– Да, владелец самой крупной адвокатской компании, – завершает вместо него Анжелика. – Только не понимаю, к чему тебе эта информация, Валер?

– А я не понимаю, почему он у тебя в кабинете. Не понимаю, почему ты пишешь такую записку, а потом пытаешься пойти на попятную.

– Записку? – Я благодарно киваю секретарше, которая ставит передо мной чашку с кофе. – А можно подробней? Гражданские споры – одно из наших направлений. Как знать, пока я на месте, может быть, смогу дать дельную консультацию.

Пижон выглядит заинтересованным. Это замечает и Анжелика, потому тут же отвечает вместо него:

– К счастью, нам с Валерой нечего делить. К тому же ты слишком дорогой адвокат.

– Ничего, – решает пижон, – твою консультацию я оплатил, еще одну потяну.

Он достает бумажник, отсчитывает купюры. Встретив мой скептический взгляд, добавляет еще.

– Это моя женщина, – говорит он уверенно. – И я не собираюсь ее никому уступать. Надеюсь, это понятно? У нас просто маленькое недоразумение. И если никто не станет вмешиваться, мы скоро его разрешим.

Он двигает деньги ко мне.

– Спасибо, у меня есть салфетки.

Подхватив одну, достаю чебурек и передаю его Анжелике. Огромный, она еле держит его. Хорошо, что заходит ее секретарша с тарелками.

– Одна лишняя, – говорю я, когда она ставит тарелку и перед пижоном. – У нас все рассчитано на двоих.

– Если вы удалитесь, – цедит пижон, – нас и останется двое.

– Перестань! – не выдерживает Анжелика. – Александр – мой друг, а ты устраиваешь какой-то цирк!

Вздыхаю. Цирк – это плохо, клоунов не люблю. Недостоверно играют, как этот. Лучше б театр.

– Вы волшебница, – сообщаю я секретарше, потому что с тарелкой гораздо удобней.

Но так о девушке я думаю ровно минуту. Или даже чуть меньше. Пока она не возвращается с чашечкой чая. От одуряющего запаха я прячусь за чебуреком. Анжелика делает так же, а вот Валере не повезло. Во-первых, он сам заказал. А во-вторых, ему выдвигают условие:

– Если ты передумал пить чай – уходи.

Глядя на Анжелику, он берет в руки чашку. Не торопится, вдыхает запах – то ли хочет к нему привыкнуть, то ли оставляет себе шанс передумать. И так же, удерживая взгляд хозяйки этого кабинета, делает первый глоток.

Потом второй. Третий.

А на четвертом я понимаю, что вряд ли он вообще замечает и запах, и вкус. Они его не волнуют. Он просто хочет еще чуть задержаться здесь, побыть рядом с ней – любыми путями.

Анжелика делает вид, что ей все равно, но это не так. Во-первых, с чебуреком она расправляется куда раньше меня, а при моем чувстве голода это рекорд. А во-вторых, она как бы ненароком двигает поближе к пижону корзинку с конфетами.

Ну нет, на мыльную оперу я не подписывался. С меня хватило и того, что их любила Марина. Как ни зайдешь домой, так и слышно:

– Мы не можем быть вместе, Мустафа! Я люблю тебя сильнее, чем солнце любит каждое утро гулять по голубому небу. Ты для меня как источник воды в беспощадной пустыне. Но мой отец еще беспощадней!

– Лейла! Ох, Лейла, только не это! Ты разбиваешь мне сердце! Я так долго не выдержу, я без тебя дышать не могу…

И оба рыдают. Нет, трое – включая Марину. Говорил ей: все будет в порядке, не изводи себя. Не верила. Ну и кто в итоге был прав?

Проходит сто серий, а он по-прежнему дышит и бегает по экрану. Да и она отнюдь не изнывает от жажды. В общем, одно вранье это все.

Но беспощадным мне сегодня быть как-то лениво, да и чебурек меня успокоил, поэтому, взглянув на часы, поднимаюсь.

– Мне пора. Рад был увидеться.

Анжелика ставит на стол свою чашку с кофе и подхватывается следом за мной. Ее бегающий взгляд выдает поиск решения, как меня задержать, и в итоге она находит единственный аргумент:

– Второй чебурек.

– Оставляю Валере. Мои конфеты ему неплохо заходят.

