– Знаешь, детка, ты, похоже, немножко на взводе. – Рема похлопала ее по плечу, чтобы Керри повернулась к ней. – Понятно, конечно, тебе предстоит встретиться с твоим папашей. Жаль, что мне пришлось взять эту новую работу на кухне там, в Билт… – Она поймала взгляд Керри. – Не стоило тебе об этом говорить, а?

Скрестив руки на груди, Керри заставила себя успокоиться.

– Прости, Рема. Новая работа. Это важно. Это стабильная зарплата. Так что я рада, что ты взяла ее. Просто я никогда так не поступлю.

– Мне, детка, рано пришлось выучить: никогда не говори никогда.

– При всем моем уважении, про Билтмор я скажу именно это: никогда.

Рема скривила рот, но затем явно решила не вступать в спор.

– Я беру ту работу, а это значит, что я буду жить там же.

Керри попыталась не согнуться на месте под весом этого тетушкиного решения. Умирающий отец. Растущие близнецы. Спасение фермы, чтобы ее не забрали за долги или не захапал Джордж Вандербильт. Но теперь, когда она была уже здесь, тяжесть всего этого давила с каждой минутой все сильнее.

По мере того как все больше сундуков и чемоданов грузилось в изящные кабриолеты и повозки от гостиниц, Керри с Ремой, роясь в оставшихся вещах, отыскивали багаж Керри. Из окна конторы в ближнем конце станции выглянул телеграфист Фарнсуорт. Взглянув на очередь, выстроившуюся под окном, он сказал:

– У меня только один посыльный и одна пара рук.

У него за спиной стоял человек, который, как поняла Керри, и был тот «посыльный». Мужественный молчаливый человек, которого Керри мельком встречала в городе два года назад. Единственный человек из Китая в этих краях – да вообще единственный человек из Азии – Лин Йонг. Его нетрудно было заметить в тех редких случаях, когда он выходил из своей лавки на Хейвуд-стрит. Теперь же он, похоже, нашел себе вторую работу – а может, его лавка разорилась. Глядя прямо перед собой, он молча выслушал, как телеграфист отдал ему инструкции по доставке и отпустил его.

Фарнсуорт вытащил из жилетного кармана сигарету. Набирая сообщение следующего заказчика, он сунул незажженную сигарету в рот – как обещание себе самому закурить, если сможет продержаться в рамках пристойности еще несколько минут.

Лин Йонг протянул Керри клочок бумаги.

– Вам телеграмма.

Затем, прижав руку к своей сумке, как бы говоря, что у него еще много работы, он вскочил на велосипед и растворился в тумане.

Две телеграммы за три дня, да я за всю жизнь раньше ни одной не получала. Вскрывая ее, Керри готовилась к худшему.

Она была отправлена и получена несколько часов назад – сверху стояли инициалы Фарнсуорта, ЭДФ, и пришла она из городка примерно в дне пути отсюда.

Рема сказала ты возвращаешься. Прости не мог прийти на станцию. Застрял в Уайтнеле. Очень рад ты вернулась домой. Дирг

Для Дирга Тейта это был целый водопад слов.

Очень рад ты вернулась домой. За этим скрывалась целая история. И ей придется потом разбираться с ним. Сейчас ее голова была занята другим.

В нескольких метрах от нее два джентльмена в цилиндрах пожимали руки человеку в шерстяном камзоле для верховой езды и высоких сапогах, покрытых грязью и мокрыми листьями.

– Джентльмены, я Чарльз МакНейми. Мистер Вандербильт шлет вам привет и надеется, что вы присоединитесь к нему за ужином в гостинице «Бэттери Парк», где вы и остановитесь вместе с двумя другими гостями. И вы, по крайней мере, сможете увидеть Билтмор Хауз на его конечной стадии постройки. Если вы извините меня, я должен закончить деловой разговор. – И он мотнул головой в сторону Роберта Братчетта.

Джон Кэбот, кажется, что-то ответил, но тут его, стоящего на все еще переполненной платформе, толкнули. Возле него оказался Арон Беркович с чемоданом в одной руке и своим репортерским блокнотом в другой.

