Три комнаты на Манхэттене (страница 22)
– Вашему другу Эдмону, очевидно, очень везло?
И свидетель простодушно ответил, но тут же сбился, смущенный реакцией публики:
– Он передергивал.
Впервые после перерыва послышался смех публики, и с этой минуты она пришла в самое благодушное настроение.
– Ах так! Передергивал! А часто он передергивал?
– Всегда. И не скрывал этого.
– И вы все-таки играли с ним?
– Мы хотели разгадать его трюки…
Рожиссар и сидевший слева от него помощник прокурора переглянулись, ибо помощник этот славился по всему Мулэну карточными фокусами. А председатель тщетно пытался угадать, что за молчаливый диалог происходит за его спиной.
– Полагаю, что вы много выпили в тот вечер?
– Как и всегда.
– То есть? Сколько приблизительно?
– Пять или шесть рюмок.
– Чего?
– Коньяку с перно…
Новый взрыв смеха волной прошел по залу и затих в глубине. Один только Эмиль не улыбнулся, он слушал, уперев подбородок в сложенные на барьере руки и не спуская глаз с приятеля.
– Кто предложил отправиться в «Харчевню утопленников»?
– Не помню.
Но Эмиль Маню вдруг зашевелился, что явно означало: «Лгун!»
– Это подсудимый первый заговорил о том, что надо… ну, скажем, взять на время машину? Итак… Каким образом вы устраивались в другое время?
– Дайа возил нас на грузовике своего отца. А в этот вечер на грузовике поехали в Невер за свиньями…
– Так что Маню счел нужным угнать первую попавшуюся машину?
– Возможно, его подбили на это…
– Кто подбил?
– Все понемногу…
Детриво хотелось быть по-настоящему честным. Он и старался быть таким. Сам чувствовал, что трусит, что ему следовало бы сказать: «Мы стали над новичком насмехаться. Заставляли его пить. Дразнили, что ему не угнать машину…»
– Короче, подсудимый довез вас до «Харчевни утопленников». А что произошло там?
– Там мы пили белое вино… У них ничего другого не было, только белое вино и пиво… Потом танцевали…
– Маню тоже танцевал? С кем?
– С Николь.
– Если не ошибаюсь, в этой харчевне с таким странным названием были еще две девушки – Ева и Клара. Что вы с ними делали?
Вопрос был смелый, и председатель ужасно возгордился, что его задал, но и перепугался.
– Так просто, дурачились…
– И ничего больше?
– Я лично, во всяком случае, ничего больше себе не позволил.
– А ваши приятели?
– Не знаю… Я не видел, чтобы кто-нибудь подымался наверх…
Снова смех, улыбки; только Эмиль и Детриво не усмотрели в этих словах ничего особенного. Это был их язык, и они говорили о хорошо знакомых им вещах.
– Итак, я не буду просить вас рассказывать о самом инциденте, о котором нам исчерпывающим образом сообщил нынче утром господин следователь. Полагаю, что вы часто бывали у мадемуазель Лурса?
– Да, часто.
– Пили и танцевали? А вы не боялись, что вас застигнет на месте отец этой девушки?
Самое любопытное было то, что Детриво поглядел на Эмиля, как бы спрашивая у него совета: «Что отвечать?»
А председатель продолжал:
– Пойдем дальше! Присутствие Большого Луи в доме внесло изменения в привычки вашей группы?
– Мы боялись.
– Ага! Боялись! Боялись, разумеется, того, что Большой Луи устроит скандал?
– Нет… Да… Мы его боялись!
Лурса глубоко вздохнул. Болван несчастный этот председатель! Совсем ничего не понимает! Разве сам он не помнит своих детских страхов? Мальчишки играли в гангстеров, и вот в их компанию затесался настоящий гангстер, здоровая скотина с татуировкой, он и в тюрьме сидел, и, возможно, совершил не одно преступление!..
Большой Луи пользовался этим, разрази тебя гром! Он им такого про себя нарассказал, чего и не бывало! А они, фанфароны, хвастались перед ним своими мелкими кражами!