Она делает глубокий вдох, в глазах искры. Но вместо того, чтобы вспыхнуть, она их мастерски гасит.

– Я тебя провожу. – И, не оборачиваясь к Валере, бросает уже на ходу: – Поторопись, пожалуйста, через пять минут у меня клиент.

Потом вспоминает о чем-то и меняет решение:

– Дождись меня.

Пижон расцветает и стоически допивает чай в два глотка. Мы выходим из кабинета, пересекаем приемную, выходим в холл.

– Спасибо, дальше я сам.

– Знаете… – Она качает головой, как будто раздумывает: говорить или нет? И все-таки продолжает: – Мне жаль, что вы стали свидетелем этой неприятной сцены. И я прошу прощения, что попыталась вас в это втянуть.

Она обнимает себя руками, и в этот момент кажется очень ранимой. Но не потому, что ей пришлось извиняться. Разве только отчасти.

– С прошлым, – она переводит дыхание, – с прошлым нужно разбираться самим.

– Это не прошлое.

Она вскидывает на меня взгляд, открывает рот, чтобы оспорить мое заявление, но я действительно не поклонник романтической чуши. Поэтому говорю прямо, как есть.

– Ты принимаешь от него подарки. Принимаешь, – добавляю с нажимом, – рядом с футляром лежала лента от упаковки, а это значит, что ты ее вскрывала. Ты пишешь ему записки. Твоя чашка с кофе осталась нетронутой. И ты предложила ему альтернативу. Да, чай пахнет скверно, на вкус вообще трудно представить, что это за гадость. Но ты оставила ему лазейку остаться. А могла просто выставить. Поэтому признаешь ты это или нет, но для тебя он не прошлое.

Она отводит взгляд в сторону. И хрен знает, что тянет меня за язык. Может, эта ее ранимость или отходняк после сериалов Марины.

– Важно помнить, что у всего есть срок годности. В том числе и у возможности помириться.

– Это невозможно. Вы просто не представляете… – она осекается, понимая, с кем пытается говорить о личном, и мгновенно закрывается за дежурной улыбкой. – Спасибо, что занесли колье.

Скорее всего, ей все еще неловко за секундную откровенность, поэтому я шутливо интересуюсь:

– А за чебуреки?

Вот теперь она улыбается по-настоящему, непринужденно, тепло.

– За них в первую очередь.

Я уже собираюсь уйти, когда вдруг вспоминаю.

– Кстати, насчет чая. Ты знала, какой он?

– О да! Купила в одной чайной лавке. Причем обычно там всегда самый вкусный чай, ну я и взяла, когда мне посоветовали. Продавщица была такой милой, так убедительно уверяла, что чай замечательный. Но я сама виновата: не обратила внимания на то, что она в положении.

Киваю. Знаю я эту продавщицу. Из той же семьи, что и Яров. Это нам еще повезло, что эта банда, которая уболтает любого, торгует чаем. А если бы мясом?

Мой смартфон оживает. Из приемной тоже доносится трель. В холл заходит клиент. А в кабинете ждет приговора пижон.

– Ириске привет, – бросаю я.

Выйдя на улицу, отвечаю на вызов. По работе, понятное дело. Пока вхожу в суть вопроса, пока раздаю указания, оглядываюсь, услышав шаги за спиной, и вижу Валеру. Быстро. За тот подвиг, который он совершил, я позволил бы ему посидеть чуть подольше.

Он спускается со ступенек и тут же хлопает себя по карманам. Достает сигареты, несколько раз щелкает зажигалкой, жадно затягивается, а потом замечает меня.

– Друг… – усмехается. – Что-то раньше у нее таких друзей не водилось.

– Я так понял, раньше у нее не только в этом вопросе было иначе.

Он снова затягивается, выпускает вверх струю сизого дыма, а потом отбрасывает в сторону сигарету и подходит ко мне.

– Если ты и правда ее друг, – говорит с вызовом он, – ты же хочешь, чтобы у нее все было хорошо? Так помоги. Помоги, чтобы так все и было.

– Как по мне, – пожимаю плечами, припомнив крысу в руках, – я для этого уже достаточно постарался.

Но он словно не слышит. Что-то вбил себе в голову и прет напролом.

