Действовать нужно было очень осторожно. Будет неприятно, если те, кому он нанес визиты, встретятся и решат обсудить разговор с ним. И если Таммингтон вряд ли четко вспомнит, о чем они беседовали, то с графиней нужна была другая тактика. Такая, чтобы потом она даже не думала проговориться или раскрыть обстоятельства, при которых состоялся разговор.

Они спустились в маленькую гостиную в покоях графини. Служанка, наполнив чашки чаем и сделав книксен, удалилась. Люк подождал, пока за прислугой закроется дверь, поднялся и пересел на диван, почти вплотную к печально вздыхающей хозяйке дома.

– Джейн, – произнес он проникновенно и взял ее ладонь в руку, мягко сжал. – Благодарю вас за то, что рассказали мне о друге. Пожалуйста, не сердитесь, но вы будто подарили мне встречу с ним. И я позволил себе принести вам ответный подарок. В знак признательности. Пообещайте, – он чуть склонился к ней и скользнул пальцами выше, к локтю, – что не откажетесь.

– Это неправильно, Лукас, – прошептала она, но руку не отодвинула и всем телом потянулась к нему.

– В конце концов, – он понизил голос, – мы были близки.

Графиня склонила голову, но он успел увидеть признаки возбуждения: и чуть покрасневшие щеки, и взволнованно поднявшуюся во вздохе грудь.

– Вы так красивы, – проговорил он почти ей на ухо, – думаю, это оттенит вашу красоту еще больше. Посмотрите, Джейн.

Графиня осторожно протянула руку к плоской коробочке, открыла – Люк как бы невзначай положил ладонь на женскую спину, повел пальцами вниз. Дама ахнула.

– Но, Лукас, это великолепно!

Конечно, великолепно. Алмазный гарнитур – колье, серьги и браслет.

– Позволите? – спросил он. Графиня смущенно кивнула, и Люк осторожно надел на нее колье, словно мимоходом коснувшись груди. Поднял глаза, оказавшись к женщине очень близко.

– Джейн, память о бедном Уэфри не дает мне покоя. Мне кажется, если бы я был рядом, несчастья бы не произошло. Успокойте мою совесть, милая, – он коснулся ее губ, и глаза женщины затуманились, – расскажите, что же случилось.

– Вы не смогли бы ничего сделать, – тем же взволнованным шепотом ответила графиня, – он последнее время был сам не свой, Лукас. Очень рассеянный.

Ее пальцы расстегнули две пуговицы на его рубашке, и Кембритч отвлеченно подумал, что тело привычно реагирует на женскую ласку.

– У вас такие нежные руки, – сказал он хрипло, сам поражаясь, какую чушь несет. – Джейн, что значит сам не свой?

Она подняла на него потемневшие глаза, вздохнула – и пришлось поцеловать ее в шею со всем усердием. Как всегда, внутри Люка оставался тот, кто холодно наблюдал за происходящим со стороны, просчитывал и подсказывал варианты поведения. Только с одной женщиной это не работало. Только с одной.

– Постоянно подвергал себя опасности. – Графиня тяжело дышала, говорила сбивчиво, все это: и разговор о муже во время соблазнения, и действия потенциального любовника – ее возбуждало. – То все нормально было, то целыми днями какие-то происшествия. О-о-о, Лукас…

Грудь ее правда была волнующей.

– Дальше, Джейн, – проговорил он ей в ухо, стягивая платье с плеча. – Дальше…

– Как будто рассеянность на него нападала и целыми днями… не… везло.

– И в день смерти так же, милая Джейн?

– Да-а-а. – Она уже расстегнула на нем рубашку, и мягкая ладонь осторожно касалась его груди, спускаясь все ниже и периодически замирая от смелых действий бывшего любовника. – Это днем… случилось… Ах, Лукас, вот так, да… а с утра на него люстра упала, чуть-чуть мимо… оскол… ками… порезало… потом у машины… тормоз… не сработал…

Верхняя часть платья уже была спущена, и Люк любовался роскошным бельем, выбранным с очевиднейшим прицелом.

– Он домой вернулся… – Герцог распустил ей волосы, – пошел… в кабинет. А через полчаса нашли его внизу, у окна…

Он узнал, что хотел. Люк тяжело вздохнул – проскальзывала, ой проскальзывала шальная мысль закончить начатое – и натянул платье обратно на женские плечи. Со вселенской печалью посмотрел в недоумевающие серые глаза.