– Подумайте хорошенько, прежде чем отвечать, так как это очень важно. Возникал ли у вас вопрос о том, чтобы отделаться от Большого Луи и каким способом отделаться?.. Я спрашиваю, говорили ли вы об этом на ваших сборищах, или, может быть, дома, или в «Боксинг-баре», или еще где-нибудь?
– Да, господин председатель.
– А кто говорил?
– Не помню. Просто говорили, что он будет всю жизнь нас шантажировать, что в нашем лице он напал на золотую жилу, что он вечно будет требовать от нас денег…
– А говорили о том, что его надо убить?
– Да, господин председатель.
– Так-таки хладнокровно обсуждали этот вопрос?
Да нет, вовсе не хладнокровно! Лурса энергично задвигался на скамейке. Все это бесполезно, раз никто не желает вникнуть в разговоры и лексикон этих мальчишек! Если они даже обсуждали план убийства в мельчайших подробностях, все равно это ничего не значило! Они выдумывали разные драмы просто для забавы, вот и все!
– Мэтр Лурса… Вы хотите задать вопрос свидетелю?
Он, очевидно, заметил, что Лурса ерзает на скамье.
– Да, господин председатель… Мне хотелось бы, чтобы вы спросили, кто из них, кроме Маню, был влюблен в Николь!
– Свидетель, слышали вопрос? Прошу вас, не смущайтесь. Я понимаю, что создалось не совсем обычное положение, но вы должны видеть в мэтре Лурса только защитника подсудимого. Отвечайте.
– Не знаю.
– Разрешите, господин председатель? До появления Маню кто был обычным кавалером Николь?
– Эдмон Доссен…
– Другими словами, он старался прослыть ее любовником, а на деле им не был, не так ли? Это, в сущности, входило в игру! Но был ли еще кто-нибудь влюблен, по-настоящему влюблен в Николь?
– Думаю, что Люска…
– Делал ли он вам соответствующие признания?
– Нет! Он вообще неразговорчив…
– Ваша шайка распалась оттого, что произошел несчастный случай и в доме лежал раненый?
Детриво молчал, а Лурса добавил:
– А может быть, скорее из-за того, что у Николь появился настоящий любовник?
В глубине зала началась толкотня, так как задним тоже хотелось видеть. Детриво не знал, что ответить, и опустил голову.
– Всё, господин председатель.
– Больше вопросов нет? Господин прокурор?
– Вопросов больше нет!
– Никто не возражает, если свидетель отправится в свой гарнизон? Благодарю вас.
Все заранее знали, что рано или поздно придется коснуться таких вопросов, но господин председатель все-таки почувствовал, что его начинает лихорадить.
– Введите мадемуазель Николь Лурса… Прошу прощения, господин адвокат.
Вместо того чтобы постараться стать как можно незаметнее, Лурса еще больше раздулся!
– Клянитесь говорить только правду, одну только правду. Подымите правую руку, скажите: клянусь. Вы заявили полиции, а потом на следствии, что вечером седьмого октября подсудимый находился в вашей спальне…
– Да, господин председатель.
Николь смотрела на него любезно, просто, с великолепным самообладанием.
– Поднимались ли вы вдвоем навестить раненого?
– Нет, господин председатель. Я ходила к нему одна в девять часов, относила ему ужин.
– Следовательно, посещения Маню не были связаны с уходом за Большим Луи?
– Нет, господин председатель.
– Хорошо, на ответе не настаиваю… В этот вечер вы не ждали никого из ваших приятелей?
– Никого! Они уже несколько дней ко мне не приходили.
– И вам известно, почему не приходили?
– Потому что знали, что мы предпочитаем быть одни.
Присутствующие наблюдали за Лурса, пожалуй, еще с большим любопытством, чем за Николь, и Лурса внезапно захотелось им улыбнуться.
– В котором часу Эмиль ушел от вас?
– Около полуночи. Я настояла, чтобы он вернулся домой пораньше и лег спать, так как у него был усталый вид.
– И это вы называете рано ложиться?
– Обычно он уходил в два-три часа ночи…
Рожиссар вертел в пальцах карандашик и разглядывал его с бесконечным интересом.
– Вы говорили о Большом Луи?
– Точно не припомню, но думаю, что нет.