– Мы помиримся, – говорит убежденно. – Мы столько лет вместе, она – все для меня. И я знаю, что она меня все равно любит. Невозможно разлюбить за неделю. Все ошибаются, разве не так? И все ошибки можно исправить.

– Ну, есть, к примеру, те, после которых остается машина всмятку и пепел на кладбище. И даже если машину позже починят, вряд ли это можно назвать исправлением.

– Смешно, – хмыкает он. – У меня ошибка попроще. Да это вообще просто косяк!

Так… Драгоценности, неделя с момента их расставания, обоих еще крутит друг возле друга.

– Это не косяк, а левак, – делаю вывод.

Он снова вздыхает.

– Пусть так.

Качает головой, ерошит волосы. Черт, он меня от горя, случайно, с Лейлой не перепутал? Тру бороду, чтобы у него прорезалось зрение. Но все, чего я добиваюсь…

– Ну ты же, как мужчина, меня можешь понять, – говорит он убежденно.

– Да хрен там! – я наконец-то взрываюсь и тоже бросаю пижона.

Достал, честное слово. У меня Марина замуж выходит, у меня на завтраки творог с фруктами, у меня по утрам минералка без газа, у меня в горничных Маргарита Аркадьевна. А у него сразу две женщины за неделю!

Ну ничего, думаю, сегодня вечером я свою статистику снова поправлю.

Целый день работаю на износ, предвкушая, какое меня ждет приятное шоу. По офису разносится душераздирающий запах успокоительного чая.

– Это остатки! – выпаливает секретарша, заметив, как я стою в дверях и принюхиваюсь. – Я просто не успела у них отобрать!

– Ладно-ладно, – отмахиваюсь миролюбиво.

– Александр Юрьевич, вы же помните, что в субботу вас пригласили на вечеринку? – напоминает она перед моим уходом домой.

– Вот черт!

И не пойти нельзя: все же хороший клиент. И как оставить новую горничную на растерзание Маргариты Аркадьевны? Я собирался как-то ее поддержать морально в первое время.

Хотя, если выбрать не очень пугливую…

Давненько я не возвращался домой в таком настроении. Все же предвкушение играет ничуть не меньшую роль, чем процесс.

– Как у нас здесь? – спрашиваю, когда горничная встречает меня у двери.

– У нас все готово, – рапортует сухо она. – Ждем только вас.

– Через пятнадцать минут. В моем кабинете. Пусть заходят по одному.

Она кивает и скрывается в доме. Наверное, в той же комнате, куда пристроила кандидаток, чтобы они отдохнули, пока я приду. А может, они уже что-то там натирают? С нее станется в первый же день напугать их той самой комнатой с паутиной.

Принимаю душ, переодеваюсь в чистую рубашку и свободные брюки. Рукава рубашки закатываю: так гораздо удобней. Подумав, расстегиваю пару пуговиц – почему бы и нет? Так заметно татуировку, а я знаю, как они нравятся женщинам. Марина любила ее исследовать своим языком.

Плеснув себе коньяка, откидываюсь на спинку кресла и звоню горничной на мобильный, чтобы уже заводила.

Дверь открывается. Я растягиваю губы в улыбке, чтобы успокоить бедняжку, которая целый день терпела мою Фрекен Бок.

Час икс. Первая кандидатка заходит.

– Добрый день. Меня зовут Игорь. Мне двадцать два года, я…

Он продолжает перечислять, что умеет, рассказывает, какой он ответственный. А мой мозг дозированно подтверждает: ага, это он – не она. Ага, не кандидатка, а кандидат. Ага, его зовут Игорь, а не Инесса.

Я с такой силой ставлю на стол стакан, что парень ненадолго сбивается. А потом продолжает убеждать, что работа горничной в моем доме чуть ли не мечта всей его жизни. Нет, ну даже если и так, мы с ним точно мечтаем о разном.

– Свободен, – придя в себя, обрываю его.

Он кивает, спокойно выходит за дверь. Я надеюсь, что это просто маленькое недоразумение и вот сейчас…

– Добрый день, – заходит очередное недоразумение. – Меня зовут Вячеслав, мне двадцать три, и я…

– Свободен!

Этого я даже не слушаю.

Едва он выходит, появляется третий. Аккуратный, как все предыдущие, – в белой рубашечке, отглаженных до стрелочек брючках.

– Добрый день, меня зовут Евгений, и я…