Я не ожидал такого наплыва эмоций, и судя по тому, что Мэри слишком настойчиво говорила, я ей не помешаю:

– Кто откажется от миндального печенья? – улыбнулся я и достал ключи из зажигания.

В соседних домах не горел свет – все спали, и я был рад этому. Одна из причин, почему я забирал Мэри так поздно, – это нежелание ненароком встретиться с Питером. Он жил справа от Мэри, в одноэтажном небольшом доме с серой, почти черной крышей. С тех пор как мы с семьей переехали в поселение за три месяца до моего пятнадцатилетия, я не связывался с Питером. Поначалу мне не разрешал отец, я злился, не понимая, почему не могу общаться с прежними друзьями, но теперь знал, что на тот момент я мог обратиться в любой момент и отец просто-напросто оберегал и меня, и Питера. Потом, когда я перевоплотился и научился контролировать себя, мне не нужно было обрезать все нити с прежней жизнью, я мог бы позвонить другу и объясниться. Но когда ничто не тащит тебя назад, гораздо проще ориентироваться на цель.

Мэри пошла в дом, я направился за ней.

На дежурство мне только к вечеру. Хоть я и просил дать ночную смену, вожак запретил, говоря, что мне нужно передохнуть. Пф-ф, как будто вампиры отдыхали… Они днем и ночью пробирались на наши территории, нападали на волков на границах, пытались просочиться в города. Мегаполисы уже заняты, вампиры там сбивались в так называемые бандитские группировки, проводили границы территорий, и тем, кому не находилось места или упырь был настолько глуп, что умудрялся нажить врагов среди своих же, ничего не оставалось делать, как бежать в еще незанятые места.

За последнюю неделю наплыв увеличился, оборотням приходилось патрулировать не только леса, но и города, обернувшись людьми. Опасное дело, учитывая, что не все оборотни в человеческом обличье были способны убить вампира. И после всей этой ситуации вожак еще и не давал мне брать как можно больше дежурств!

Дверь дома со скрипом захлопнулась за нашими спинами, Мэри косо посмотрела на меня. Намек понят: нужно придерживать двери. Она небрежно бросила курточку на стул у входа и убежала на кухню.

– Вымой руки, я сделаю чай! – крикнула она. Мэри была жутко похожа на тетю Энн не только внешне, но и повадками. Я буквально услышал сейчас ее голос, как в старые добрые времена, когда мы с Мэри и Питером наперегонки забегали домой, уставшие от игр, и неслись прямиком на кухню, чтобы ухватить свежеиспеченное печенье.

– Покрепче, – напомнил я, задержавшись у входной двери.

– Помню я… – прошептала Мэри, явно забыв, что у оборотней, как и у вампиров, хороший слух.

На стене справа от входа висели фотографии. Они были развешаны в хаотичном порядке, совсем несимметрично, в духе тети Энн и моей мамы. Сестры были очень похожи и внешне, и по характеру. Дядя Джеймс, отец Мэри, не такой, он – за идеальный порядок, четкость и расписание. Хирург, что сказать. А мой отец что-то среднее между педантизмом дяди Джеймса и творческой натурой тети Энн и мамы. Только в одном наши с Мэри отцы были схожи – они оба до беспамятства любили своих жен.

Рассматривая фотографии, я подсознательно сжался внутри, будто нацепил броню на свою душу. Маленькая, ничем не примечательная фотография излучала тепло, она была светлой, но буквально заставляла разрываться на части. Снимок был сделан в гостиной Кларков шесть лет назад, за несколько месяцев до нашего переезда. На диване, обнявшись, сидели тетя Энн и дядя Джеймс, у них на руках лежала маленькая Мэри с двумя высокими хвостами, она их ненавидела, но в тот день позволила маме себя заплести. Ее щекотала тетя Энн, потому Мэри хохотала так, что даже покраснела. Рядом с дядей Джеймсом сидела моя мама. Невероятной красоты женщина, с длинными черными волосами. На фотографии не видно, но на солнце они отливали красным. У нее на руках сидел крошка Руди с улыбкой до ушей и еще пухлыми щеками, я давно не видел, чтобы он так улыбался. Рядом с мамой сидел я, очень серьезный, а почему – не помню. Папа остановился за спиной мамы в последний момент перед тем, как сработал таймер. Его лицо слегка размазано, но даже так было видно, что он улыбался.

