– Честное имя не купишь.

– Зато купишь светскую жену.

Блеск в его глазах – скорее признак влечения, чем жадности.

– Это верно.

– Правда, со слегка подмоченной репутацией, – шучу я.

– По мне, так с твоей репутацией все в порядке.

Меня удивляет серьезность его голоса.

– Видишь ли, в нашей семье это своего рода традиция, – говорю я, пытаясь поднять ему настроение.

– Вот как?

– Мой дальний предок, Перес Первый, стремясь возвысить свое имя, завоевал себе титул и жену.

– Промышлял чем-то недостойным?

– По слухам, да.

– И какие же грехи за ним числились?

– Торговля женщинами. Пиратство.

– Ну, тогда мы с ним поладили бы, – улыбается Энтони.

Я смеюсь. Люди редко признают свои недостатки, но, опять же, это привилегия большой власти.

– А кем была его жена? – спрашивает Энтони.

– Девушка из родовитой семьи, оказавшейся в трудном положении. Верная супружескому долгу, она плавала на корабле вместе с мужем и так повидала почти полмира.

– Значит, у них все держалось на долге?

– По легенде, они любили друг друга, а как было на самом деле – это другой вопрос. И кто, кроме самих супругов, на самом деле знает, как обстоят дела в браке?

– Наверное, ей было страшно, – размышляет он, и я начинаю подозревать, что разговор идет не только о корсаре и его жене.

– Думаю, да, но она все равно исполняла свой долг. Мы, женщины, сделаны из прочного материала.

Я указываю на свой кулон, семейную реликвию, которую папа преподнес мне на свадьбу.

– Это ей подарил тот корсар.

На счастье, – сказал мне отец.

– Можно? – спрашивает Энтони.

Я киваю.

Он берет в руки кулон, потирает пальцами золотую оправу в форме сердца и красный камень. Потом, не говоря ни слова, выпускает из рук – кулон слегка царапает мне кожу.

Энтони не отходит.

Я так волнуюсь, что едва могу дышать.

Первый раз мы поцеловались на свадьбе – просто и поспешно, на публику, – а сейчас, кажется, намечается второй.

Энтони наклоняется, стирая расстояние между нами, его губы касаются моих, мягко, нежно и почти невесомо.

Меня пробирает дрожь.

Я делаю глубокий вдох, сердце гулко стучит в груди, а его поцелуй становится настойчивее.

Океан плещет вокруг, ветер раздувает мои волосы. Он целует дерзко, уверенно, соблазнительно.

Очень в его духе.

Из разговоров с двоюродными сестрами и подругами я знаю, что ему надо от меня, ощущаю желание в его напряженном теле, в том, как его руки касаются моей одежды, тянут бретельки купального костюма, как он прижимает меня к себе, точно я ему отчаянно нужна.

Раньше меня никто так не целовал.

Энтони отпускает меня – его глаза блестят от радости.

Я подношу руку ко рту, чувствуя, как губы все еще пульсируют от прикосновения.

– У нас все будет хорошо, – улыбается он.

Мне бы его уверенность.

* * *

Ужин – настоящий пир из местных морепродуктов, моллюсков и красного луциана, такого я никогда в жизни не пробовала. Я слишком нервничаю, я устала и быстро насыщаюсь, но у Энтони припасен целый ящик шампанского, который ему прислали из Нью-Йорка, и он предлагает тост за наш экстравагантный брак. После ужина мы разделяемся: он с сигарой отправляется в библиотеку, а я иду наверх готовиться ко сну.

Я моюсь в круглой ванне, чуть смазываю духами запястья и шею и выбираю самую элегантную сорочку из своего приданого.

Пока я принимала ванну, кто-то невидимый преобразил спальню – повсюду горят свечи, кровать и пол усыпаны белыми лепестками в тон белоснежным простыням.

Я подхожу к кровати и хватаюсь рукой за столбик – в животе нервная дрожь.

На ночном столике лежит роман, который, похоже, Энтони принес для себя – «Квартал Тортилья-Флэт» Стейнбека.

Выходит, не порознь.

Я пролистываю книгу – судя по закладке, он дошел до середины.