– Вы даже не представляете, что я хочу сейчас с вами сделать, Джейн, – сказал он тихо, обводя линию ее скул. – Но это сильнее меня. Не могу… простите меня. Вы такая страстная и великолепная, а я слаб. Ощущение, что я на могиле друга соблазняю его супругу. Я так хочу вас, так ждал этой встречи… и не могу. Вы простите меня?

Графиня всхлипнула и прижалась к нему пышной грудью.

– Это вы меня простите. Я так порочна!

– Вы великолепны, – успокаивающе сказал Люк, поглаживая ее по спине.

– Я так любила мужа, – прорыдала она ему в плечо. – И теперь, когда вы сказали… Ведь уже четыре года прошло, Лукас! Я думала, что смогу с вами, но вы правы, нельзя!

– Не плачьте, Джейн, – говорил он, морщась: слезы мочили рубашку, – это я во всем виноват. Ну же, милая, посмотрите, перед вами мужчина, который, если бы не муки совести, с наслаждением бы стал вашим. К сожалению, не могу предложить вам руку и сердце из-за известных обязательств… И, как оказалось, просто быть с вами тоже не могу.

Женщина плакала долго, и Кембритч терпеливо успокаивал ее, утешая раненую гордость и пытаясь сгладить разочарование. Наконец Джейн Уэфри успокоилась. Отстранилась от него, улыбнулась с усилием.

– Я даже рада, что так случилось, – сказала она, аккуратно прикасаясь салфеткой к покрывшимся пятнами щекам и красному носу. – Мне стало гораздо легче, Лукас. Словно у нас получилось отпустить его, не предав. Я думала, что уже не смогу нормально жить.

– Конечно, сможете, – произнес он, застегивая промокшую рубашку, – вы еще так молоды. И достойного мужчину найдете.

– Но не вас, – сказала она с неожиданной проницательностью и трезвостью.

– Не меня, – усмехнулся он, – увы. Прощайте, Джейн. Спасибо вам.

Он поторопился уйти. Малышка Джейн провожала его на удивление задумчивым взглядом, словно что-то поняла о нем.

* * *

В дверь постучали – Люк отвлекся от записей, поднял глаза. В кабинет вошел величественный Доулсон, с некоторой даже лихостью державший на кончиках пальцев тяжелый поднос. Молча, почти не морщась от сигаретного дыма, выставил всё на стол, налил кофе, поклонился и вышел. И Люк, сделав глоток обжигающего напитка, продолжил чтение.

Побывал он и на зимних скачках, хотя это ему не доставило удовольствия. И там разговорился с другом одного из погибших аристократов, которого затоптал лично им выученный и выращенный жеребец.

Пришлось сходить и в один из великосветских мужских клубов. Не «Поло» Билли Пса, конечно. Уровня, установленного наркоманом Доггерти, достичь пока не удалось никому. Но и тут все было на высоте: роскошная обстановка, карточные столы и бильярд, отзывчивые девушки, категорический запрет на присутствие прессы и вынос происходящего здесь наружу. Только лиц в этом клубе не прятали и внешние приличия старались соблюдать. Там, под парами алкоголя и дорогих сигар, Люк убедительно проигрывался старому барону Тома́рду, у которого с деньгами было не очень – и чей внук тоже оказался в числе тринадцати погибших. Пил, наливал барону за свой счет, оглаживал юных прелестниц с умелыми ручками, прижавшихся к нему по бокам, шепотом подсказав одной из них подсесть к противнику – и разомлевший от неожиданной удачи старик после очередного куша поведал ту же историю. Одно к одному. Череда несчастных случаев и закономерный финал: у машины лопнуло колесо, и семнадцатый в списке наследования улетел в реку.

Отыгрываться Люк не стал. Информация стоила потраченных денег.

