– Может, останетесь хотя бы на эту ночь? – Еще совсем недавно я страшилась общества полицейского, опасалась того, что он может от меня потребовать, а сейчас мечтала, чтобы не бросал одну во время превращения.

Если я все же на него решусь.

А вдруг мне станет плохо? Кто поможет тогда? Миссис Поррин? Вольет мне в рот противоядие, которое, возможно, и не подействует. Невелика помощь…

Увы, маг был непоколебим:

– Будет лучше, если я не узнаю, какой ты станешь. Лучше и для тебя, и для меня. – Очередная слезинка, скатившаяся уже по другой щеке, тоже не осталась без внимания. Бастиан стер и ее и прошептал мягко: – Так сложилось, что в моей жизни нет места для рабыни, и мне следует тебя забыть. А если судьба вдруг снова столкнет нас вместе, я не узнаю тебя. Так же, как и ты не вспомнишь того, кто подарил тебе шанс начать все сначала.

И прежде чем я успела спросить, что он имеет в виду, полицейский обхватил мое лицо ладонями, притянул к себе и поцеловал. Лишь на короткий миг наши губы соприкоснулись, и внутри болезненно кольнуло. Не от страха или отвращения. А от осознания того, что вот сейчас этот поцелуй закончится и мой нежданный спаситель уйдет. Навсегда исчезнет из моей жизни.

Бастиан резко отстранился. Лицо его, которым за минувший день я любовалась не раз, вдруг стало каким-то размытым. Голова закружилась. Я сжала виски, тщетно пытаясь справиться с внезапным приступом слабости. Маг поднялся. Надеялась его задержать, наплевав на все, умолять остаться, но губы не слушались, а слабые пальцы, так и не сумев сомкнуться вокруг его запястья, соскользнули с манжеты.

Сквозь застилавший глаза туман я видела размытый силуэт человека, имя которого, находясь в тюрьме, твердила про себя, как молитву, а сейчас, к своему ужасу, не могла вспомнить даже первой буквы. Лишь на мгновение задержавшись на пороге, мужчина обернулся – лицо его по-прежнему утопало во мраке – и скрылся за дверью.

Комнату поглотила тишина, а в моем сердце снова стало пусто.

* * *

Сложно сказать, сколько так просидела, безотчетно пялясь на закрытую дверь. Минуты текли невыносимо медленно и в то же время слишком быстро. Следовало что-то решать. Определяться с выбором. Или последовать совету… – мне хотелось кричать от невозможности вспомнить его имя! – …высшего. Или попытаться скрыться. Возможно, повезет найти убежище в каком-нибудь другом уголке этого страшного мира. Верилия ведь не единственное государство в Эльмандине.

Хотя… Будь у меня другая дорога, разве не предложил бы мне ее маг? Я ведь и об этой империи практически ничего не знаю, уже не говоря о других.

Без средств, без сведущего провожатого далеко не уйду. Скорее всего, меня поймают прежде, чем успею добраться до границ Верилии. И тогда…

Пересев к зеркалу, долго всматривалась в его тусклую гладь. На столике слабо тлела свеча, и в ее неярких бликах мое лицо казалось еще более бледным. Испуганным, усталым. Изможденным.

Но это было мое лицо. Мои глаза, мои волосы. Мой голос. Этот мир отнял у меня все. А сейчас готов был отнять последнее – меня саму. Часть меня умерла в тот день, когда я оказалась в Эльмандине. И вот, кажется, настала пора устраивать по самой себе панихиду.

Если рискну переступить черту, прежняя Иванна исчезнет. Умрет, отравленная ядом.

Отблески пламени ложились на сосуд, в котором, снова пребывая в образе невинной бабочки, ждала своего часа андромела. Я боялась даже прикоснуться к тонкому стеклу, не то чтобы выпустить ее на волю.

Глядя на свое отражение, такое знакомое, такое родное, спрашивала себя саму, чего же страшилась больше: риска, которому подвергнусь из-за укуса, или же того, что потеряю себя навсегда.

Наверное, физическая смерть стала бы для меня своего рода избавлением. А вот учиться жить в новом облике – не знаю, смогу ли.

В дверь тихонько поскреблись. Обернувшись, увидела замершую на пороге миссис Поррин.

