– Во время укола лучше вдохнуть, – сказал он, и игла болезненно проткнула вену. Жижа брызнула в кровь, и в голове у меня резко помутилось. Прошло несколько секунд, во время которых я пыталась сфокусировать взгляд, и медик дохнул силой. Боль, похожая на ледяной взрыв, ударила в сердце, расходясь снежными осколками по всему телу.

– Отлично, теперь я закончу дело, – бросил Сид, схватив меня за руку. Он дёрнул ее вверх, заставляя встать, а я с ужасом поняла, что ноги не слушаются, и повалилась на пол.

– Надо же, как сильно подействовало, – пробормотал старик, нагнувшись и пощупав моё запястье. – Ничего, скоро станет легче. Должно стать…

– Отойди, Эрас, – отодвинул старика надзиратель. – Это что, мне тащить её придётся?

– Признаться, я ещё не видел, чтоб “Поцелуй русалки” действовал так сильно…

– А, никакого толку от тебя, – проворчал Сид, перекидывая меня через плечо.

А я так хотела закричать, чтобы этот собакоголовый не прикасался ко мне! Но получилось лишь невнятное бормотание.

– Да, я тоже рад тебе, кроха, – весело сказал Сид, неся меня по коридорам. – Не понравился я тебе вчера, да? – сказал он, когда все лишние уши остались далеко позади. – После эргастула ты сама мне на шею кидаться будешь, лишь бы больше туда не попасть. А я что? Я терпеливый. Я подожду. Но вымаливать прощение тебе придется долго, маленькая сучка. Стоя на тощих коленях и причмокивая у моих спущенных штанов.

После этого он гадко рассмеялся, а меня едва не стошнило.

Мы прошли несколько лестничных пролётов вниз. Пару раз повернули и направились по длинному коридору, внезапно остановившись прямо в середине.

– Пришли, кроха.

И тут раздался страшный крик. В нем не было ни капли человеческого. Он смешивался с лязгом металла, словно кто-то грызет решетку зубами. И с визгом, напоминающим царапание вилкой по стеклу.

Сид вздрогнул. Стало ясно, что это нечто пугает его так же, как и меня.

– Что это?.. – смогла выдавить я, через силу шевеля будто обмороженными губами.

– Не твоё дело, – буркнул он, а потом, похоже, сжалился надо мной, что было странно. – Но к заключённым это отношения не имеет.

А затем он грубо выпихнул меня в маленькое квадратное помещение, где было холодно, темно и страшно воняло человеческими испражнениями.

– Пока, кроха. И можешь не кричать. Этот этаж находится так низко, что ни надзирателям, ни заключённым ничего не слышно.

В это было легко поверить. Он не лгал.

Каменная дверь с хрустом задвинулась, оставив меня словно в гранитном гробу.

Лёжа на полу, не в силах подняться, я размышляла над своим положением, продолжая изредка слышать душераздирающий вопль. Он пугал, заставляя сжиматься в маленький комок, обнимая колени. В груди разливался холод, словно в сердце поселился льдистый осьминог, простирающий свои щупальца повсюду. Я чувствовала инородную магию внутри себя, и она сидела там очень прочно.

К тому же слишком хорошо ощущались последствия “Поцелуя русалки”. Мерзкая настойка оказалась очень сильной. Я с трудом шевелила руками и ногами. А нужно было приходить в себя. Если это место считалось таким опасным, я обязана была хотя бы попробовать о себе позаботиться!

В каменной клетке мне предстояло провести неделю. Я с трудом привалилась спиной к стене, обдумывая, как буду это делать. Глаза привыкли к темноте, и я смогла разобрать, где всё-таки оказалась.

Квадратная камера три на три метра, кое-где разбросана вонючая солома, смешанная с человеческими испражнениями. Отхожее место оказалось в дальнем правом углу. Условно “дальнем”. Поскольку все здесь было слишком близко. Туалет не был ничем огорожен, даже не утоплен в пол. От этого грязь разносилась повсюду, смешиваясь и впитываясь в солому, которая, очевидно, когда-то служила постелью.

