Когда мы проехали парковку, я заметил, что папа выруливает на какую-то другую дорогу, которая не вела к главному входу в аэропорт, от чего вдвойне становилось тошно. Такая ли победа нужна тебе, пап? Такой ценой? Я знаю, ты не ответишь, ведь я говорю сам с собой, но мне хотелось получить ответ… Папа остановился у чёрного входа и помимо нашей машины я увидел ещё несколько ослепляющих фар, которые, лишь только погасли наши, погасли в ответ. Моя дверь открылась и я вышел из машины, тут же окружив себя толпой сотрудников безопасности, словно мировая звезда. Не хватало только моего папарацци, потерялся, наверное, бедняжка или на автобус опоздал… жалко, хорошо фотографирует!

– Сейчас ты с Максом пройдёшь через стойку регистрации и вас проводят на самолёт.

– Да знаю я, знаю! Сколько можно повторять?! – Огрызнулся я в ответ. Папа сделал вид, что не заметил, и продолжил рассказывать все мои действия, которые мы обговаривали уже целый год. – Подожди, а почему Макс со мной? – Надо пояснить: Макс – лучший друг папы, и знает меня, как говорят, ещё с утробы матери, поэтому папа доверяет ему как себе.

– Он летит с тобой, – спокойно отвечал папа, словно мы выбираем картошку в магазине.

– Почему не ты? – Я чувствовал, как мои щёки начинают наливаться кровью, а тело напрягаться от злости.

– Потому что я слишком заметный рядом с тобой.

– В смысле? Мне затворником теперь стать, чтобы тебя никто не замечал?

– Я не это имел в виду! Ты вообще соображаешь с какого входа мы заходим? Уверяю тебя, возле главного уже есть кучка журналистов с камерой!

– То что мы идём по каким-то катакомбам я это и так прекрасно вижу! Надеюсь, вход уже закрыли на амбарный замок и посадили перед ним дракона?

– Лёша, прекращай свой сарказм! Если ты ещё не понял, всё делается для твоего же блага!

– Ну да, как же… – Фыркнул я так, чтобы папа точно услышал. – Ты только так говоришь, но ничего благосклонного не делаешь!

– Какая муха тебя укусила в машине? Ты весь сам не свой! – Папа взял меня за локоть, остановив перед входом в регистрационный терминал.

– На себя посмотри! Лучше бы я был сиротой! – Я даже не успел заметить, что произошло, но хорошо почувствовал, как папина ладонь приложилась с размаху к моей левой щеке. Всё моё нутро задрожало от раздражения и усталости, я чувствовал, как у меня раздуваются ноздри, словно у быка при виде матадора, и как ладони начинают сжиматься в кулаки. Поэтому, не успев придумать ничего умного, я рванул туда, куда глядят глаза.

Я бежал через весь аэропорт, спотыкаясь о чьи-то вещи и перелетая меж людей, лишь бы вырваться из этого душащего меня места. Я понимал, что уже весь персонал занялся моими поисками, а потому, времени было мало, чтобы хоть где-нибудь спрятаться – выйти отсюда мне точно не дадут. Я влетел в безлюдное крыло и пометавшись по коридорам вломился в какое-то служебное помещение, закрыв дверь. Тут меня точно никто не найдёт и я пропущу самолёт – то, что нужно! Я опустился на пол и уткнулся головой в колени, размышляя о том, что мне делать дальше. Странно, что ещё не объявили по громкой связи, что пропал мальчик и все жаждут его найти, чтобы упечь подальше, а то жить нормально мешает! Или агония пока что не подкинула в папину голову такой вариант?… Ну ладно, подожду.

Не знаю, сколько прошло времени, но когда до меня стали доноситься голоса, то у меня уже перестала саднить щека и стихало желание показать здесь всем кто главный. Я сдаюсь, ты победила судьба! Открывай шампанское и отмечай победу, я не буду больше мешать! Когда голоса стали громче, то я закрыл себе рот, чтобы никто не услышал моего надрывного дыхания и чертыханий себе под нос.

