Настоящая Фабьен… Кто она? И чем отличается от Фабьен нынешней? Да, ей очень грустно, ведь недавно умер отец, и еще она рассталась с Джаспером. Уик-энд в Париже ничего не изменит.

* * *

Входя в театр Пале-Рояль, Фабьен уже не сомневалась, что бабушка была намного мудрее ее. В конце концов, сдавшись под напором Бабули, она отправилась в Париж на уик-энд и уже на другой день почувствовала себя лучше. Даже ночь в самолете ее не утомила. А еще, кажется, она не пробовала ничего вкуснее французского багета и французского кофе в одном из уличных кафе в сердце квартала Марэ, неподалеку от дома бабушки, где Фабьен с отцом – и реже с матерью – останавливалась на каникулах столько раз, что воспринимала его как уютную пижаму, хотя подобное сравнение наверняка звучало оскорбительно для такого большого и старинного особняка. А сегодня она проведет вечер в своем любимом театре, который посещала с бабушкой так часто, что не имело значения, какое представление дают; даже просто очутиться в хорошо знакомом и приятном месте достаточно, чтобы почувствовать красоту, неподвластную времени.

Вот и сегодня вечером Фабьен даже не поинтересовалась программой заранее и, к своему удивлению, обнаружила, что это не спектакль, а фильм. Афиша у входа анонсировала документальную ленту о Жане Шлюмберже, одном из выдающихся дизайнеров компании Тиффани, который к тому же, как она прочла, во Вторую мировую войну служил в «Свободной Франции» Шарля де Голля.

Фабьен нашла указанный в билете ряд и обнаружила, что придется потревожить пару, уже занявшую свои места. Те были увлечены разговором, судя по их печальным лицам, серьезным. Фабьен по-французски заверила капельдинершу, что помощь ей не требуется, и, выждав секунду, произнесла:

– Excusez-mo…i^[36]

Мужчина и женщина подняли глаза, и Фабьен узнала обоих; потребовалось лишь секундное усилие, чтобы вспомнить, где именно они встречались.

– Метрополитен-музей! – воскликнула она одновременно с женщиной, и обе рассмеялись.

– Ну что ж, на этот раз я не наступила вам на ногу, – сказала Фабьен.

– Мелисса Огилви. А это Уилл.

Мелисса улыбнулась и жестом показала на своего спутника. Фабьен села рядом с Уиллом и представилась:

– Фабьен Биссетт.

– Биссетт? – повторила Мелисса. – Мы встретились на выставке Эстеллы Биссетт, и у вас та же фамилия. Вряд ли это совпадение.

– Эстелла – моя бабушка.

– Ого! Вот откуда ваш потрясающий наряд. Мне безумно понравилось платье, в котором вы были на выставке, и я догадалась, что оно уникальное.

– Бабушка создала его для меня, – кивнула Фабьен. – Такую красоту жаль снимать, даже ложась в постель.

Мелисса вновь рассмеялась.

– Откуда вы? – спросил Уилл. – Я слышал ваш превосходный французский в разговоре с капельдинершей, и вы определенно не американка, иначе каждый в Метрополитен-музее знал бы от вас, кто ваша бабушка.

– Я из Австралии.

– А безупречный французский у вас с рождения?

Фабьен покачала головой, стараясь не замечать, как красив Уилл. Она не собиралась домогаться спутника Мелиссы – мужа, бойфренда или кем он ей приходился.

– Моя бабушка очень упряма; она настояла, чтобы меня учили французскому с детства, едва я начала говорить. Муштровала меня в глаголах и поясняла непонятные слова всякий раз, когда я у нее гостила. Теперь я ей очень благодарна, хотя в свое время сопротивлялась. А еще мы каждое лето приезжали в Париж. У Эстеллы дом в квартале Марэ.

– Ужасно хочется совершить прогулку по тем местам.

– Это самый прекрасный район Парижа. Непременно посвятите ему хотя бы день. Вы надолго здесь?

– Только на уик-энд, – ответила Мелисса. – Мой брат взял на себя обязательство каждый месяц вывозить меня в какое-нибудь новое место.

Фабьен постаралась сдержать радость от открытия, что Уилл всего лишь брат Мелиссы.