– Когда Маню расставался с вами на пороге вашей спальни, он решил немедленно отправиться домой. Однако несколько минут спустя ваш отец видел, как он спускался с третьего этажа. Это верно?
– Совершенно верно.
– А что, по вашему предположению, Маню делал на третьем этаже?
– Он вам об этом сказал. Он услышал шум и пошел посмотреть.
Судья вполголоса спросил что-то у своих помощников. Все трое пожали плечами. Взгляд в сторону Рожиссара, который потряс головой, взгляд в сторону Лурса…
– Спасибо… Можете быть свободной…
Николь слегка нагнула голову, как бы в поклоне, с самым непринужденным видом села рядом с отцом и тут же взялась за свои обязанности секретарши. Председатель кашлянул. Рожиссар чуть не сломал свой карандашик. В глубине зала снова произошло движение, хотя никто толком не знал, чем оно вызвано…
– Введите следующего свидетеля… Эдмон Доссен… Клянитесь… правду… правду… правую руку… к присяжным… Клянитесь… Здесь приложено медицинское свидетельство, удостоверяющее, что вы только что перенесли серьезную болезнь и что в связи с вашим состоянием вам прописан щадящий режим…
Эдмон действительно был бледен, как-то по-женски бледен. Он знал это. И играл на этом. Не испытывая ни малейших угрызений совести, он взглянул прямо в лицо Маню.
– Что вы знаете об этом деле? Повернитесь лицом к господам присяжным. Говорите громче…
– Пришлось вернуть все вещи, как в Эксе…
– Вы имеете в виду Экс-ле-Бэн, где вы играли в ту же игру, назовем ее условно «в гангстеры», и где вы возвращали похищенные предметы?
– Их просто клали каждое утро у источника, и полиция их находила… В Мулэне мы решили собрать сначала побольше трофеев… Главным образом потому, что в нашем распоряжении был целый этаж…
– В доме вашего дяди, не так ли? Как относился к вашему поведению подсудимый?
– Он все принимал всерьез… Я первый сказал остальным, что из-за него у нас будут неприятности…
Казалось, Лурса не слушает. Минутами он будто спал, скрестив на груди руки, опустив голову, и помощник судьи, не выдержав, толкнул председателя локтем.
– Как по-вашему, был ли подсудимый напуган ходом событий?
– Он совсем с ума сходил… Особенно когда Большой Луи стал требовать денег.
– Вам известно, что он воровал эти деньги?
Ответа на вопрос не последовало. Николь, порывшись в папках, вытащила какой-то листок и протянула отцу.
– Один вопрос, господин председатель… Не будете ли вы так добры спросить свидетеля, имел ли он отношения с девицей Пигасс, которую пока что безуспешно разыскивает полиция?
– Вы слышали вопрос? Отвечайте.
– Да… То есть…
– Много раз? – настаивал Лурса.
– Всего один…
Печка по-прежнему дымила. Стрелки медленно переползали по желтоватому циферблату часов, висевших над головой судьи.
И по-прежнему, как въедливое мурлыканье, все те же формулы, все те же слоги, повторенные десятки раз, уже потерявшие всякий смысл, ставшие простым припевом:
– Повернитесь к господам присяжным… Вопросов у защиты нет?
Лурса вздрогнул от неожиданности, так как думал совсем о другом. Думал о том, что его племянник Эдмон не доживет до старости, что ему осталось жить всего года два-три.
Почему? Да просто так показалось! Он глядел на племянника большими затуманенными глазами. Такой взгляд бывал у Лурса, когда он проникал в самую суть вещей.
Вопрос? Какой вопрос? Все это бессмысленно! Целая груда желтых папок полна ими, вопросами и ответами. Самыми разнообразными, включая времяпрепровождение Эдмона вечером седьмого октября.
Он просидел в «Боксинг-баре» примерно до полуночи. Вернулся к себе домой, и Детриво проводил его до подъезда.
Может быть, это была правда, может быть, нет, этого установить не удалось…
Если Эдмон убил Большого Луи…
Он на это способен! И Детриво тоже! Все они вполне на это способны, без всяких побудительных мотивов, просто потому, что таково логическое завершение игры!