Замерев, Керри смотрела, как мужчины уставились друг на друга. Будучи примерно одного возраста, они тем не менее сильно разнились в росте, а судя по выражению их лиц, они, похоже, узнали друг друга. Никто не извинился за толчок; никто не поздоровался. Оба казались потрясенными – даже ужаснувшимися, – увидев друг друга в лицо.

Репортер отвернулся первым, подхватил свой чемодан и пошел направо.

Кэбот смотрел ему вслед.

– Керри! – крикнул откуда-то сзади Джарси. – А куда подевалась Талли?

Талли, как ни странно, исчезла из виду.

– Она, наверное, помогает искать мой сундук – я ей его описала. Пошли, Джарс, отыщем ее – вместе с сундуком.

Грант, щурясь, вглядывался в темноту.

– К тому времени, как мы заселимся в гостиницу, будет слишком темно, чтобы сегодня увидеть поместье Джорджа. Какого черта этот МакНейми там возится?

Испустив долгий свисток и очередную струю пара, поезд снова пришел в движение. Фонарь локомотива лучом света рассек белые клубы.

На фоне свистка голоса на платформе стихли. Даже Джарси, бегущий по платформе в поисках сестры, замер, поскользнувшись на покрытых мхом досках.

Но тут же, едва затихли отголоски свиста, из темноты дальнего конца станции послышался удивленный вскрик.

А сразу за ним – резкий крик боли.

А потом – ничего.

Глава 6

– Талли! – закричала уже на бегу Керри. – Талли!

Но ответом ей была тишина – переполненная затихшими звуками и темнотой, которая, казалось, внезапно сгустилась над станцией и рельсами.

– Талли!

Керри бежала вдоль платформы, лавируя между раскиданным багажом и чужими юбками, сырые доски дрожали у нее под ногами. Быстрый, как жеребенок, Джарси догнал ее и схватил за руку. Как будто то, что их ожидало, можно было увидеть, лишь держась за руки.

В дальнем конце станции Керри разглядела плотный круг зевак, молча уставившихся себе под ноги: МакНейми, агент, и прочие пассажиры. Это место освещал лишь краешек луны, один фонарь на противоположном конце платформы да лампочка, которая раскачивалась, как пьяная, на локте смотрителя станции.

– Что, черт возьми, слу… – начал смотритель, Джексон. Но он не закончил фразы, потому что луч его собственной лампы дал ему нужный ответ. Он шумно выдохнул.

Ощущая бегущую по позвоночнику дрожь, Керри спрыгнула с края платформы и начала проталкиваться сквозь круги толпы к центру. Там, на земле, лицом вниз, лежало неподвижное тело. И другое, скорчившееся рядом с ним. Девочка.

Талли.

Керри с криком упала на колени в грязь рядом с сестрой и обхватила ее руками.

– Ты в порядке?

Талли смахнула слезы тыльной стороной ладони.

– Керри, посмотри же. Пожалуйста. Пожалуйста, скажи, что он просто без сознания.

Джарси с Ремой, подбежав, встали за спиной Керри, и Джарси взял сестру за руку.

Джон Кэбот опустился на колени рядом с Керри. Вместе они перевернули лежащего человека на спину.

Керри прижала руку ко рту.

– Арон Беркович! О, боже мой! – Из раны над глазом хлынул поток крови.

Она наклонилась и прижала щеку к носу репортера.

– Он дышит. Но едва-едва.

Керри стянула с себя пальто. Запустив правую руку под юбку, она вытащила нож, который всегда носила в ботинке, и распорола шов на правом плече пальто. Краем глаза она увидала, как расширились глаза Кэбота. Возможно, в Бикон Хилл, Бостон, леди не носят под юбками остро наточенных лезвий.

Но Керри точно знала, что бывают дни, которые оправдывают наличие в ботинке острого ножа.

Вывернув рукав наизнанку, она туго обвязала рану мягкой хлопковой подкладкой и попыталась нащупать пульс под подбородком репортера.

– Есть. Но очень слабый.

Репортер так и не шевельнулся.

Наверху, на платформе, дама в лиловом из поезда покачивалась на месте. Блестящий шелк ее платья при этих покачиваниях посверкивал на свету.

МакНейми опустился на колени с другой стороны репортера и осторожно похлопал его по щеке.

– Мистер, как вы?

В темноте раздавались шаги, чавканье сапог по листьям и грязи. Из тумана возникали лица местных жителей, которые казались актерами, не понимающими своей роли на сцене. И все они смотрели вниз.