Мать еще одного погибшего, графа Хе́ммингема, Люк застал на кладбище. Старушка, как ему доложил Леймин, каждую неделю по четвергам исправно ходила на могилу уже восемь лет. И прийти туда с цветами, якобы случайно столкнувшись с женщиной, было довольно просто. Как и разговорить ее – вдовствующая графиня готова была рассказывать про сына бесконечно и после представления и нескольких минут общения пригласила Люка выпить чаю. С ней он был деликатным и обходительным, почти трогательным, слушал с участием, вздыхал и потирал покрасневшие от сочувствия глаза, качал головой. Все как обычно. И попрощалась с ним старушка, будучи совершенно уверенной в том, что нынешний герцог Дармоншир – необыкновенно приятный и милый во всех отношениях, глубоко чувствующий и понимающий человек.

Сын ее был поздним, тщательно оберегаемым ребенком. Муж умер рано, и вся любовь оказалась направлена на отпрыска. Он только-только был представлен ко двору, поступил в королевскую военную академию – и на второй год службы, стоя на карауле во время сильного ветра, попал под снесенный вниз ураганом кусок кровли.

Картина складывалась понятная, и Люк, выйдя из дома вдовствующей и очень одинокой графини, несколько минут жадно вдыхал зимний морозный воздух пополам с привычной снежно-дождевой пылью Лаунвайта. От общения с графиней Хеммингем осталось тягостное чувство. Но вместо того чтобы поехать домой отдохнуть, Люк сел в машину, выжал газ и понесся к магу, который делал заключение о проклятии в семье Таммингтон.

Устал, да. Но, как охотничий пес, вставший на след, уже не мог отказаться от расследования, и азарт будоражил его так, что он периодически втягивал носом воздух и скалился от предвкушения.

Все-таки титул делал свое дело – герцога Дармоншира в офисе Ирвина Андериса приняли без записи. Маг держал частную практику и явно процветал: офис находился в деловом центре Лаунвайта, в роскошном здании, и секретарь у волшебника была очень даже, хоть и немного вертлявая, и помещение оказалось сплошь увешано грамотами и сертификатами.

– Я к вам за консультацией, – сказал Люк, усаживаясь в кресло в обставленном, как комната психолога, кабинете. Окна во всю стену, сверкающая чистота, белые стены, минимализм, милые мелочи, на которых можно остановить взгляд. Маг располагающе улыбнулся и кивнул. Тоже отработанные жесты и мимика. Как почти все инляндцы, он был тощ, рыжеволос и бледнокож. На вид ему казалось лет сорок, но кто знает этих магов?

– Слушаю вас, – приятным голосом откликнулся Андерис. – Сделаю все, что смогу, ваша светлость.

– Вы ведь специалист по проклятиям, – продолжил Люк. – Мне вас рекомендовали как лучшего в этой области.

– Это преувеличение, – скромно улыбнулся маг. – Позвольте вашу руку, милорд?

Люк безропотно протянул ладонь через стол, и стихийник некоторое время держал ее в руке, закрыв глаза и к чему-то прислушиваясь.

– На вас никаких проклятий нет, – удовлетворенно сказал Андерис. – Ни свежих, ни родовых – я чувствую их до седьмого колена. Ауру я вижу не глазами, этот уровень мне недоступен, увы, но чувствую точно, да.

– Да я, собственно, не по поводу себя, – усмехнулся Дармоншир.

Маг подобрался, глаза его похолодели.

– Ваша светлость, – проговорил он почтительно, – если вы хотите узнать о ком-то из моих клиентов, то я сразу скажу: все происходящее здесь строго конфиденциально. Как на исповеди, никто и никогда ничего не узнает. Поэтому и вы лично можете быть спокойны. Это же спокойствие я обеспечиваю всем своим посетителям.

– Хорошо, – протянул Люк. – Тогда чисто теоретически, господин Ирвин. Это можно?

– Конечно, – успокоенно кивнул маг.

– Предположим, с каким-то человеком долгое время происходят несчастные случаи. Очень долгое. И из-за плотности этих случаев один из них не может не стать для него фатальным. Однако маг никакого проклятия на нем не обнаруживает. Есть ли какое-то другое объяснение? Например, если проклятие навел более сильный маг – можете ли вы, если вы слабее, не ощутить его?

– Нет, – пробурчал Ирвин, – я все равно почувствую. Я на этом специализируюсь, ваша светлость. Я даже после смерти клиента некоторое время могу уловить остаточные вибрации проклятия. Возможно, какой-нибудь недоучка и не увидит, но не я. Что касается невезения… Скажу вам честно, но рассчитываю, что это останется между нами.

– Обязательно, – пообещал Люк.

Маг вздохнул.