Уилл взглянул на сестру и покачал головой, однако она продолжила:

– У меня рак яичников. В терминальной стадии. Я знаю, Уилл считает, я должна держать это при себе и не грузить людей, однако что есть, то есть. И пока я чувствую себя более-менее сносно, он каждый месяц выгуливает меня в разных уголках мира.

Мелисса положила руку на плечо Уилла, и Фабьен увидела, как на его лице проступили горестные складки.

– Спасибо, что помогли нам в тот вечер, – обратился он к Фабьен. – Вот еще одна причина, по которой я понял, что вы не американка. Истинный житель Нью-Йорка скорее перешагнул бы через нас, чем поймал такси.

– Я не сделала ничего особенного. – Фабьен пожалела, что не могла сделать большего. Ее поступок перед лицом терминальной стадии рака у такой молодой женщины – Мелисса выглядела лет на двадцать пять – был настолько незначительным, что не стоил и упоминания. И она понимала, каким стремительным и агрессивным может быть этот вид рака, потому что ее мама основала одну из первых женских онкологических клиник в Сиднее.

– Время от времени у меня случаются боли в спине, – сказала Мелисса. – Изматывающие боли. И в тот раз моя болезнь решила, что я уже достаточно наразвлекалась и единственный способ напомнить о моих ограниченных возможностях – это скрутить меня с такой силой, что я еле выползла с выставки.

– Наверное, каждый на моем месте сказал бы: «Мне очень жаль». А вот я не буду. Лучше скажу: я рада, что вы решили приехать в Париж. Моя бабушка верит, что Париж лечит лучше всякого врача.

– Я тоже рада, что мы здесь, – ответила Мелисса.

Уилл приобнял сестру за плечи и поцеловал в щеку. У Фабьен сжалось горло, на глаза навернулись слезы.

К счастью, в этот момент люстры в театре начали гаснуть, и она смогла вытереть глаза, как полагала, незаметно для других. Однако в этот момент Уилл что-то передал ей. Это оказался отутюженный и идеально свернутый белый носовой платок. Льняной. Неужели еще не перевелись мужчины, которые носят с собой такое? Бабушка была бы в восторге.

– Спасибо, – прошептала она.

Фабьен не могла сосредоточиться на фильме. Ею овладели противоречивые чувства: сострадание к Мелиссе, которую она едва знала, но которая казалась такой активной и полной жизни, что в любых других обстоятельствах стала бы ей чудесной подругой; и сильный дискомфорт от того, что Уилл сидел рядом и она остро ощущала его малейшие движения. Со дня смерти отца все ее чувства, казалось, обострились и причиняли боль; Фабьен говорила себе, что и сейчас всему виной недавняя утрата. Однако она точно знала: причина ее состояния – Уилл Огилви, с его античной красотой, очевидной привязанностью к сестре и тщательно сложенным носовым платком.

В антракте Фабьен не торопилась вставать с места, чтобы дать Огилви возможность побыть наедине друг с другом, однако Мелисса наклонилась и предложила:

– Идемте с нами в бар. Может, хоть так я смогу получить то, что заказываю, а не то, что понял бармен, слушая ужасный французский Уилла.

– А вчера за ужином ты говорила, что рыба очень вкусная, – засмеялся Уилл.

– Я пыталась перевести меню, – заговорщически шепнула Мелисса, – а брат решил, что дорадо – это вид говядины!

– Разве что морская корова, – тоже засмеялась Фабьен.

Уилл улыбнулся, и у нее екнуло в животе.

«Прекрати, – велела себе Фабьен. – Ведешь себя как тинейджер».

– Что будете пить? – спросила она, радуясь поводу отлучиться в бар, и, увидев как Уилл достает кошелек, предложила: – Я угощаю.

– Джин с тоником, – отчеканила Мелисса. – Уилл тут же нахмурился. – Могу я пропустить бокальчик? Он меня не убьет! – добавила она с мрачной усмешкой.

– Лисс… – Уилл выглядел чернее тучи.

Фабьен поспешно удалилась в сторону бара, чтобы не видеть размолвки между братом и сестрой, и лишь потом спохватилась, что Уилл еще не выбрал напиток. Поэтому заказала ему коктейль «Апероль Спритц», как и себе.

– Замечательно, – кивнул Уилл, когда Фабьен с извинениями вручила ему бокал. – Будем здоровы! За новых друзей!

