Не зная, что сказать, я сначала кивнула, а потом помотала головой. Нет, нет, я не хочу жить с какими-то одногруппниками! Мы же с Генри договорились, что я буду жить у него, а он уйдет в свой городской особняк! Я не могу жить с мужчинами!

Однако ректор оказался глух ко всем мольбам моего друга. Когда же я попыталась уговорить профессора Филлипса сама, он воспринял это как еще одно доказательство моей несамостоятельности – дескать, я так боюсь взрослой жизни, что без Генри не могу ступить и шага. В конце концов нам пришлось смириться и, забрав карточку на заселение, понуро выйти из кабинета.

– Ну что? – спросил меня хмурый Генри, когда мы отошли от дверей. – Возвращаемся в мой особняк?

Я напряженно размышляла, отстраненно глядя на стену. На ней виднелась филигранная надпись, предназначенная для вдохновения студиозов: «Будущее в твоих руках». Пока что я держала в руках только бумажку на заселение, но от моего решения действительно зависело, стану ли я миссис Фиггинс или буду жить свободной мисс Эмили Бишоп. Почему-то дух возможностей, витающий в академии, вдохнул в меня веру, что все будет хорошо, даже если придется пожить в одной комнате с настоящими парнями.

– Нет, – решившись, я повернулась к Генри, – я остаюсь. Пойдем заселяться.

Мы прибыли в академию вечером, но, несмотря на позднее время, нам все же удалось разыскать коменданта общежития и взять браслет студента, который я должна буду носить все время. Он работал как ключ от комнаты и заодно служил пропуском в общедоступные места. Например, в библиотеку. А вот в какую-нибудь подземную лабораторию я просто не смогу зайти: если нет доступа, то при попытке проникнуть туда меня отбросит назад.

«Тюрьма какая-то, а не академия», – уныло подумала я, когда тонкая серебряная цепочка застегнулась на руке и словно сжалась, слившись в сплошную полосу. Хотя, наверное, это лучше, чем если бы тут по комнатам ночами ходили воспитатели и проверяли, спим мы или бродим в неположенных местах, как бывало в нашем пансионе.

После этого плохие новости, к счастью, закончились. Мою комнату мы с Генри отыскали довольно быстро, хотя комендант и не стал нам помогать, а, сославшись на поздний час, удалился. Внутри обнаружились всего две кровати, и обе пустовали. Видимо, мой сосед еще не прибыл – официально учебный год начнется только завтра.

Сама комната оказалась достаточно просторной и уютной. Кровати были застелены синими покрывалами с вытканными грифонами, символом академии, а стены – обклеены бледно-голубыми обоями. Между кроватями имелось окно, широкое и занавешенное светлой шторой, к которому был придвинут массивный письменный стол.

– Уроки можно делать тут, а можно в библиотеке, – пояснил Генри и указал на неприметную дверь в углу комнаты: – А там у вас, наверное, ванная.

За дверью действительно оказалась ванная комната, оснащенная не только, собственно ванной, но и раковиной, и зеркалом, и прочими удобствами, о которых галантный Генри не посмел бы заикнуться при дамах. Подергав защелку на двери и убедившись, что она хорошо закрывается, я вышла в комнату, куда как раз затаскивали мой чемодан.

– Спасибо, – мимолетно бросил Генри, поблагодарив слуг монеткой, и я вдруг поняла, что скоро он уйдет, и я останусь одна в академии, где вокруг куча мужчин. Сейчас, еще несколько минут, у меня был шанс отыграть все назад. Я могла вернуться в особняк Генри или сразу в пансион, жить жалкой жизнью, но при этом не стать изгоем общества. Если же сегодня я переночую в академии, и об этом узнают, то социальная жизнь Эмили Бишоп будет разрушена навечно, и меня не примут ни в одном приличном доме.

– Все нормально? – спросил зоркий Генри, который знал меня как облупленную и видел, что я сомневаюсь.

– Да, – помедлив всего миг, отозвалась я. – Все отлично. – И я даже улыбнулась, чтобы показать, как у меня все отлично.

Наверное, получилось достаточно фальшиво, потому что беспокойство во взгляде Генри никуда не делось, но он все же кивнул и, пожелав мне спокойной ночи, удалился.