– Если госпожа не возражает, я оставлю дверь приоткрытой. Чтобы… быть в курсе.

Я молча кивнула, с трудом растянула губы в некоем подобии улыбки и получила в ответ такую же слабую улыбку. Кажется, миссис Поррин боялась не меньше меня и наверняка гадала, придется ли им завтра отправляться на кладбище. Или же гостья окажется достаточно сильной, чтобы выдержать превращение.

Сильной… Это уж точно не про меня.

Гостеприимная хозяйка ушла. Я посидела еще немного, гипнотизируя взглядом собственное отражение, мысленно прощаясь с самой собой. А может, и с жизнью.

Потом разделась до нижней сорочки. Сложила аккуратной стопочкой вещи. Снова села. Не без опаски потянулась к сосуду, где в данный момент мирно почивала змея, и тут же испуганно отдернула руку. Представила, как эта тварь выползает наружу, тянется ко мне, обнажая клыки.

Господи, как же сложно решиться!

Приказав себе успокоиться, взяла сосуд и перебралась на кровать. Оставалось самое малое: открыть его и довериться судьбе. Будь что будет. Умру? Что ж, значит, придет конец всем моим мучениям.

Коснулась узкого горлышка, потянула за пробку. Благо к тому моменту андромела снова стала безобидной на вид бабочкой. Которая, вдруг уменьшившись в размерах, легко выпорхнула на волю. Покружила передо мной и плавно опустилась в изножье кровати.

Не сводя с нее взгляда, я отодвинулась подальше. Вжалась в деревянную спинку, ожидая, когда же эта тварь обратит внимание на свою жертву. Но та не спешила ко мне подлетать. Лишь лениво шевелила серебристыми крыльями, а потом и вовсе замерла, точно уснула.

Минута, две… Кажется, и я, и все вокруг меня застыло во времени. Ожидание, страх, желание убежать и надежда, что бабочка сейчас упорхнет в распахнутую дверь, – все смешалось.

В какой-то момент она действительно вспорхнула, а на темное покрывало опустилась уже ядовитая змея. Мелкая, опасная, от одного вида которой хотелось завизжать.

Не вскочила лишь потому, что страх сковал тело. Не способная пошевелиться, с ужасом наблюдала, как пресмыкающееся, плавно изгибаясь, ползет по покрывалу, с каждой секундой оказываясь все ближе. Вот она уже почти подобралась ко мне. Не в силах больше смотреть на андромелу, зажмурилась. Ощутила, как нечто холодное и скользкое прошлось по руке.

Короткая вспышка боли, и меня затянуло в воронку кошмаров.

Пламя свечи ярко вспыхнуло и зашипело, стремительно разгораясь, рассыпая по полу слепящие искры. Те обернулись жарким костром, и по стенам заплясали кривые тени. Казалось, это бесовское пламя сейчас бушует и во мне, пожирает изнутри, стремясь вырваться наружу.

От новой боли, волной прокатившейся под кожей, я выгнулась. Закричала. И не умолкала, пока не кончился воздух в легких, пока кошмарные образы перед глазами не померкли.

Не знаю, сколько раз теряла сознание, а потом возвращалась к реальности, чтобы снова испытать нечеловеческие муки. Я уже готова была возненавидеть мага, а заодно и себя, что так по-глупому ему доверилась. Сама, добровольно обрекла себя на страдания. Которым, казалось, не будет конца.

Но нет, в какой-то момент все закончилось. Почувствовав, как огонь перестает бежать по венам и тело непроницаемым коконом окутывает долгожданный холод, провалилась в пустоту.

Очнулась, только услышав ласковый голос:

– Пей, родная.

Превозмогая слабость, сделала несколько глотков. Глубоко вздохнув, ощутила, как мышцы наконец расслабляются. Измученная, откинулась на подушку и прикрыла глаза.

Глава десятая

Проснулась, когда солнце было уже высоко в небе. Косые лучи, проникая в комнату через широкое окно, раскрашивали все вокруг яркими красками нового дня. Осторожно приподнявшись, поморщилась от режущей боли в висках и снова повалилась на кровать.

Вторая попытка оказалась более успешной. Мне удалось осмотреться. Обнаружила, что лежу на смятых простынях, перепачканных какой-то слизью. Вот ведь гадость! В изорванной – кажется, моими стараниями – сорочке, тоже не слишком-то опрятной, да еще и мокрой. А главное, почему-то… вдруг ставшей мне короткой.