Потолок располагался невероятно высоко. Вот почему здесь было так холодно. До него было метров десять, не меньше. И на самом верху зияло крохотное оконце, которое и дарило немного света.

Я поёжилась, отползая в самый чистый угол, ногами отпинывая грязную солому. Тошнота подступала к горлу, но я держала себя в руках.

«Это все не так страшно…»

Я уверяла себя, что смогу это вытерпеть.

Без соломы было обжигающе холодно. Камень пола ничем не прогревался, и тепло тела вряд ли могло изменить ситуацию. Поэтому я сидела на корточках.

Первые несколько часов прошли в немом стремлении вытерпеть все. Но очень скоро холод и затекшие ноги начали подсказывать, что это будет не так-то просто.

Прошёл обед, наступил вечер. Я поняла это, потому что из единственного окошка света становилось все меньше. И тоскливый полумрак начал превращаться в настоящую черноту.

Я испугалась.

Весь день ко мне никто не приходил, и теперь ужасно хотелось пить. Иногда я вставала на ноги и мерила каменную клетку осторожными шагами, стараясь ни на что не наступить. Даже холод не мучил так, как эта грязь.

Пришла ночь. Ещё несколько часов я терпела, но постепенно все сильнее начинало клонить в сон. Вернувшись в свой угол, я села на пол, рискуя отморозить все на свете, и согнула ноги в коленях. Руки легли на них, а поверх – голова. Поза не отличалась удобством, но из-за холода я быстро задремала.

Уснула, чтобы проснуться от сильной боли… Окрыла глаза, завизжав и подскочив на ноги, не понимая, что произошло. Нога пульсировала и ныла. Опустив руку вниз, я поняла, что там рана. Под пальцами текла тёплая липкая кровь.

– Что за ерунда?.. – прошептала я, чувствуя, как от страха холодеет спина, а ладони становятся влажными.

Но понять что-либо было совершенно невозможно. Я вернулась в свой угол и снова села на корточки, намереваясь больше никогда не спать. Я не шевелилась, и через несколько десятков минут моей ноги коснулось что-то мягкое. Я взвизгнула, дернувшись и ударив что-то невидимое и лёгкое. Раздался писк.

– Крысы, – прошептала я вслух, только чтобы придать себе уверенности. – Всего лишь…

Но это не были “всего лишь” крысы. Это были голодные, злые и бесстрашные создания. Я поняла это очень скоро, когда животные начали подходить ко мне все чаще, проверяя, сплю я или нет. Одна даже прыгнула мне на грудь. Совсем недалеко от лица.

Пару раз я кричала. Действительно кричала. Но меня никто не слышал.

Холод начал сводить с ума. Так же как и страх уснуть. Понимание, что крысы меня просто сожрут, отрезвляло. Неужели кто-то провёл здесь неделю? Неужели придётся и мне?..

А потом я начала думать. Лихорадочно прокручивала в голове последние слова доктора, не понимая, зачем я это делаю. Пока не вспомнила фразу:

“Настойка сделает тебя вялой и апатичной, чтобы подавить сопротивление…”

“…чтобы подавить сопротивление…”

Сопротивление чему? Чему тут можно сопротивляться?..

Можно было бы подумать, что речь шла о самом уколе. Но если действие настойки начинается после укола, значит, сопротивляться я должна чему-то, что наступает после блокирования магии…

Чему же?

Надзиратель Сид больше не собирался меня мучить, в эргастуле на меня нападали только крысы.

Но заключенные проводили здесь по семь дней и, судя по всему, выбирались отсюда живыми. Если бы укол должен был блокировать сопротивление крысам, то из камеры выносили бы обглоданные трупы.

Значит, «Русалочья настойка» блокирует сопротивление чему-то другому… Но чему я могу сопротивляться?..

Ответ пришел неожиданно.

Магической печати! Значит, я могу сопротивляться наложенному заклинанию! Хотя бы в теории…

Эта мысль придала мне сил. А когда наступило утро и сквозь окошко стал проникать тусклый свет, окрашивая каменный мешок в черно-серые тона, крысы разбежались по щелям в полу. Я все ещё слышала, как скребутся их крохотные лапки, и чувствовала присутствие поблизости голодных зубастых ртов. Но их самих видно не было.