«Что ж, – я вздохнула и, раскрыв чемодан, уставилась на кучу вещей. – Пора это все разобрать». Кстати, а в чем мужчины спят ночью? Не в ночной же сорочке? Как-то я забыла уточнить этот момент…

В конце концов мне удалось обнаружить на дне чемодана, под бесчисленными перчатками, жилетками и бриджами уютную фланелевую пижаму на несколько размеров больше. Облачившись в нее, я наконец-то легла в кровать. Ну и денек сегодня… Редко кому, наверное, удается в один день сменить пол, имя и учебное заведение. Поэтому я так устала. Надо бы, конечно, разобрать чемодан, но сейчас у меня уже просто слипались глаза. Завтра займусь.

Однако «завтра» началось с истошных криков в коридоре, что мы опаздываем. Подорвавшись, я заметалась по комнате, пытаясь одновременно одеться, причесаться и почистить зубы.

«Носки, – жалобно вопили в коридоре, – где все мои носки?» Через пару минут, когда я, едва взглянув в зеркало, уже выбежала в коридор, тот же голос облегченно выдал: «А, вот они, на люстре!»

Порадовавшись, что живу хотя бы не с тем адептом, у которого носки по ночам убегают на люстру, я зашагала по коридору, раздумывая, как бы найти столовую, где мы договорились встретиться с Генри. Вдруг одна из дверей открылась, и в коридоре показался парень с такими рыжими волосами, что создавалось впечатление, будто он окунулся в ведро с оранжевой краской. Его галстук сбился набок, волосы торчали во все стороны, но настроение было самое радужное.

Глава 5

– О, привет! – радостно поприветствовал он меня. – А я тут носки потерял, кое-как отыскал. Я Томас, а ты?

– Эмиль, – затравленно оглянувшись, я убедилась, что он обращается ко мне, и вдруг не к месту улыбнулась. Мадам Фоббс говорила нам, что улыбка – это главное оружие, и его можно применять в любой ситуации. – А где… столовая? Кушать?

Как и вчера, в моей речи сам собой прорезался ужасающий акцент, и Томас сначала моргнул, глядя на меня и пытаясь разобрать, чего я хочу, а потом махнул рукой куда-то в сторону лестницы:

– Пойдем, покажу. А ты из другой страны, да?

– Да, да, – усиленно покивав, я пошла за ним.

Он без умолку болтал, рассказывая, как искал свои носки и как в итоге пришлось надеть по одному носку из разных пар, и время от времени спрашивал меня, из какой я страны. Я рассеянно слушала его, кивая, улыбаясь и отвечая, как попугай:

– Моя страна далеко. Далеко-далеко.

К счастью, тут мы дошли до столовой. Издалека завидев Генри, я понеслась к нему со скоростью паровоза.

– Доброе утро, – при моем приближении друг начал было вставать, но на полпути вспомнил, что теперь я – не дама, и со вздохом сел обратно. Едва я опустилась на стул, как он тут же окинул меня внимательным взглядом, и тревога в его глазах постепенно улеглась.

– Как первая ночь в академии? – поинтересовался он, пододвигая ко мне поднос, на котором уже стоял завтрак и кофе. Я, сообразив, что вообще-то все несут себе еду сами от раздаточных столов, поблагодарила его кивком, ощутив внезапную неловкость. Генри столько для меня делает… В обед нужно будет прийти пораньше и самой сходить за едой, чтобы не утруждать его.

Я уже открыла рот, чтобы сообщить, что ночь прошла отлично, как вдруг взгляд Генри переместился за мою спину, и он еле слышно простонал:

– Рыжий Том! Я же просил, только не связывайся с ним!

– А? – Обернувшись, я увидела Томаса, лучезарно улыбающегося и протискивающегося между адептами. В его руках был поднос, и через минуту он плюхнул его на наш стол. Затем с шумом отодвинул стул, уронил свою сумку, наклонился, чтобы поднять ее, чуть не сбил стакан с чаем – Генри каким-то чудом успел его подхватить – и наконец сел.

– О, привет! – радостно поприветствовал он Генри, забирая у него из рук свой чай.

– Рыжий Том, – отозвался Генри, испытующе глядя на Томаса, – и как у тебя сейчас с магией?