Я не могу устоять перед соблазном обшарить ящики. В туалетном столике обнаруживается коробка с сигарами, чей запах хорошо мне знаком – сигары он тоже предпочитает кубинские. Рядом – пачки купюр, невероятная уйма денег. На Кубе отец на всякий случай держал деньги в сейфе. Тот факт, что Энтони не видит необходимости их прятать, свидетельствует о его высокомерии и богатстве, а еще, возможно, о том, что он чувствует себя в безопасности. Если он действительно связан с мафией, как казалось на Кубе, значит, его слишком боятся и воровать у него не станут.

Носовой платок; я подношу его к лицу – в нос тут же бьет запах его одеколона. Я опускаю взгляд. Из глубины ящика…

На меня смотрит холодное дуло пистолета.

Я резко захлопываю ящик.

Ничего удивительного в том, что такой, как Энтони, имеет оружие, но одно дело – ночами мучиться бессонницей из-за странных догадок, а другое – увидеть все своими глазами.

Дверь спальни открывается.

Помимо пиджака, Энтони снял жилет и расстегнул две пуговицы белой рубашки.

Я сглатываю.

Это уже не тот мужчина, с которым я целовалась на пляже несколько часов назад; при виде пистолета, другой составляющей его жизни, старые страхи обрушиваются на меня с новой силой.

Разве можно быть хорошим, добрым человеком и в то же время ежедневно соприкасаться с насилием?

– Ты прекрасна, – чуть слышно шепчет Энтони. – Черт, «прекрасна» – это слабо сказано.

На мне белоснежная кружевная сорочка, почти не оставляющая пространства для фантазий. И, без ложной скромности, мама наставляла меня, что, ублажая мужа, я сделаю свой брак более сносным – блеск в глазах Энтони, то, как он пожирает меня взглядом, доказывают, что я на правильном пути.

– Иди ко мне, – призывает Энтони.

Я направляюсь к нему на трясущихся ногах, по коже разливается жар. Мое тело покрывает ажурное кружево и тончайшая полупрозрачная ткань, я почти что голая сейчас перед ним.

Не дойдя до него, я останавливаюсь. Сделать последний шаг выше моих сил.

– Ты напугана.

– Я никогда не делала этого раньше.

– Я не собираюсь причинять тебе боль, – он вздыхает. – Знаю, что тебе обо мне наговорили.

– Дело не только в этом.

– Но это все осложняет, так?

– Да.

– Там, где я вырос, если тебя боятся и считают способным на все, это только на руку, – говорит Энтони. – Со страхом приходит уважение, без которого этот мир выбрасывает тебя за борт. Когда я был маленьким, отца застрелили на улице на моих глазах, потому что он задолжал не тем людям. Сумма была небольшая, но они это сделали, чтобы другим было неповадно.

– Мне очень жаль…

– Тогда я понял, что тоже должен быть сильным, чтобы обезопасить себя и людей, которые мне дороги, и удержать то, что я построил. Настолько сильным, чтобы никто не посмел еще раз что-нибудь у меня отнять.

Мир, о котором он говорит, не очень разнится с тем, в котором выросла я. Политические игры на Кубе отличаются особой кровожадностью. И все же я сильно сомневаюсь, что мой отец способен на то, что совершал этот человек.

Я открываю рот, снова закрываю его, не будучи уверена в том, что готова услышать ответы на вопросы, которые роятся в моей голове.

– Спрашивай что хочешь. Ты моя жена.

Искренность его голоса удивляет. Равно как и благоговение, с которым он произносит слово «жена».

– Мои родители любили друг друга, а потом отца убили. Очень сильно любили. Мне не нужен бесстрастный светский брак.

– А разве он может быть настоящим? – вырывается у меня. – Мы ничего не знаем друг о друге.

Энтони делает шаг вперед, протягивает руку и проводит пальцами по моей руке, точно пытаясь успокоить.

У меня по телу бегут мурашки.

– Я хочу большего, – говорит он. – Мне нужно все.

– Ты не… – я втягиваю ноздрями воздух, собирая все свое мужество. – Мы не…

– Почему я еще не переспал с тобой? – договаривает он за меня.

Я краснею.

