– Ну, Анечка, таки не надо все драматизировать, – Раиса Марковна, вечная заведующая послеродовым отделением, с удовольствием выбрала пирог побольше и грузно уселась в свободное кресло. – Вот я уже могу себя считать настоящим реликтом нашего заведения. Страшно сказать, я родилась не только в прошлом веке, но и в прошлом тысячелетии и помню эпохи оттепели, застоя, перестройку и еще много чего. И скажу вам так: в любом времени есть свои преимущества… правда, таки не у всех. Вот тут на днях прошел, даже можно сказать, прошелестел один очень интересный слушок. Кто-то из наших небожителей, – Раиса Марковна выразительно закатила глаза, показывая куда-то наверх, – выиграл в лотерею. И хорошо-таки выиграл. Просто купил билет в переходе метро, и сразу такое счастье – огромная куча денег. Вот только просто ради интереса хотелось бы узнать, как «его величество» в его-то туфлях из крокодиловой кожи и пальто от итальянского кутюрье туда попал, я имею в виду таки метро. И этот везунчик, не ломая себе долго голову, сразу взял себе домик, такую небольшую дачку. – Раиса Марковна театрально выдержала паузу, потом медленно взяла чашку чая, при этом манерно оттопырив мизинчик, и, сделав из нее небольшой глоток, продолжила:

– Так вот, мои дорогие, если кто из вас думает, что этот счастливчик купил себе шесть соток где-нибудь в центре Мшинского болота или рядом с ним – «если вы думаете-таки да, так-таки нет», так говорил Буба Косторский. Этот новый Корейко прикупил себе маленькую хатку на… Канарах, и теперь ему плевать на всех, кто по его милости остался на улице, а кто и на проспекте нашего города. И не дожидаясь реакции окружающих, тут же перешла к следующей теме:

– Женечка, вы обратите внимание на список предложенных мест работы. У вас там «почетное» шестнадцатое место, и место в женской консультации во Всеволожске, а вы, кажется, живете где-то совсем рядом, кажется, в Приморском районе. Это будет где-то «семь лаптей по карте».

В ответ Евгения, соглашаясь, даже бровью не повела, принимая услышанное как должное и изобразив на лице выражение «сбылась самая большая мечта детства».

– Ой, только не расстраивайся так, меня вот вообще в этом списке нет. – Раиса Марковна была явно в ударе, видно, пирожок и чай из пакетикам пошли ей на пользу, и она с явным удовольствием, не замечая воцарившуюся

в ординаторской тишину, вдохновенно продолжала:

– Вот я. Я совсем не собираюсь плакать. Мне по возрасту на панель поздно, а на паперть, по хабитусу, рано. И ничего. Собираюсь жить, как ты, Женечка, часто говоришь, долго и счастливо.

Новость о «дачке на Канарах» произвела эффект шоковой терапии, и продолжение насчет паперти и панели уже никто не слышал. Не то чтобы воцарилась атмосфера великой скорби и печали, но поводов для радости тоже как-то не наблюдалось.

Евгению затошнило, и появилось ощущение нехватки воздуха.

– Схожу на дородовое, – с трудом произнесла она, прервав общее молчание.

– Жень, там еще кофе-автомат не убрали, может, по чашечке? – спросила Маринка, направляясь к выходу. – Да и поговорить надо.

– Рая, поставь наконец Анькину чашку и завари себе свежий чай, – раздался за ее спиной сердитый голос Алины Арнольдовны. И только сейчас все обратили внимание, что Раиса Марковна под шумок захватила чашку Анны Михайловны и, сохраняя абсолютное спокойствие, продолжает попивать из нее чай.

– Я уже упаковала свою чашку, – тут же отозвалась Раиса Марковна, – и пакетиков больше нет, этот был последний.

– Ну ты, как всегда, своего не упустишь…

Кому принадлежала последняя реплика, Евгения уже не разобрала, вместе с Маринкой они вышли в коридор, где стало заметно свободнее. Исчезли несколько особо крупных ящиков, большая часть коробок и мешков. Уменьшилась суета и количество снующего народа, стало значительно тише. Родильный дом еще был жив, но его состояние можно было оценить как безнадежное, и до конца оставалось совсем немного, он понимал это и, несмотря на боль, уходил достойно.

– Как Мишка и тетя Нина? – первой, на ходу, заговорила Женька.

– Все как обычно. Мама всем недовольна, Мишка в детском саду на

летней даче. Женя… – подстраиваясь под ее шаг, с готовностью ответила Марина и внезапно остановилась на полуслове, будто натолкнулась на невидимую стену.

У кофемашины стояли двое мужчин. Оба невысокие, лысоватые, с лоснящимися круглыми щечками, сами все такие плотненькие и крепко сбитенькие, с одинаковыми аккуратными пузиками, похожие на только что поспевшие огурчики, в одинаковых от-кутюр костюмах и брендовой обуви, которые даже не старались скрывать своей баснословной цены. Прямо двое из ларца одинаковы с лица, только костюмы разного цвета, – промелькнуло в голове у Евгении, но сказать вслух не успела, мужчины одномоментно развернулись и посмотрели в их сторону. Маринка что-то жалко пискнула в виде приветствия и мгновенно скрылась за ближайшей дверью, мужественно оставив Евгению на растерзание.