Из тени станции появился Мэдисон Грант. Он подошел и встал рядом с Кэботом.

Керри оглядела сцену действия. В свете газового фонаря на платформе и лампы смотрителя, бросающей неровные отсветы на края окружающих деревьев, разглядеть можно было немногое. В густой темно-зеленой чаще подступающего леса не было заметно никакого движения.

Керри увидела возле тела отпечатки следов – в основном узкие, острые следы туфель, таких же, как у Кэбота и Гранта, с более высокими каблуками, четкими линиями и ясно выраженными формами левой и правой туфель, сделанных для разных ног. Но тут же, у тела, были и более широкие, одинаковые, без отличия правого и левого следы самодельных сапог.

Теперь же, когда сельчане подошли совсем близко, надежда отличить следы, бывшие тут ранее, от тех, что натоптала возбужденная толпа, исчезла окончательно.

Подошел Лин Йонг, держась руками с побелевшими костяшками пальцев за руль велосипеда. Справа от него стоял Роберт Братчетт, отпустивший поводья своей лошади. Сняв шляпу, он прижимал ее к сердцу.

– Отойдите подальше, – сказал толпе смотритель. Но смотрел он на Братчетта.

Отступив назад, Братчетт опасливо оглядел толпу, как будто она могла в любой момент напасть на него, начать хвататься за веревки, оружие или звать собак. Его правая ладонь рефлексивно легла на больную руку.

Телеграфист, Фарнсуорт, крикнул в толпу:

– Так, Лин. Используй эту свою штуку. Поезжай за доктором Рэндаллом!

Смотритель добавил:

– И, бога ради, кто-нибудь, посмотрите, дома ли Вольфе.

Лин перекинул ногу через раму велосипеда, и, освещая путь висящим на руле фонариком, уехал в темноту.

Смотритель обратился к Кэботу и Гранту:

– У нас тут в деревне нет врача. Ближайший – только в Эшвилле. Около трех миль пути. Может занять добрый кусок времени.

Как будто, подумала Керри, мы обязаны объясняться перед этими чужаками.

Она повернула голову в сторону Ремы.

– Эта рана. Она…

– Серьезна, – вмешался Кэбот. – Нужен врач. И быстро.

Рема посмотрела на него.

– Можно подумать, мы тут, женщины гор, видевшие немало крови, не знаем пары-другой вещей насчет того, как лечить.

Керри с отвращением заметила ужас на лице Кэбота при слове кровь. Грант слегка кашлянул.

Но Рема еще не закончила.

– Наша Керри, уж она-то не раз спасала от смерти свою маму, хрупкую бедняжку, и так много лет.

Все еще стоя на коленях, Кэбот выпрямил спину и взглянул на толпу – а потом и на саму Керри.

– А что, у вас тут проблемы с бандитами, рыскающими вокруг станции поезда?

Керри ответила ему твердым взглядом.

– У нас тут, – сказала она, – их нет.

МакНейми теперь тряс Берковича за плечо.

– Не могу привести его в себя. Кто-нибудь может принести холодной воды?

Керри сосредоточилась на лице репортера. Бледность. Губы. Кто-то дернул ее за рукав.

– Этот милый дядя-репортер, он как? – Голос Талли звенел от ужаса.

Взяв разодранное пальто, Керри потянулась к дрожащей от холода сестренке и набросила его на голубое домотканое платье Талли.

– Но, Керри, а ты…

– Ш-ш-ш-ш. Не волнуйся обо мне. Ты замерзла, а я нет.

Талли открыла рот, чтобы возразить.

Керри помотала головой.

– Поверь мне, в Нью-Йорке только так и носят – с одним рукавом. – Она глубоко вдохнула, чтобы скрыть дрожь.

МакНейми приподнял руку репортера.

– Она права. Пульс очень слабый.

Керри снова нагнулась над неподвижным телом. Милое лицо застыло. Холодная сырость грязи и сосновой хвои проникала сквозь юбку Керри до самой кожи.

Наблюдая, слушая, ощущая, она не могла не чувствовать, что и толпа наблюдала за ней. Где-то наверху, на платформе, женщина в лиловом сказала:

– Ну у нее же не может быть медицинского опыта.