И вот, когда наступил назначенный вечер, Мэри обнаружила себя в неприметном кресле на самом забытом богом конце обеденного стола сэра Уильяма. Она ковырялась в тарелке с едой и желала, чтобы этот обед, наконец, завершился. Находясь в гораздо лучшем положении, чем Мэри, – сидя рядом с мистером Бингли и его друзьями – Шарлотта время от времени ловила на себе ее взгляд. Жизнерадостность ее уже не казалась такой естественной, какой когда-то считала Мэри. Ее мрачное признание на балу эхом отзывалось в голове девушки, когда она оглядывала гостей – все они, казалось, наслаждались жизнью с таким удовольствием, которое только раздражало и без того мрачное расположение духа Мэри. Ее настроение упало еще сильнее, когда она увидела мужчин, собравшихся вокруг стола. Внезапно ее поразила мысль, что ни один из них не рассматривал ее как потенциальную жену. Там был мистер Бингли, который так же усердно старался всем угодить, как и на балу в Меритоне, расплываясь в улыбках, веселье и добродушии. Несмотря на это, Мэри чувствовала, что, со всем своим беззаботным обаянием, он никогда не обратит внимания на женщину, которая не была бы красавицей. А раз Джейн здесь, у него перед глазами, зачем ему искать кого-то еще? Мэри редко размышляла так же, как миссис Беннет, но, наблюдая за мистером Бингли и Джейн, уже не сомневалась, что он влюблен в ее сестру.

Когда взгляд Мэри переместился на грозного и строгого мистера Дарси, она едва не рассмеялась, осознав полную невозможность того, чтобы он вообще мог подумать о ней. Он не замечал даже самого факта ее существования. Ей показалось, будто иногда мистер Дарси поглядывал в сторону Элизабет, но та решительно не обращала на него внимания – роковое слово «недурна» было еще свежо в ее памяти. На другом конце стола шумная компания молодых людей в военной форме, слегка покрасневших от выпитого вина, флиртовала с Китти и Лидией. Мэри даже не могла их различить. Она не думала, что они будут столь же разборчивы, как мистер Бингли или его друг, но там, где не было красоты, должны были присутствовать хотя бы бодрость духа и веселье, а Мэри не обладала ни тем ни другим.

Правда в том, с горечью думала Мэри, что в ее ближайшем окружении не найдется никого, кто счел бы ее достойной внимания. А если это действительно так сейчас, когда она еще молода, то почему с возрастом что-то могло измениться? По всей вероятности, следующие десять лет ее жизни пройдут так же, как и упущенные десять лет Шарлотты – без особых надежд и счастья. По мере того, как вечер шел своим чередом, Мэри ощущала себя все более и более униженной этим пониманием и воображала, как растворяется в воздухе, минута за минутой, час за часом, пока не почувствовала, как исчезла совсем, не оставив после себя ни одного напоминания о том, что вообще сидела за этим столом.

Только когда ужин закончился и скатерть убрали, она немного пришла в себя. Объявили танцы, и, увидев возможность вырваться из своего несчастья, Мэри вызвалась услужить обществу за роялем. Весь остаток вечера она напевала шотландские и ирландские песенки, в то время как ее сестры и семейство Лукасов танцевали с самыми энергичными офицерами. Устав играть, Мэри со смешанными чувствами приняла благодарности танцующих. Она была рада сделать хоть что-то, чтобы не сидеть в тишине, но чувствовала себя так, будто купила благодарность этой компании тем, что не тяготила их своим обществом на паркете. Мэри показалось, что она вновь слышит слова Шарлотты о том, сколь невыгодно довольствоваться счастьем других. Ей было грустно думать, что это такова могла быть и ее судьба – вечно наслаждаться радостями окружающих, но никогда не испытывать их самой.

– 20 –

Мэри ничуть не удивилась, когда в Лонгборн пришло письмо от мисс Бингли, в котором та умоляла Джейн приехать в Незерфилд и присоединиться к их компании. Они ужасно скучали и жаждали ее общества – быть может, она соизволит выпить с ними чаю? И возможно ли было уговорить ее пообедать с ними? Джейн прочитала приглашение семье своим обычным размеренным тоном, но Мэри разглядела удовлетворение, скрытое под ее обычной застенчивостью. Мать ее тем не менее была почти вне себя от волнения.