Первый – главный врач Антон Ильич, увидев ее, сразу впал в некую задумчивость, решая непосильную задачу – узнавать или не узнавать строптивого доктора, но, видимо, придя к выводу, что корона с его ушей не свалится, снизошел до холодного, почти незаметного кивка – мол, заметил и даже узнал. Тонкий излом губ, зажатый между толстыми щечками и двойным подбородком, слегка дрогнул, чуть приподнялась бесцветная бровь, тем самым подчеркивая заплывшие мутные глазки, и все лицо сразу стало напоминать тот блин, который бывает первым, то есть комом.

Евгения расплылась в «радостной» улыбке. А как же! Ведь ее узнали! Теперь чувство гордости и вселенского счастья должно переполнить ее «ничтожное» существо и желательно вылиться в виде соответствующих моменту ритуальных песен и плясок. От подобных мыслей у Евгении улыбка едва не вышла за пределы лица.

– Евгения Павловна, – главный врач мгновенно убрал со своего лица выражение «вымученной» доброжелательности. – Не забудьте подойти в отдел кадров и написать заявление «по собственному желанию».

– С чего это? – продолжала веселиться Евгения. – Меня вполне

устраивает работа под вашим мудрым руководством, Антон Ильич. Тем более меня здесь нет, я еще в отпуске…

– Антон Ильич, – остановил закипающего главного его собеседник.

«Собеседник» был «большой шишкой» в комитете здравоохранения. Два года назад она познакомилась с ним на научном конгрессе в Сочи, где «шишка», перебрав на банкете, открытым текстом предложил ей переспать. При этом пообещав «такой красивой» женщине не только незабываемые ощущения и ночь, полную «страсти и неги», но и руководящую должность в медицинской организации по ее профилю. И тут же получил ответ, который прозвучал коротко, но весьма доходчиво – «она собой не приторговывает и очень надеется, что у нее никогда не возникнет такой жизненной необходимости». В тот же миг на всей ее дальнейшей карьере был поставлен один большой черный жирный крест. Даже если бы ее заранее предупредили о женской консультации во Всеволожске, ответ был бы тот же.

– О чем задумались, Евгения Павловна? – ласково произнес «комитетчик», подав знак главному врачу, чтобы он их оставил. И тот, поняв все с полунамека, «шаровой молнией» унесся в свое «счастливое будущее».

– Вы по-прежнему хороши, и загар вам к лицу, – бархатным голосом журчала «шишка» из комитета. При этом делая вид, что не видит, с какой до неприличия быстрой скоростью удаляется главный врач. – Как ваши дела?

– Как любит говорить Раиса Марковна, заведующая нашим послеродовым, «не хочу вас расстраивать, но таки у меня все хорошо».

– Ну почему же это меня должно расстраивать? Я искренне рад этому. Кстати, почему вы не хотите писать заявление?

– Не понравилось новое место работы, которое мне предложили. Извините за нескромный вопрос: вы его вместе с главным врачом выбирали?

– Напрасно вы так, Евгения Павловна, – бархат в его голосе исчез без следа. – Ведь может возникнуть ситуация, что и женская консультация во Всеволожске окажется плодом желанным, но запретным. Но не будем ссориться, – процент елея в его голосе вновь превысил все разумные уровни. – Возможно, у вас все-таки возникнет желание позвонить мне, и я буду только рад этому. Кстати, о заявлении, даже если вы его не напишете, вам, конечно, когда-нибудь выплатят материальную компенсацию, выдадут единовременное денежное пособие, а потом будет центр по безработице с его грустным пособием. Деньги имеют свойство быстро заканчиваться, особенно если нет новых поступлений. Так что можете продолжать улыбаться, ведь завтра может быть еще хуже… И на сим позвольте откланяться, – он быстро развернулся и, не прощаясь, пошел в сторону лестницы.

Евгения осталась стоять на том же месте, только покрепче сжала кулаки. Ей нечего было сказать этой осанистой, уверенной в себе властной спине.

– Они ушли? – тревожно спросила Маринка, чуть высунувшись в приоткрытую дверь, и оглядела опустевший коридор. – Жень…

– Марина, не сейчас, пожалуйста, – ничего не объясняя, Евгения повернула к ординаторской. Кофе, так же как и продолжать разговор с сестрой, уже не хотелось.

В ординаторской было пусто, на столе заведующей осталась стоять чашка с остатками недопитого чая и пустая тарелка из-под пирожков. Не глядя она выпотрошила свой стол и совершенно безобразным образом, будто опаздывала на последний поезд, не разбирая на нужное и ненужное, затолкала все в большой пластиковый пакет. Он получился громоздким, но не тяжелым. Главное неудобство доставляли книги, чьи острые углы достаточно неприятно били по ногам. Зато была занята только одна рука, дамская сумочка, размерами и формой больше напоминающая средних размеров рюкзак-трансформер (зато туда поместились сменные туфли) благодаря своим длинным ручкам, была лихо переброшена через плечо (при этом достаточно чувствительно ударив свою хозяйку по спине). Расправившись с рабочими моментами, она теперь мучилась единственной дилеммой. Как добраться домой? Можно было проехать пять остановок на трамвае до метро, там всего две пересадки, минут десять на автобусе – и ты дома. Вариант второй – маршрутка, но до нее минут пятнадцать пешком, хотя если быстро и дворами… а если еще и в проходном подъезде одного из старых домов, составляющих основу этого района, будет открыта дверь черного хода, то… Времени на дорогу домой уйдет примерно столько же, но можно будет ехать сидя, что весьма удобно, учитывая размеры ее поклажи, и не бегать по пересадкам. Приняв всю весомость приведенных ей же самой доводов, Евгения, выйдя из роддома, решительно свернула во дворы.