Закрыла глаза. Не для того, чтобы спать. Я пыталась почувствовать собственный ключ тиарэ. Источник человеческой магии. Где-то там, внутри, его блокировала проклятая печать.

Конечно, страх, холод, голод, жажда и желание, наконец, поспать очень мешали процессу. И почему я не подумала об этом раньше, когда сил оставалось ещё не так мало?..

Вдруг мои размышления прервал скрип отодвигаемой дверной заслонки. Сквозь небольшую щель у пола протиснулась жестяная миска.

– Вода, – услышала я незнакомый голос. Я уже собиралась взять долгожданное питье, как со всех сторон к тарелке бросились крысы. Они появились из ниоткуда и тут же окунули в лохань свои морды, оставив снаружи только длинные лысые хвосты.

Надо ли говорить, что к воде я не притронулась?..

Нужно было сконцентрироваться на печати. Не думать о том, как сильно хочется есть и пить. Как слипаются глаза, в которые будто насыпали песок. Как дрожат руки, отмороженные от холода.

Через пару часов напряжённого бездействия у меня кое-что получилось. Словно я вдруг стала видеть закрытыми глазами. Причем там, в этом странном, будто ином мире, повсюду сверкали золотые искры и всполохи. А посреди них мерцало красное пятно с клубящимся вокруг алым туманом.

Мой ключ!!! Какой же он был большой! И словно незримые тонкие нити протягивались во все стороны, одновременно наполняя и опустошая его.

– Удивительно, – выдохнула я, распугав зазевавшихся крыс.

Но там же, прямо на бордовом пульсирующем источнике, как клеймо, стояла печать медика. Все такая же яркая и витиеватая.

Я попробовала выплеснуть немного силы, как делала это в детстве, чтобы согреться. Обычно у меня уходила на это вся доступная мне тиарэ. Правда, тогда я не знала, что это называется именно так.

Сейчас ничего не вышло. Печать на ключе накалилась, отдавая болью в сердце, обжигая его, алый источник магии дёрнулся, и все вернулось на свои места. Как и предполагалось.

А я продолжила повторять попытку одну за другой. Мой замысел был прост: я хотела понять, как именно работает печать.

За этим делом прошло ещё полдня. Руки и ноги от холода потеряли чувствительность. Меня начал мучить сухой кашель. Но он отпугивал крыс, так что я была даже рада.

Очень хотелось пить. Нестерпимо. Теперь я вспоминала утреннюю миску с водой и думала: “Почему я не отогнала крыс?” От полного отчаяния меня отделяла лишь чёткая цель: я должна сломать печать.

Я не должна сдаваться.

Никогда.

Ближе к вечеру меня неожиданно сморил сон. Пробуждение было пугающим и жёстким. Я завалилась на бок, ударившись головой. Тряслись руки и ноги, зубы стучали. Но я снова была рада: крысы не успели мной отужинать.

Сломать печать я пыталась снова и снова. Изредка проваливаясь в забытьё, а потом с криком просыпаясь от болезненного укуса. Так прошла и вторая ночь.

Утром, заходясь в грудном кашле, я нашла то, что искала. Брешь в руне печати! Не знаю, откуда она там появилась, но это показалось едва ли не спасением: некоторые из завитков заклинания, связанных медиком, были не такими толстыми, как остальные. Они не наливались силой, когда я задействовала ключ. Они дрожали! Словно нити тонкой паутины, дерни – и разорвется.

Так я и сделала: выбрала один из самых тонких участков печати и направила всю тиаре на него. Горячая боль вновь разлилась в груди, отдавая покалыванием в кончики пальцев.

Я скривилась, из горла вырвался смех, больше похожий на хрипы. Закашлялась.

Но завитки дрогнули, оставив остальную печать нетронутой.

Никогда не сдаваться.

Попробовала ещё раз, другой, третий – и от завитка откололся крохотный кусок.

Я вскрикнула от радости, почувствовав, как тонкая струйка тиарэ добралась до пальцев. Тут же выплеснула её наружу, снова пытаясь согреться.

Получилось! Да, этих каплей хватило ненамного, однако мне было уже гораздо теплее.