломился на виллу «Оливы». Жаль, что не удалось его рассмотреть, лицо офицера было скрыто тенью от фуражки, да и расстояние не позволяло приглядеться как следует.

– А откуда Абдулла знает? – спросила Соня.

– Понятия не имею. – Вульф пожал плечами. – Он вор, а воры все знают.

Алекс подошел к холодильнику и вынул бутылку. Она еще не охладилась, но ему хотелось пить. Он наполнил два бокала.

Соня вышла одетая. Как он и предполагал, она совершенно изменилась, ее прическа была идеальной, лицо искусно накрашено, платье яркого вишневого цвета ей очень шло, туфли подобраны в тон платью.

Через пару минут на трапе послышались шаги, кто-то постучал в люк. Значит, за Соней уже приехало такси. Она осушила свой бокал и ушла. Здороваться и прощаться друг с другом не входило в их привычки.

Вульф подошел к серванту, где хранился его радиоприемник, достал английский роман и лист бумаги, на котором был записан ключ к шифру, и принялся изучать ключ. Сегодня 28 мая. Значит, ему нужно добавить 42 – год – к 28, чтобы попасть на страницу в романе, по которой он будет шифровать сообщение. Май – пятый месяц в году, следовательно, каждая пятая буква на странице должна быть пропущена.

Алекс решил сообщить: ПРИБЫЛ НА МЕСТО. ПРОВЕРКА СВЯЗИ. ЖДУ ПОДТВЕРЖДЕНИЯ. Начиная с самого верха семидесятой страницы он принялся отыскивать букву «п». Она оказалась десятой, если не считать все пятые буквы. Значит, в его коде она будет передаваться десятой буквой алфавита – «и». Затем ему нужна «р». В книжке эта буква была третьей после «п», значит, она будет передаваться третьей буквой алфавита – «в». Для редких букв существовали свои варианты.

Подобный вариант кодировки был единственным способом, неуязвимым как на практике, так и в теории. Чтобы расшифровать такое донесение, нужно иметь и книгу, и ключ.

Закодировав сообщение, он взглянул на часы. Сеансы связи устраивались сугубо в полночь. Следовательно, в запасе оставалась пара часов. Алекс наполнил бокал шампанским и решил доесть икру. Найдя ложку, он взялся за баночку, но та была пуста. Соня все съела…

* * *

Взлетно-посадочной полосой громко называлась полоска пустынной земли, очищенная от верблюжьих колючек и крупных камней. Роммель смотрел вниз на стремительно приближающуюся землю. «Шторх», легкомоторный самолет, которым германское командование пользовалось для коротких перелетов над полем боя, спускался вниз, словно уставшая муха, его выпущенные шасси напоминали длинные лапки. Самолет приземлился, и Роммель выпрыгнул наружу.

Сначала его обдало жаром, затем – пылью. Там, в небе, было относительно прохладно; теперь ему показалось, что он попал в преисподнюю. На лбу моментально выступили капельки пота. При каждом вздохе на губах и кончике языка оседал тонкий слой песка. На его крупный нос села муха, пришлось согнать ее движением руки.