– Чш-ш-ш! – Совсем близко раздались шаги. – Ты слышал?… – Да я же ничего не делал, что можно было услышать? – Он здесь… – Ну конечно, папино рентгеновское зрение уже давным-давно вычислило моё укрытие, что ж, я поднимаю белый флаг! Браво. Дверь предательски заскрипела и впустила свет, мне оставалось только лишь как ежу свернутся в клубок и выпустить иголки, чтобы от меня отстали. Но была проблема: какие бы острые иголки ёж ни выпускал, папа всегда найдёт перчатки, чтобы взять его на руки. – Ну и чего ты добился? – Я пожал плечами, всё ещё пытаясь сползти под куртку для укрытия, когда папа опустился рядом на пол. – Куда делся мой жизнерадостный сын? – Я поднял на папу пустой взгляд, предпочитая молчать и дальше. – Не хочешь разговаривать? Ладно, я не заставляю. Но я хочу, чтобы ты уяснил одно раз и навсегда: я никогда не прощу себе, если с тобой что-то случится, а потому, какими бы жестокими тебе не казались мои действия, они всегда направлены на то, чтобы тебя защитить. Потому что ты мой единственный сын, ты слышишь, Лёша? Ты у меня один и я не хочу тебя терять! Будь у меня хоть крошечный шанс не калечить тебе жизнь – я бы им воспользовался, но его нет. Как нет и того, кто бы смог мне помочь! Ты всегда можешь спрясться за меня, зная, что у тебя есть кого попросить о помощи, а мне прятаться не за кого! Поэтому я иногда совершаю безрассудные вещи, потому что не знаю, как сделать правильно. И то, что я был когда-то в твоём возрасте вовсе не значит, что я имею право указывать, как тебе себя чувствовать и как хотеть жить. Потому что я никогда не переживал того, что пережил ты, прими это, пожалуйста. Пойми, для меня ты – целый мир, который я до сих пор узнаю, и готов сделать всё, чтобы познавать этот мир и дальше всю свою жизнь! Так позволь мне этот мир защитить, а не бросать на произвол! Почему ты записываешь меня во враги, если мы всегда были одной командой? Я никогда не хочу тебе ничего плохого, ты для меня важнее всех!

– Я тебе не верю! Вы просто хотите от меня избавиться, чтобы жить нормально со своими будущими детьми, а я теперь вне игры! Я вам мешаю, я же вижу! – Краем глаза я видел, как папа переглянулся с Максом, и как последний озадаченно потёр лоб, ожидая ответа на мой бросок.

– Если бы я хотел это сделать, то сделал бы так ещё тогда, когда мы только с Мартой познакомились и без твоего ведома. Как видишь, ты все ещё с нами, значит я не вру!? Ты мне ещё свою мать припомни, чтобы я по сравнению с ней был ещё бóльшим тираном и деспотом. Я же такой в твоих глазах? – Я помотал головой и потупил взор, я понимал, что обидел папу, но признаваться в этом сейчас не хотел. Конечно я его таким не считаю и я уверен, что он знает это. – Хочешь отыграть сейчас на мне свой подростковый максимализм? Извини, но время ты выбрал не самое подходящее. Этим нужно было заниматься раньше, когда тебе никто не угрожал, сейчас уже пора хотя бы на время вылезти из пелёнок, если ты хочешь спокойной жизни, а не убегать от проблем. Я потратил все свои силы, всего себя, чтобы у тебя была жизнь, которой не было у меня, и я не позволю ни себе, ни тебе, ни кому-то ещё вот так просто всё уничтожить. Впрочем, ты можешь оставаться здесь сколько угодно, молчать сколько тебе влезет, если ты до сих пор не повзрослел, но я хочу, чтобы ты знал, что я рассчитывал на тебя. Не будем тебе мешать, утопай и дальше в своих обидах! Пошли, – папа с Максом вышли из комнаты.

Серьёзно? И это всё? Ты действительно оставишь меня здесь? Это даже как-то несправедливо! Конечно, я не хочу взрослеть, мне нравится, когда все мои трудности решает кто-то другой, пока я занимаюсь всем, чем моей душе угодно. Но я действительно не ожидал, что папа вот так просто уйдёт. Он даже не переиграл, он уничтожил противника! Я был фраппирован в самое сердце, словно на дуэли, шпагой, поразившей противника навсегда. Ну уж нет, я так просто сдаваться не буду!

Я поднялся на ноги и открыл дверь. За ней никого не было и куда идти я не знал. Я даже не помню, как сюда попал, всё было как в безумном сне. Но если не знаешь, куда идти, то нужно идти на свет, чем я собственно и занялся, выйдя через пару минут в зону прилётов. Я остановился перед раздвижными дверьми в поисках указателей, но вместо этого мое внимание мгновение за мгновением привлекало то, как люди радуются друг другу, как они бегут навстречу, обнимаются, плачут, прыгают на месте от волнения или выпивают одну бутылку воды за другой, как держат в руках игрушки, постоянно поправляя то упавшего ухо, то кривую лапу, с каким трепетом ждут друг друга, высматривая в толпе знакомый силуэт, и как подрываются с места, понимая, что это он. Мне было так приятно на душе при виде этих эмоций, что на пару минут я даже забыл, что вообще происходит и где я, я будто смотрел кино со счастливым финалом и радовался вместе с персонажами.

