Все случившееся казалось ему сном или миражом. Провел ночь с девушкой, несколько раз спас ее жизнь, привязался к ней, прикипел – и теперь с каждой минутой все возвращалось на круги своя. Они отдалялись друг от друга, и это, должно быть, было правильным.

– Благодарю вас. – Улыбка Элизы была по-настоящему чарующей. – Эта боль в груди – что-то невыносимое.

Лицо Анри озарилось той улыбкой, которой Оберон у него раньше не замечал. Вроде бы ничего особенного, но ему вдруг захотелось взять старого друга и коллегу за воротник и посоветовать вести себя прилично, как он позавчера посоветовал министерским сморчкам.

Раз уж пожираешь девушку взглядом, то хотя бы не чавкай.

«Я дурак, – признался Оберон. – Она совершенно свободна. Она не приняла моего предложения. Да, я называю ее своей невестой, а она этого не отрицает. Да, я сам предложил ее в помощницы Анри, никто не тянул меня за язык. Кто тут дурак? Я тут дурак, невесть чем набитый».

Он напомнил себе, что вообще-то выплатил долги покойного генерала, а Элиза выставила на подоконник сластолист. По всем законам, писаным и неписаным, он имел на нее права.

Почему-то от этой мысли стало еще хуже.

– Никогда не видела такого замка, – призналась Элиза, когда экипаж въехал в ворота. Она смотрела по сторонам с искренним любопытством, и Пайпер на ее руках тоже глазел с интересом. – Он странный. Но уютный.

Оберон улыбнулся. Экипаж въехал во внутренний двор, и Оберон подумал, что вернулся домой, к привычной, спокойной и предсказуемой жизни. Студенты, которые сидели на скамейках, наслаждаясь теплым деньком, помахали ему. На руке второкурсника Пауля Оберон заметил шнурок с волкудлачьим клыком.

Что ж, не он один охотился этим летом.

– Эти два типа, кто они? – поинтересовался Оберон, помогая Элизе спуститься из экипажа. Мелькнула неприятная мысль, что с этими министерскими господами в замок мог заявиться и убийца. Анри усмехнулся.

– Морис Лаваль и Николя Азуле. Приехали без слуг, – ответил он. – О, кажется, я уже слышу, как они скандалят.

Одно из окон открылось, во двор выглянула госпожа Бьянка и энергично замахала Оберону тонкой сухой рукой.

– О, господин декан, наконец-то! – воскликнула она. – Скорее! У нас проблемы в деканате!

Оберон вздохнул – начинался учебный год, и ему было тоскливо и в то же время как-то весело. Сейчас, вернувшись в академию, он ощущал биение жизни во всей ее полноте.

Он снова был на своем месте.

Элиза испуганно посмотрела на него. Оберон снова улыбнулся и взял ее за руку.

– При деканате есть комната отдыха, – сказал он. – Думаю, вам там понравится.

– Нам хватит двадцати шагов? – настороженно спросила Элиза. Оберон прикинул планировку и ответил:

– Хватит. Волноваться не о чем.

* * *

Комната отдыха оказалась вполне уютной. Опустившись на маленький диван возле окна, Элиза вытянула ноги и подумала, что страшно устала.

Эти несколько дней с нападениями и чудовищами вымотали ее полностью. Позавчера она и представить не могла, что окажется в академии, тем более в качестве невесты декана факультета, окруженного самой темной славой. Элиза вспомнила, каким было лицо Оберона, когда он называл ее невестой: наглец! Но наглец в своем праве, и она не будет с ним спорить.

Лучше жить тут в качестве невесты, чем содержанки. Это вызовет меньше вопросов, ухмылок и гадких предложений.

И ведь и эту ночь им придется провести вместе, и много других ночей! Это понимание вызывало в Элизе томительную неловкость. Она всегда знала, что будет делить комнату с мужчиной только в одном случае – если он станет ее мужем.

А сейчас все развивалось слишком быстро, чтобы она успела привыкнуть. Элиза поняла, что окончательно запуталась в своих чувствах.

На подоконнике Элиза заметила тонкую колбу артефакта, наполненную золотистой жидкостью. Артефакт покоя, вспомнила она, такой же был в кабинете ее редактора. Элиза поймала себя на том, что ей становится легче. Напряжение утекало прочь.