Я выразительно глянула на друга – нельзя же называть человека по прозвищу прямо в лицо, вдруг он обидится! Однако Том ничуть не оскорбился, а лишь заверил Генри, одновременно жуя булочку:

– Все лето тренировался! За три месяца ни разу не пришлось новые шторы покупать!

Не понимая, при чем тут шторы, я перевела взгляд с одного парня на другого, и Генри пояснил:

– У Тома проблема со стихийными выбросами магии, а он огневик, вообще-то. Поэтому, если он соберется колдовать, беги куда подальше.

– Да, лучше бежать, а то можно без бровей остаться, – Том немного смущенно пожал плечами, и Генри обернулся к нему.

– Будешь колдовать возле Эмиля – руки вырву, – спокойно пообещал друг, – он мне нужен живой и с бровями. – От этой угрозы мне стало не по себе и даже есть расхотелось – все же я не привыкла во время завтрака слышать обещания вырвать руки. Но Генри, тут же бросив на меня строгий взгляд, добавил: – Ешь быстрее, скоро звонок.

Кивнув, я молча заработала челюстями. Однако к тому моменту, когда прозвенел первый, предупреждающий звонок, я все равно не успела доесть. Да в меня больше и не лезло – порции ведь были рассчитаны на мужчин.

– Пойдем? – поднявшись, я схватила свою сумку. Опаздывать в первый день не хотелось.

Когда мы проходили по столовой, с какого-то стола моему другу помахали, и он ответил сдержанным кивком, но не подошел. Я запоздало сообразила, что у Генри вообще-то в академии есть друзья. Обычно он, наверное, завтракает и идет на занятия с ними, вместо того, чтобы возиться с первокурсниками.

«Генри, спасибо тебе, – с неожиданной благодарностью подумала я. – Что бы я без тебя делала?»

Доведя меня до основного холла, друг, поколебавшись, уже было собрался свернуть в какой-то коридор. Однако Томас, все еще плетущийся за нами и рассказывающий увлекательные истории про поиски носков этим утром, вдруг удивленно произнес:

– Так у старшекурсников же занятия там! Я знаю дорогу, не переживай, – и он целеустремленно зашагал по этому самому коридору.

– Ладно, Рыжий Том уже третий раз на первом курсе, аудиторию должен найти, – с сомнением произнес Генри и ободряюще улыбнулся мне: – На обеде увидимся!

Помахав ему на прощанье, я развернулась и потопала за Томасом.

Генри оказался неправ. Томас, хоть и оставался на второй год уже три раза, не смог найти нужную аудиторию. Сначала у него вдруг порвался ремень на сумке, и все содержимое вывалилось на пол. Потом, когда мы с ним уже все собрали, он перепутал дверь и ввалился на занятие к второкурсникам. Так что в свою аудиторию мы влетели уже после звонка, запыхавшиеся и красные от бега.

– Опаздываем, – строго произнес преподаватель, грузный мужчина с подкрученными тонкими усиками. – Сегодня прощаю, но в следующий раз будете писать строчки. Садитесь скорее, занятие уже началось.

Сориентировавшись быстрее меня, Томас поспешно сел за последнюю парту, всего лишь сбив по дороге чью-то чернильницу и заехав кому-то по уху сумкой. Я же, оглядев аудиторию, увидела лишь одно свободное место – прямо за первой партой, рядом с парнем, смерившим меня неприязненным взглядом.

Слегка поежившись, я все же села рядом и украдкой на него покосилась. Сосед был брюнетом весьма аристократичного вида, с изящными чертами лица – лица, на котором сейчас было написано высокомерное выражение, далекое от дружелюбия. Может, он подумал, что если я опаздываю, то, значит, я – безответственный ученик? Ну так я докажу, что прилежания мне не занимать. Отвлекать болтовней я никого не собираюсь, списывать тоже, так что переживать ему не о чем.

Вытаскивая из сумки учебник и пенал, я вдруг поймала на себе его косой взгляд и дружелюбно улыбнулась. Однако сосед лишь скривился и отвернулся, отчего я недоуменно моргнула. Ему что, не нравятся принятые в обществе проявления вежливости? Ладно, пусть думает, что хочет, лучше послушаю преподавателя. Все же мне придется учиться тут два месяца, не стоит расслабляться.