– Вы работаете вместе с бабушкой? – спросила Мелисса.

– Нет. Хотя она уговаривала… да что там, умоляла каждый год. Я тоже работаю в индустрии моды, хотя и в ином направлении. Меня как раз недавно назначили, – Фабьен улыбнулась, радуясь поводу произнести это вслух, еще не вполне привыкнув к названию должности, в которой ее утвердили около месяца назад, – главным куратором моды музея Пауэрхаус в Сиднее. Работа моей мечты, – созналась она.

– Поздравляем! – Мелисса подняла бокал и чокнулась с Фабьен. – Но почему вы не предпочли сотрудничать с бабушкой?

– Лисс, – перебил сестру Уилл, – ты слишком любопытна. – Он повернулся к Фабьен: – Мелисса думает, ей все сойдет с рук просто из сочувствия. Если вас раздражают ее вопросы, так прямо и скажите.

– Все в порядке, – солгала Фабьен. Мотивы ее решения лежали слишком глубоко, и она предпочитала ни с кем с ними не делиться. – Думаю, я побоялась, – нерешительно продолжила она, – не оправдать ее ожиданий. Бабушка – просто воплощение энергии. Она очень долго находилась на гребне успеха. И я не хочу стать той, которая пришла и все испортила. – Она закончила говорить и вздрогнула. А вот это уже перебор. Едва успела познакомиться с людьми, а они уже знают о ней больше, чем кто бы то ни было.

– Я понимаю, – мягко сказал Уилл.

– Еще бы ему не понимать, – заявила Мелисса. – Мне пришлось практически силой заставить его согласиться на теперешнюю должность. Ведущий дизайнер Тиффани. Тоже не хотел испортить то, что досталось по наследству. Хотя испортить не было ни малейшего шанса, – с насмешкой добавила она.

– Ведущий дизайнер Тиффани, – повторила Фабьен. – Вот откуда ваш интерес к фильму. У вас чудесная работа.

– Чудеснее не бывает, – улыбнулся он.

– И очень выгодная. – Мелисса протянула руку, демонстрируя браслет, украшенный великолепными бриллиантами.

Прозвенел звонок, приглашая зрителей занять свои места. Двигаясь по проходу, Уилл легко коснулся талии Фабьен, чтобы пропустить вперед, и все ее тело встрепенулось. Такого с ней в жизни не случалось.

Глава 8

На следующее утро Фабьен примерила и забраковала три наряда и выругалась про себя, когда поняла – это все, что она взяла с собой; свидание с привлекательным мужчиной было последним, о чем она думала, пакуя вещи. Наконец она остановилась на костюме от «Стеллы», винтажной вещице из пятидесятых годов приглушенно-синего цвета, который дополнила красным шарфом и красной губной помадой, и отправилась во Дворец инвалидов на встречу с Мелиссой и Уиллом.

Встреча была идеей Мелиссы; она хотела, чтобы кто-то с познаниями на уровне эксперта показал ей квартал Марэ и окрестности. Фабьен созналась, что обещала бабушке посетить выставку в Музее армии – экстравагантная просьба, подумала тогда Фабьен, однако Эстелле девяносто семь, она может позволить себе некоторые странности, – и Мелисса решила, что они с Уиллом составят ей компанию, а потом вместе отправятся побродить по Марэ.

Дворец инвалидов был огромным зданием. Уилл ни разу не заходил внутрь, и Фабьен надеялась, что, даже если выставка окажется скучной, великолепие здания, по крайней мере, будет стоить затраченного времени. Они встретились у входа. Фабьен поцеловала Мелиссу в обе щеки по французскому обычаю – в Париже она легко вспоминала этот ритуал – и решила, что может проделать то же самое и с Уиллом. Приблизившись к нему, она вдохнула аромат цитрусовых, амбры и моря, почувствовав себя на Ривьере.

– Прошу прощения, если вы мечтали провести этот день по-другому.

– Не сомневаюсь, что мы проведем этот день чудесно. – Уилл улыбнулся, причем так, что Фабьен не смогла ему не поверить.

– На какую тему выставка? – спросила Мелисса.

– Эстелла говорила, что-то о войне. А об этом периоде своей молодости она нечасто рассказывает. Вот потому я решила, что обязана пойти, тем более бабушка настаивала.

Фабьен уткнулась в проспект.