Я хмурюсь. Может, это даже хорошо, раз держит людей от меня подальше. Я обычная, и ведьма – это правда. Я хочу, чтобы меня уважали, а не любили. И не хочу пытаться кого-то впечатлить, если могу этого избежать.

В свободно свисающей блузке, Камилла выглядывает из примерочной, чтобы подозвать помощника портного, который подбегает к ней краснее помидора. Он верещит о том, что ей нужно прикрыться, пока Камилла бегает между полок с тканями, чтобы выбрать новую для еще одного костюма. Я выхожу на улицу подышать воздухом.

Улица полна людей. Все занимаются покупками к балу, что состоится через две недели. Златокрылые феи летают над головами, словно звездочки, а одна, особо пьяная от амброзии, даже умудряется врезаться в свежевымытое окно. Мимо проходит лорд Шестого доминиона с семьей.

– Вот в мое время амброзия не была такой доступной, и не каждый мог себе позволить иметь фею, – рассказывает он дочери. – Мы пользовались пудрой и мышьяком, как все остальные.

Прежде, чем решаю купить тарталетку у уличного торговца, успеваю вспомнить о горах десертов во дворце. Так что вместо этого сажусь на порожек кареты. Но стоит мне сесть, как я вижу прохожего, медленно поворачивающегося посмотреть на что-то дальше по улице, и мой взгляд невольно следует за ним.

Что, во имя звезд?

Шары пастельных цветов катятся в нашу сторону, постепенно оформляясь в платья и развевающиеся платки. Слышатся визги. Одинокая фигура бежит во главе этой толпы, ворот его рубашки треплет ветер, а ноги двигаются так быстро, словно от этого зависит его жизнь. Я чуть слюной не давлюсь, когда мне удается разглядеть лицо беглеца.

Это Сайрус.

Он убегает от наступающей толпы воздыхательниц.

Его гвардейцы бегут далеко позади, замедленные весом своих доспехов. Невольные свидетели стараются поскорее уйти с дороги, но некоторые из них присоединяются. Но в чем причина?

– Он пойдет на свидание с той, кто сможет забрать у него цветок! – кричит кто-то.

Ох. По мере приближения Сайруса, я вижу болтающийся из стороны в сторону, в такт его бегу, приколотый к груди розовый цветок. Возможно, он хотел пофлиртовать и зажечь искру конкуренции, но все вышло из-под контроля.

– Бросьте нам цветок!

– Бросьте нам свою рубашку!

И это еще самое невинное.

Как только толпа приближается ко мне, я забираюсь в карету. Толпы похожи на погоду: немного химии и немного удачи, гремучая смесь, замешанная на горячую руку. Если кто-то встанет у них на пути к тому, чего желают их сердца, то этот кто-то будет перемолот в фарш.

Выглянув из окна, я замечаю девушку, возможно, в ее лучшем платье, повалившую Сайруса на землю посреди улицы. Рой дам хватается за его рубашку и не только, его хватают за все, до чего удается дотянуться. Десятки рук тянутся за цветком, раздирая его на розовые клочки.

Но истерия на этом не заканчивается. Сначала борьба за лепестки, после – за тело принца, превращется в вакханалию, которую он больше не может контролировать. Несколько его стражей только-только подбегают, но добраться до принца не в силах. Бушующая толпа зевак двигается волнами и кружит вокруг него. Девушка с отпечатком туфли на лбу выбирается из стены юбок, таща принца за ногу.

– Давайте будем цивилизованными…

Сайрус хватает воздух над толпой, а его прекрасные щеки горят.

Боги, он рискует утонуть в толпе и быть разорванным на кусочки.

Нижняя часть пуговиц на его рубашке оторвана, а кто-то, державшийся за ее край, начинает заваливаться назад, сбивая людей позади, как кегли. Сайрус вырывается, его рубашка нараспашку, что позволяет рассмотреть каждую его мышцу.

Визги усиливаются, и погоня продолжается.

Я вжимаюсь в мягкую обивку каретной скамьи подальше от окна и прикрываю ладонью рот. Живот сводит от смеха. Он не знает, что я видела все.