– А каковы были планы леди Лукас! Я чувствовала, что он не заинтересован Шарлоттой, и оказалась права. Ты должна ехать верхом, Джейн, кареты у тебя не будет. Кажется, собирается дождь, и если так и произойдет, то они будут вынуждены предложить тебе ночлег. Чем дольше ты там пробудешь, тем лучше. Это для тебя такая возможность!

Протесты Джейн и Элизабет по этому поводу остались неуслышанными. Джейн должна была ехать верхом, споры были бессмысленны. Риск промокнуть насквозь стоил того, чтобы провести еще один день в гостях у мистера Бингли. Таким образом, Джейн была отправлена в гости, одетая лишь в плащ и легкие туфли. Когда ожидаемый дождь начался даже раньше, чем думалось, не осталось никаких сомнений, что Джейн попала в самый ливень, однако миссис Беннет это нисколько не беспокоило.

– Небольшой дождь никогда никому не повредит, а теперь им придется оставить ее у себя.

Элизабет, однако, была далеко не столь оптимистична. Она вовсе не была уверена, что сестра так легко переживет попадание под проливной дождь. А когда на следующий день в Лонгборн пришло известие, что Джейн слегла с простудой, Элизабет охватило беспокойство. Она попросила разрешения воспользоваться каретой, чтобы немедленно отправиться к сестре, но миссис Беннет была непреклонна.

– Я не думаю, что она умирает. Там о ней прекрасно позаботятся. Пока она у них, все будет хорошо.

Элизабет с трудом поддавалась увещеваниям миссис Беннет почти весь следующий день, но, не получив ни одного письма, извещавшего о полном выздоровлении Джейн, она не выдержала и объявила о своем намерении пройти пешком несколько миль до Незерфилда, чтобы самой посмотреть, как поживает сестра. Она не обратила никакого внимания на настойчивые уверения матери, что Лиззи там никому не нужна, что она просто будет мешать и разрушит ее тщательно продуманный план. Мэри слушала, как спор повторялся снова и снова, снова и снова. Она не видела столь острой необходимости в присутствии там Элизабет. Если Джейн была действительно серьезно больна, то, безусловно, из Незерфилда прислали бы письмо. А если Джейн не повезло настолько сильно заболеть, то Лиззи вовсе не было смысла добираться пешком по грязным полям и мокрым дорогам. Она и сама могла заболеть – а в таком случае чем она поможет Джейн?

– Я восхищаюсь твоей склонностью к самопожертвованию, – тихо сказала она Элизабет самым бесстрастным тоном, на какой только была способна. – Но каждый импульс чувств должен быть направлен разумом, и, конечно, усилие всегда должно быть пропорционально необходимости в нем.

Элизабет повернулась к ней. Мэри еще никогда не видела ее более разъяренной.

– Это то решение, в правильности которого я уверена, – холодно сказала она, – поэтому не стоит обо мне беспокоиться. И я вынуждена не согласиться с тобой относительно конкурирующих притязаний разума и чувств. Когда разум не согрет чувствами, он становится очень холодной и жесткой направляющей жизни. Я удивлена, что слышу это от тебя, Мэри. Мне это очень неприятно. Мне осталось надеть сапоги, и я тут же отправлюсь в путь. Надеюсь вернуться к ужину.

На самом деле возвращение Элизабет оказалось отнюдь не таким уж скорым. Она застала Джейн в состоянии, которое убедило ее в том, что сестру нельзя оставлять, пока та не поправится окончательно. Таким вот непреднамеренным образом Лиззи совершенно случайно стала гостьей на приеме в Незерфилд-хаусе, где и пробыла большую часть недели.

Когда Джейн достаточно поправилась, чтобы принять свою семью, мистер Бингли пригласил миссис Беннет и ее младших дочерей приехать в Незерфилд и навестить Джейн. Все, кроме Мэри, охотно согласились – она все еще страдала от упрека Элизабет и предпочла спрятаться ото всех дома. Ей было слишком больно чувствовать себя объектом презрения любимой сестры. Еще хуже было осознание того, что Элизабет оказалась совершенно права, отчитав Мэри, ведь Джейн и вправду сильно болела. Сердце Лиззи показало себя лучшим проводником к тому, что требовалось Джейн, чем холодные рассуждения Мэри. Мэри было по-прежнему стыдно за свои слова, и она не чувствовала, что готова вновь оказаться в обществе Лиззи. Вместо этого она осталась в Лонгборне и гуляла в одиночестве по саду, коря себя за то, что сделала еще одно неверное суждение – заговорила тогда, когда лучше было бы промолчать.