Да, ее жизнь изменилась. Но рядом с ней человек, который успел не раз показать свою порядочность. Оберон спасал ее жизнь, рискуя своей, – тут нельзя испытывать ничего, кроме благодарности. Сейчас они оба в безопасности. Элиза начнет работу в лаборатории Анри, все постепенно утрясется, и жизнь покатится дальше своим чередом.

И они обязательно выяснят, кто стоит за убийством ее отца. Элиза поклялась, что вернет генералу Леклеру его честное имя – и Оберон вполне разделял ее стремление. Элизе думалось, что она нашла в нем настоящего друга, – и это ее радовало.

Потом она задремала и очнулась от того, что кто-то осторожно прикоснулся к ее запястью. Открыв глаза, Элиза увидела Анри, тот успел сменить свой щегольской сюртук на нечто похожее на одеяние врача и держал в руке бокал, от которого поднимался розоватый дымок.

– Вот, – произнес он. – Выпейте. И вечером между вами будет на десять шагов больше. Оберон уже насладился моим зельем, слышите, как фыркает?

– Благодарю вас, – улыбнулась Элиза, принимая бокал. Варево приятно пахло земляникой, но на вкус оказалось настолько отвратительным, что Элиза с трудом смогла сделать несколько глотков. Ей казалось, что еще немного, и ее вырвет.

– Не могу больше, – прошептала она. Из глаз брызнули слезы, лицо свело гримасой. Анри сел рядом, оценил то, что осталось в бокале, и велел:

– Допивайте.

Это было сказано так, что Элиза не отважилась спорить. Через силу она осушила бокал и прошептала сквозь слезы:

– Невыносимо…

Анри ободряюще улыбнулся.

– Вы умница, – похвалил он. – Редко кто справлялся с моими зельями настолько решительно.

Похвала подбодрила Элизу, она даже смогла улыбнуться в ответ. Мерзкий вкус гнилого болота таял во рту, оставляя лишь далекий оттенок кисловатых ягод. Что ж, она будет пить это зелье столько, сколько потребуется.

– Я стараюсь, – ответила Элиза. – Мы ведь будем работать вместе? Оберон говорил, что вам нужна ассистентка.

Анри рассмеялся.

– О да! Тем более настолько отважная девушка. Вы уже работали с зельями?

– Нет, – призналась Элиза. – Я переводчица. Все зелья, которые я знаю, это травяной сбор от простуды, его заваривала моя домоправительница.

Из деканата донесся возмущенный женский возглас: «Да как же так можно? Что вы себе позволяете?» Незнакомый молодой мужчина звонко добавил: «Право же, это бессовестно!» Анри посмотрел на дверь, усмехнулся.

– Что ж, переводы требуют аккуратности, я полагаю, – сказал он. – Да я и не буду поначалу вас как-то нагружать. Полы моют домовые, а вам останется сортировка ингредиентов. Простая работа, но довольно нудная. Впрочем, вы, должно быть, усидчивы.

Элиза смущенно улыбнулась.

– Боюсь, милорд, я плохо разбираюсь в ингредиентах. Вернее, совсем не разбираюсь.

Анри только рукой махнул. В нем было что-то настолько легкое, светское, непринужденное, что Элиза совершенно расслабилась и успокоилась. Если отвлечься, то можно было представить, что они находились где-нибудь в гостиной, на малом приеме у баронессы Конти, беспечно болтали о каких-нибудь пустяках, и это было настолько спокойным, настолько нормальным и правильным, что оковы, стиснувшие Элизу после смерти отца, дрогнули и разжались.

– Пустяки, – весело сказал Анри. – Я дам вам определитель, он поможет. Тут и первокурсник справится, но я не рискну их пускать в лабораторию. Они обязательно утащат что-нибудь.

Элиза рассмеялась. Оберон о чем-то заговорил в деканате: она не могла разобрать слов, лишь слышала интонацию, тяжелую и властную. Когда он так говорил, ему наверняка все подчинялись и никто не отваживался спорить.

– Почему вы так уверены, что утащат? – поинтересовалась она. Анри улыбнулся, и Элиза подумала, что он похож на эльфа. Такой же изящный, непринужденный, привлекательный. Того и гляди пустится в пляс или возьмет маленькую арфу и заиграет, как и положено эльфу.