Мы все были счастливы тогда, еще не разбитые, еще вместе. Если в жизни и может произойти разлом, то он случился два года назад, когда умерла мама. Когда мы остались одни. Когда она ушла, нет, когда ее забрали у нас…

– Прости, – прошептала Мэри, она стояла рядом и смотрела на этот же снимок. Я не слышал, как она подошла. – Нам следовало убрать эту фотографию.

– Не нужно, – покачал головой я, не в силах отвести глаз от лица мамы.

Я все время ощущал ее незримое присутствие. Глупо, наверное, а может, и нет, но мне казалось, что она всегда рядом с нами. Руди говорил, что тоже ощущал это. С папой мы старались такие вещи не обсуждать. Малейшее упоминание о матери выбивало равновесие из-под его ног. Я боялся, что он никогда не оправится от ее смерти.

– Чай готов, – сказала Мэри, слегка коснувшись моего плеча.

Я еще раз взглянул на маму: темные длинные волосы до самой поясницы, немного вьющиеся на концах, заразительная улыбка, добрые глаза, через которые ощущается всепоглощающая любовь и сила, будто она могла противостоять целому миру, если он вдруг осмелится посягнуть на нашу семью. Она была не просто мамой, она была другом, поддержкой, всем…

В маленькой кухоньке Кларков всегда было уютно. Голубые стены над белыми деревянными тумбами обвешаны различным инвентарем: всевозможные лопатки, сковороды и ковши. На широкой плите, вдвое больше нашей, висели идеально выглаженные розовые клетчатые полотенца. В углу на тумбах стояло еще несколько подставок с лопатками, венчиками и ложками, а на небольшом закрытом шторкой окне стояли горшочки со свежими травами. Даже без хорошего обоняния оборотня я бы учуял запах мяты, розмарина и тимьяна.

Когда тетя Энн не уезжала в командировку, она сидела дома и много готовила. Она говорила, что готовка для нее не труд, а способ отдохнуть. Согласен, я тоже любил готовить, только времени на это у меня никогда нет. Да и Руди полностью взял на себя домашние дела, за что я ему был безгранично благодарен. Особенно сейчас, когда ни меня, ни папы практически не бывало дома.

На столе, застеленном цветастой скатертью, стояли две чашки с дымящимся чаем. Я умостился на деревянном стуле. Он явно был маловат для меня, и я уже предвкушал, что он вот-вот треснет. Мэри сразу направилась к мойке, подготавливать ингредиенты.

– Что готовишь? – спросил я, делая первый глоток. Чай оказался недостаточно крепким, но я и не удивился, люди редко понимали, что я имел в виду, говоря: «Я пью крепкий чай. Черный-черный».

– Запеку курицу с овощами, на большее я сейчас не способна.

Назойливые часы тикали и тикали, я мимолетом взглянул на время: половина первого ночи. Любопытно, во сколько упырь заезжал за Мэри?

– Как прошел день? – невзначай спросил я.

– Все как обычно, – крикнула Мэри, она открыла кран и из-за шума воды думала, что мне плохо ее слышно, хотя все наоборот – из-за ее крика я, скорее, плохо слышал воду.

– Совсем ничего интересного?

– Про вампиров меня спрашиваешь? – она быстро взглянула на меня через плечо. Я лишь пожал плечами. – С какой целью? Если собираешься их высмеивать или снова талдычить, какие они опасные, я тебе ничего не расскажу.

– Ну и когда я последний раз тебе все это говорил? А?

Мэри промолчала. Я давно уже не напоминал ей о том, что с вампирами водиться слишком опасно. Что толку говорить, если сам разрешил ей проводить много часов в их доме? Мэри с таким усердием мыла картофель, что я начал сомневаться: она обдумывала, что бы мне рассказать, или то, о чем лучше умолчать?

– Ты с кем-то, кроме Тайлера, общаешься вообще в их доме? – спросил я, уже не выдерживая неловкой паузы.

– Конечно! – фыркнула Мэри. – С Фиби, с Софи тоже. И с Лексой, – поспешно добавила она.

– А что остальные?