– Ты должен уйти, ты всем мешаешь! – Воскликнула какая-то пожилая женщина, смотря своим морщинистым лицом на меня, вернув сознание в реальность.

– Что?

– Можно пройти? Не помещаюсь… – Я всё ещё находясь в растерянности от непонимания, что из этих фраз действительно прозвучало, уступил проход, развернувшись спиной к дверям. Судя по табличке, мне стоило повернуть направо, чтобы попасть в паспортный контроль и налево, чтобы выйти отсюда.

Я завернул за угол и вдалеке увидел папин силуэт, подходящий к стеклянному лифту. Мне кажется, с такой скоростью я не бегал ещё никогда, дрифтуя на поворотах и еле удерживаясь на ногах я почти догнал его, оставался лишь последний рывок к лифту, двери которого стали предательски открываться. Не знаю как, но я влетел в лифт, впечатавшись в папу, всё ещё не открывая глаза после олимпийского прыжка. Если честно, я боялся, что меня сейчас расплющит этими дверьми, а потому на всякий случай зажмурился ещё до того, как приблизился к ним. Папа обнял меня, прижимая к себе, пока я пытался не задохнуться от пробежки – спортсмен из меня так себе.

– Я рад, что ты меня услышал, – папа погладил меня по голове.

– Давай поедем домой, пожалуйста! Забери меня назад!

– Я не могу! – Я замотал головой, смотря в ответ. – Я не могу, – тяжело вздохнул папа, словно смотря сквозь меня. – Я сделал всё, чтобы тебя спасти, теперь твоя очередь. Ничего страшного не произойдёт, ты останешься для меня моим сыном, для Барни – его хозяином, для детей – старшим братом. Ничего не поменяется, я тебе обещаю!

– Да как же ты не понимаешь, поменяется абсолютно всё!

– Я понимаю, но я имел в виду нас с тобой! Я знаю, что ты напуган – я тоже, но это необходимая мера, чтобы избежать плачевных последствий. Тебе же не хочется возвращаться в тот подвал?

– Причём здесь это? – Воскликнул я, когда двери лифта стали открываться и мой голос грянул громом по коридору. – Зачем мне каждый раз о нём напоминать? По-твоему, они настолько предсказуемы, что повезут меня в то же место в то же время? Кто тебе вообще сказал, что если я сменю имя и место жительства – меня никто не найдёт? Неужели? Я не думал, что ты такой наивный!

– Лёша, ты просто не понимаешь всех рисков, если ты останешься!

– Конечно, я же глупый и не смогу разобрать что к чему!

– Прекрати так себя вести! Хватит! Мы уже достаточно говорили на этот счёт, Лёш. Не заставляй меня повторять всё снова – тебе это самому не нравится! Если ты не хочешь меня понять, то хотя бы постарайся услышать, а если и этого не произойдёт, то хотя бы сделай вид! Лёша, хватит быть эгоистом! Всё делается ради тебя, ведь не только ты один страдаешь! Страдаю и я, и Марта, и будущие дети, которые не заслуживают таких проблем!

– А я значит заслужил? – Мне казалось, что вот-вот и вторая пощёчина явно разольется алым пятном по моей щеке, но этого не случилось. Меня всего стало трясти и, казалось, что сейчас через меня проходило все электричество мира, а я был оголенным проводом, лежащим возле воды. Мне было достаточно маленькой капли, чтобы заискриться и зашипеть, предупреждая всех о поломке, но этого будто не замечали и продолжали лезть, чтобы вновь увидеть яркие искры моего отчаяния.

– Не хочешь думать обо мне, подумай о Даше, за ней тоже могут начать следить!

– Не получится, мы расстались!

– Поэтому ты такой злой?

– А тебе удовольствие доставляет ковыряться в моём дерьме?

– Ты мой сын, у меня выбора особо и нет.

«Заканчивается регистрация на рейс С-240599 Энск – Рэй… Заканчивается регистрация…», – неужели она ещё не закончилась?… Ну вот оно начало конца, до запуска ракеты оставалось не больше 15 минут, а чтобы засунуть меня в неё – того меньше.