От зельевара едва уловимо пахло апельсиновой туалетной водой. Элиза невольно подумала о криках чаек над песчаным пляжем, солнце, морских волнах – юге, которого никогда не видела.

– Потому что я и сам был студентом, – с прежней непринужденностью светского щеголя признался Анри. – И знаю, как привлекает возможность стащить ингредиенты и приготовить что-нибудь очень нужное и очень запретное. А это нужное и запретное всегда хорошо оплачивается.

– Например?

– Например, напиток лунной любви. – Анри сцепил пальцы в замок на колене, мечтательно улыбнулся. – Девушка выпьет его и не сможет сказать «нет». Впрочем, и юноша тоже. Знали бы вы, сколько браков заключилось с помощью этого напитка! Баронесса Лефре, например, вышла замуж за своего барона и прожила с ним всю жизнь только благодаря лунной любви. Барон был сволочью, честно говоря, но жену обожал до самой смерти.

Почему-то Элиза поежилась. Беспечное очарование на мгновение покинуло зельевара – ей показалось, что за милым обликом Анри промелькнуло что-то еще, темное и властное. Словно спящий дракон приоткрыл глаза, посмотрел ярко и цепко и снова опустил веки.

– Или есть еще Стеклянная смерть, – уже без улыбки продолжал Анри. – Всегда есть соблазн расправиться с соперником, правда? Стеклянную смерть не купишь просто так, в магазине, ее варят только по специальной заявке. А тут такая возможность! Собрать ингредиенты, сварить и продать…

Элиза нахмурилась.

– Кому же нужно такое зелье? – спросила она.

– Обычно его готовят для больниц, – ответил Анри. – Есть болезни, при которых умирают мучительно и долго. Стеклянная смерть действует намного быстрее. И, в отличие от ножа или пули, не считается убийством. Просто милосердие к тем, кого нельзя исцелить… и нельзя заставлять страдать. Или, допустим, есть Щедрая щепоть: можно отдать кому-то то, что есть у тебя. Например, болезнь или неудачу. Сами понимаете, как к этому относятся. Но желающих много…

В деканате что-то хлопнуло, и Оберон отчетливо произнес:

– Господи, ну и дрянь на наши головы. Повезло так повезло.

Женский голос что-то возмущенно заговорил, к нему прибавился незнакомый мужской.

– Но самое интересное, – продолжал Анри, – это Рука мертвеца. Человеку достаточно вдохнуть его запах, и он не сможет сопротивляться чужой воле. Будет делать то, что приказано, даже если ему приказать прыгнуть с крыши. На востоке Рукой мертвеца поят рабов, чтобы они трудились и не думали о побеге.

Невидимый морозный палец скользнул от затылка к позвоночнику: Элизе почудился хруст льдинок. Она знала, что магия и артефакторика – страшные науки, она понимала, что их используют в самых разных целях, но больше всего ее испугало то, с каким непринужденным спокойствием Анри говорил о свойствах своих зелий.

Его нисколько не пугали те цели, с которыми использовались зелья. Ему, кажется, было все равно.

– Но ведь есть же и хорошие зелья, – сказала Элиза, надеясь, что ее голос не звучит слишком уж беспомощно. Анри улыбнулся.

– Конечно! Одно из них вы сейчас выпили.

* * *

Оберон освободился только в девятом часу. За это время Элиза успела вздремнуть, пообедала кроликом в сливочном соусе, которого принес слуга, и понаблюдала в окно за тем, как во внутреннем дворе студенты пускали разноцветные мыльные пузыри. Пайпер проснулся, перекусил, поиграл с хозяйкой и с чистой совестью завалился спать.

Стараясь найти средство от скуки, Элиза сунулась было в шкаф и разочарованно отметила, что он пуст. Ни книг, ни бумаги для записей, ничего. Изнутри дверцу шкафа украшало зеркало в тонкой позолоченной раме. Некоторое время Элиза всматривалась в свое отражение и не могла понять, что с ним не так. Знакомое лицо было одновременно чужим, словно к нему добавились черты незнакомки. Брови стали гуще, легли ровными дугами, волосы обрели оттенок темного меда, завились и рассыпались по плечам, в глазах появился энергичный блеск.