– Не из-за отсутствия желания, уж поверь мне, – кривится он.

– Тогда почему?

– Потому что наш брак начался не слишком удачно, и я не хочу рисковать нашим будущим, принуждая тебя к тому, к чему ты еще не готова. Когда ты окажешься в моей постели, я хочу, чтобы ты пришла туда по собственной воле. Потому что ты хочешь меня, – Энтони наклоняется и целует меня в лоб. – Спокойной ночи.

Меня переполняют эмоции и незнакомые ощущения – желание, разбуженное его нежным прикосновением, рассыпается искорками по всему телу.

– И… все?..

– Думаю, пока лучше остановиться на этом, – усмехается он. – Я хочу, чтобы ты была счастлива в нашем браке, Мирта. Дай мне шанс.

Он уходит, а я гляжу ему в спину, разрываясь между чувством облегчения и разочарованием.

Всю ночь я читаю его «Квартал Тортилья-Флэт», размышляя, вернется ли он в спальню, куда ушел и чем занимается.

В какой-то момент я проваливаюсь в сон, а когда просыпаюсь, книга снова лежит на ночном столике, закладка переместилась на то место, где остановилась я, а его половина кровати пуста.

Где мой муж?

Глава 7

Элизабет

Когда мы прибываем на Аппер-Мэткемб, небо уже совсем темнеет и пейзаж гораздо меньше радует глаз, чем в Ки-Уэст. Земля бедна растительностью, ландшафт оживляют только ветхие хибары на сваях. Пока мне встретилось больше диких животных, чем людей, – густая поросль кишмя кишит самыми разными тварями.

После нескольких попыток завязать беседу остаток пути мы с Сэмом провели в тишине, но, несмотря на все усилия, чем больше сокращалось расстояние до конца маршрута, тем труднее мне становилось сохранять молчание – пустынность здешних мест порождала уйму вопросов.

Возможно, при свете дня, когда сияет солнце, все выглядит приятнее, но сейчас все представало не в лучшем виде. Кому вообще может прийти в голову обосноваться здесь?

– Вы сражались на фронте? – спрашиваю я Сэма.

– Да.

– Должно быть, вы тогда были совсем мальчишкой.

– Мне было восемнадцать. Я сам обратился в ближайший призывной пункт.

– А когда вернулись, вы были…

– Под впечатлением от увиденного?

– Да.

– А разве могло быть иначе?

– И как вам жилось после этого?

– Трудно сказать. Пожалуй, я сильно об этом не думал. Просто жил.

Сэм сворачивает на дорогу, где еще больше ухабов, чем на той, по которой мы ехали прежде. Чем дальше мы продвигаемся, тем больше у меня сомнений по поводу моей затеи отправиться в путь без толкового плана.

– Может, вы подробнее расскажете мне о том, что привело вас сюда из Нью-Йорка? – спрашивает Сэм.

– Это личное.

Он отрывисто смеется.

– Не вы ли последние несколько часов старались залезть мне в душу?

– Можно подумать, вы много откровенничали, – возражаю я.

– Больше, чем обычно, – усмехается он, при этом его суровое лицо смягчается и начинает казаться гораздо моложе. – Вам говорили, что вы довольно наблюдательны?

– Едва ли.

– Тогда знайте. Это хорошее качество, очень полезное в жизни.

– Пока, к сожалению, от него было мало толку.

– Почему вы приехали сюда одна? – спрашивает Сэм. – Почему никто из родных не составил вам компанию?

– Больше некому.

– Я охотно проеду с вами к военным, если хотите. Там живут и работают сотни мужчин. Среди них встречаются довольно грубые. В подобных местах одной вам делать нечего.

– Мужская компания мне не в новинку. Брани и грубостей я не боюсь.

– Если «брань» – худшее из того, что вы ожидаете, значит, вы плохо знакомы с нравами людей подобного сорта.

– Какого «подобного сорта»? – хмурюсь я.

– Вы должны быть готовы. У этих лагерей дурная слава. Вы хотя бы представляете себе, как будете искать этого человека?

– Я еще не придумала. Пока.

– Тогда осмелюсь предложить, что мы начнем завтра утром.

– Мы? – Я вопросительно вскидываю бровь.