Тут уж я, позабыв о слабости, слетела с постели и с жадностью прильнула к зеркалу. Смотрела на себя во все глаза и не верила, что отражавшаяся в серебристой глади незнакомая девушка – это действительно я.

Несколько темных завитков прилипло к покрытым испариной вискам, остальная грива свободно струилась по плечам и прикрывала спину. Никогда мне не удавалось отрастить настолько длинные волосы.

Глаза – миндалевидные, пронзительно-зеленые, как у самой настоящей кошки. Губы припухли, а кожа утратила привычную белизну. Нет, смуглянкой я так и не стала, но болезненная бледность ушла. Зато появилось родимое пятнышко на шее, которого у меня отродясь не было.

Взгляд скользнул ниже…

Грудь (оказывается, она у меня все-таки имеется) увеличилась в размере. Или, вернее, в размерах.

Чувствуя, что еще немного – и окончательно свихнусь, дрожащими руками содрала с себя слизкие ошметки ткани, не беспокоясь о том, что в любую минуту сюда могут заявиться мистер или миссис Поррин и застанут свою гостью в чем мать родила.

Но любопытство оказалось сильнее врожденной стыдливости.

Я всегда была очень худой и хрупкой. Балерина обязана следить за своим весом, правда, у меня с этим проблем никогда не возникало. Лишние сантиметры категорически отказывались прилипать к талии. Да и не имела я особых гастрономических пристрастий.

На новой талии тоже ничего лишнего обнаружить не удалось. А вот в бедрах я раздалась и теперь являлась счастливой обладательницей классической фигуры «песочные часы». Да еще и стала выше на целую голову.

В общем, от тоненькой миниатюрной Ивушки не осталось и следа.

Сейчас на меня смотрела высокая статная девица с лукавыми зелеными глазищами, темной копной волос, в полуденных лучах отливавших золотом.

Маг не соврал, на новом теле метки не обнаружилось, и я немного успокоилась.

Хотя нет! Какое там успокоилась! Меня продолжало потряхивать, и, сколько ни пыталась, я никак не могла оторваться от зеркала.

Даже и не знаю, удастся ли свыкнуться с новым образом.

За этим занятием меня и застукала миссис Поррин. Пришлось спешно прикрываться грязной, сырой простыней и просить (святые небеса, куда подевался мой голос?!) милую женщину нагреть воды, чтобы я могла смыть с себя всю эту липкую мерзость. А также дать хоть что-то, чтобы утолить голод.

Кажется, у новой Ивы, в отличие от старой, с аппетитом был полный порядок.

Пока мистер Поррин таскал воду и наполнял ею деревянную лохань, а его женушка хлопотала у печи, я все пыталась выспросить у нее хоть что-нибудь о своем превращении. В памяти урывками всплывали моменты, когда приходила в сознание, корчилась от боли и чувствовала, будто с меня сдирают кожу.

Поежившись, мысленно велела себе не думать о самом страшном и стала слушать краткий отчет приютившей меня крестьянки:

– Я так боялась, что с вами что-нибудь плохое случится, – делилась переживаниями та. – Вот и не спала два дня, почти все время сидела рядом, ожидая, когда же превращение закончится.

Два дня… А я-то думала, что прошло всего несколько часов.

– А потом, дав вам зелья, принялась за уборку. Иначе бы пришлось перестилать полы… Но вас не трогала, – непонятно зачем поспешила заверить женщина. – Господин полицейский строго-настрого наказал не тревожить вас, пока сами не очнетесь. Хотя мне было так любопытно, какой вы стали. Так и хотелось подглядеть. И раньше-то были хорошенькой, а сейчас… Ну совсем другая, такая… – миссис Поррин замялась, подбирая слова, чтобы описать свои впечатления по поводу новой меня, а потом просто закончила: – В общем, красавица.

– Спасибо, – польщенно улыбнулась я.

А крестьянка тем временем продолжала, споро накрывая на стол:

– Господин полицейский сказал, что оболочка должна сойти сама. А я сразу не подумала и полы возле кровати ничем не застелила, – запоздало сокрушалась женщина.