Именно в саду и нашла ее Шарлотта Лукас, зашедшая узнать, как поживает Джейн.

– Надеюсь, – сказала она, – что болезнь не помешала Джейн совершить в Незерфилде все задуманное. Было бы жаль, если бы это отвлекло ее от достижения главной цели визита.

– Полагаю, мисс Бингли пригласила ее главным образом в качестве компаньонки для себя и своей сестры. Думаю, они чувствовали потребность в новом партнере для игр в карты.

– Возможно, в приглашении и значилось именно так, – со знанием дела ответила Шарлотта, – но, поверь, это был не единственный мотив, побудивший их позвать Джейн. Они никогда бы не позвали ее, если бы не были убеждены в привязанности к ней своего брата.

Девушки подошли к маленькой скамейке, стоявшей под айвой. Шарлотта села и жестом пригласила Мэри составить ей компанию.

– Значит, ты считаешь, что Джейн должна была сделать все возможное, чтобы завоевать дружбу его сестер и добиться их одобрения?

– Несомненно, это не принесло бы вреда, а напротив, сослужило бы добрую службу. – Шарлотта ослабила ленту на шляпе и стащила ее на затылок. – Однако, – продолжила она, – Джейн предоставилась исключительная возможность показать мистеру Бингли силу своих чувств. Я очень надеюсь, что, ради ее же блага, она воспользовалась этим в полной мере.

– Я знаю твое мнение на этот счет, – сказала Мэри. – Но не уверена, что привязанность Джейн достаточно сильна, чтобы оправдать такую храбрость. Я не могу сказать, что она на самом деле чувствует к мистеру Бингли. Если она еще не уверена в своей любви, то вряд ли сможет убедить его в ней.

– Напротив, я бы сказала, что именно в данный момент такое заявление наиболее необходимо. Промедление может оказаться фатальным. Всем ясно как день, что он нравится Джейн и она наслаждается его обществом. Что же еще ей может быть нужно? Если ей нужна любовь, что ж, у нее столько же шансов найти ее с ним, как и с любым другим молодым человеком.

– Неужели ты такого низкого мнения о нежных чувствах, Шарлотта? Джейн едва знает его – как может быть она уверена в том, что он сделает ее счастливой?

Шарлотта наклонилась и сорвала несколько длинных травинок.

– Иногда я задаюсь вопросом, действительно ли ты усвоила хоть одну из идей из тех книг, что читала с таким энтузиазмом. Насколько я помню, большинство их авторов настаивает на том, что именно дружба составляет основу по-настоящему счастливого брака. Страсть, говорят они нам, очень скоро иссякает и в любом случае является самым ненадежным основанием для семейного счастья.

Говоря, Шарлотта начала сплетать травинки между собой, сосредоточив на этом все свое внимание.

– Ты рассуждаешь как очень разумная девушка, но под этой строгой личиной скрывается истинная романтическая натура. Ты хорошо ее прячешь, но время от времени она проявляется, когда ты не успеваешь ее подавить!

Мэри покраснела.

– Нет, вовсе нет, я просто задалась вопросом, возможно ли счастье в браке, если муж и жена так мало знают друг о друге в самом начале отношений. А если один из них или оба притворяются в чувствах, которых у них еще нет, то это не сулит им ничего хорошего в будущем.

– Вижу, мы никогда не придем к согласию, но уверяю тебя, что счастье в браке зависит исключительно от случая. Изучай Джейн хоть еще целый год характер мистера Бингли, это ничего не изменит. У нее есть такая же возможность стать счастливой с ним, как и с любым другим мужчиной, которого она повстречает. Я от всего сердца желаю ей успеха, но если она не сумеет воспользоваться своим преимуществом… Что ж, ей некого будет винить, кроме самой себя. На ее месте я бы ни за что не упустила такой шанс.

– Скажи мне, Шарлотта, неужели ты действительно так несчастна в сегодняшнем положении?

Шарлотта бросила косичку из травинок на землю и встала со скамьи.

– Я не стану притворяться, будто мои чувства изменились со времени нашего последнего разговора. Пойдем, отыщем миссис Хилл и посмотрим, удастся ли убедить ее налить нам чаю.