– Ну Криса ко мне не подпускают, если ты об этом. Да он и сам или в комнате своей сидит, или в городе мотается. Но людей он не ест, это я точно знаю. А Айзек и Эмма держатся отдельно, они не слишком-то и хотят с человеком говорить. Это я так думаю.

– А Джордж? – спросил я, но без особого интереса, только для того, чтобы мой следующий вопрос не выглядел так странно.

– А он в кабинете своем сидит все время. Иногда они с Софи ездят к друзьям в Портленд. Я его, если честно, почти никогда не вижу.

Хотел бы я сказать то же самое. Джордж в последние две недели каждый день ходил к границам, чтобы выяснить у нас что-нибудь. Зачастую его интересовали новости о вампирах, но иногда он позволял себе большее и задавал вопросы о стае. Не понимаю, это праздное любопытство или он собирал информацию? Но тогда что он будет делать с ней потом? Да без разницы, все равно ему никто ничего не говорил. Непонятно, на что Джордж рассчитывал, задавая вопросы волку.

– А чем Лекса занимается? – невзначай спросил я, делая еще один глоток. Мэри уже очистила картофель и теперь небрежно сбрасывала его в круглую чугунную сковороду без ручек.

– Большую часть времени она общается с Эммой или Джорджем. Это когда я прихожу, а по утрам она вроде в океане плавает. Иногда с Фиби, но чаще сама.

То, что она плавала в океане, я знал и сам. Волки за ней следили не столько для того, чтобы контролировать, сколько для того, чтобы держать связь. Увеличение вампиров на границах не давало повода беспокоиться, это происходило постоянно, но с учетом того, что на стаю теперь открыто покушались какие-то там правящие вампиры, лучше было держать уши востро.

Наблюдая за тем, как Мэри вываливала кучу овощей в маленькую сковороду, я позволил мыслям бесконтрольно витать. И услышал ее голос, доносящийся из недр подсознания, оттуда, где хранились воспоминания. «Правящие вампиры – это скопление талантливых и опасных воинов. Схватки не будет! Будет бойня! У вас нет ни малейшего шанса выстоять и остаться в живых…»

«Но мы выжили, Лекса. Благодаря тебе», – подумал я, искренне желая сказать ей это лично. В глаза.

– Я понимаю, что тебе тяжело это признать, – начала Мэри, выкладывая курицу на гору овощей. Мне, показалось, что она выбрала слишком маленькую посуду для такого количества продуктов, но я промолчал. – Но не все вампиры плохие.

– И что мне теперь сделать? Помочь перевезти твои вещи?

Мэри застыла лишь на секунду, но я успел уловить перемену в ее поведении, чтобы понять – она и правда подумывала переехать к ним.

– Мэри, ты в своем уме? Ты хочешь жить в вампирском доме? Ты же человек! Тебе нужно спать, нужно есть, у тебя есть потребности, ты гораздо уязв…

– Тайлер всегда будет рядом! – Мэри резко повернулась и впилась в меня испепеляющим взглядом. У нее голубые глаза отца, но характер – нет. Иначе она никогда бы не поступала так иррационально. – Он защитит меня. Всегда. Я же говорила тебе, он – моя родственная душа, моя половина.

– Избавь меня от этого романтического бреда, Мэри! Тебе не двенадцать, чтобы верить в эту чушь! Он – вампир. Ты – человек. Ты для него еда, для каждого, кто живет в их доме.

– Они не едят людей! – закричала Мэри.

Я мог быть уверен, что не убивал людей только один вампир в их доме. И то, она не вампир. Но я промолчал. Мэри накалилась достаточно сильно, и еще одно мое слово против будет означать скандал. Мне не хотелось ругаться, ни сейчас, ни потом, я просто никак не мог понять, почему она так тянулась к вампирам.

Мэри все еще сверлила меня взглядом, полным слез, я опустил глаза, уткнувшись в чашку. Фыркнув, Мэри поставила сковороду в духовку и со злостью хлопнула дверцей.

– Ты черствый, Джон. Мне тебя жаль, – прошептала она, не поворачиваясь ко мне. Она оперлась руками о тумбочку и склонила голову. Мэри нервно усмехнулась: – Хотела бы я, чтобы твоя родственная душа оказалась вампиром. Я бы долго смеялась над этой шуткой природы.