Карета сотрясается, когда открывается дверь.

– Простите, но я должен…

Сайрус шокированно смотрит на меня. Я тоже смотрю на него и заодно на его полуприкрытий торс. И то и другое нуждаются в убежище. В этот момент, клянусь, я слышу, как Судьбы смеются.

Нет, это не Судьбы, это звуки истерии, следующе за ним. Сайрус приходит в себя первым и пытается забраться в карету. Я поднимаюсь на ноги быстрее, чем он успевает моргнуть, и закрываю дорогу своим телом.

– Пусти меня!

– Ни за что!

Я чуть не прижимаю дверью его пальцы, но ему удается открыть ее обратно.

– Ты всегда права, а я всегда ошибаюсь, раз и навсегда…

Паника в его голосе, а не слова, убеждает меня его пропустить. Просто чем дольше мы здесь пробудем, тем больше вероятность, что и меня поглотит эта толпа, и не я ли собиралась заполучить его доверие? Тяжело думать, когда громкость криков вокруг достигает такой высоты, что стекла вот-вот начнут биться.

– Ладно, – отступаю я. – Но больше это не сработает.

Сайрус влетает в карету.

– Поехали. Чего ты ждешь? – кричит он возничему.

Карета трогается с места, и я ударяюсь головой о потолок. Дверь захлопывается, и я кубарем падаю на Сайруса, практически повалив и его на пол. Он ловит меня, обхватив рукой за талию.

– Было бы неплохо предупредить, прежде чем трогаться!

Фокус зрения возвращается, и я неожиданно осознаю, что чувствую влагу пота на своем боку и к тому же прижата к груди Сайруса.

– Камилла осталась там…

– Она может взять другую карету! Ты вообще видела, что за мной гнались? – рычит он. – Это все чертов гламур. Я перестарался.

Я, прищурившись, смотрю на него. Его идеальное лицо совершенно такое же, как обычно, но кто знает? Очевидно, все видят, чего я разглядеть не могу.

– Что ж, мои поздравления, принцесса. Ты не можешь управлять даже своим фан-клубом!

Сайрус бросает на меня взгляд, а я горько улыбаюсь ему в ответ.

– Меня, кстати, уже можно отпустить.

У него уходит секунда на то, чтобы понять, что я сижу у него на коленях, а его рука обхватывает мое тело. Он и так уже был раскрасневшийся от бега, но румянец становится еще глубже, когда он сбрасывает меня со своих колен прямо на пол кареты.

6

Это была та еще поездка.

Сайрус застегивает оставшиеся на рубашке пуговицы. Я усаживаюсь на скамью напротив, скрестив руки на груди.

Карета замедляется, когда мы въезжаем на узкие улицы квартала Искусств. Из-за телег, перевозящих мрамор и древесину, впереди образовался затор на дороге. Гвалта от толпы воздыхательниц Сайруса здесь не слышно, но они настойчивы, и мы не могли сильно от них оторваться, а королевская карета выделяется среди прочих, как белая ворона. Неизвестно, как скоро нас нагонят.

Несколько вывесок на юэйском мелькает в окне, значит, мы заехали в Лунный квартал, и поток пешеходов может нас замедлить до полной остановки. Я знаю эти улицы. Можно было б вывести Сайруса к тому месту, где он мог пройти ко дворцу незамеченным.

А также я могу вышвырнуть его из кареты.

Я знаю, что стоит научиться наступать на горло своей гордости и быть с ним милой. Мне нужны напоминания Данте, короля или кого бы то ни было о том, что он скоро станет королем. Если принц проживет достаточно долго, то мне стоит прикусить язык, чтобы выжить самой.

Я заработала свое место в Эвинии. Моя мать была родом из королевства Юэ, если верить данным приюта, в котором я росла. Какая-то побитая наложница, убившая представителя власти, перерезав ему глотку, а после скрывшаяся на корабле, отбывающем за тысячи миль^[3], на Солнечный континент. Так она оказалась в Лунном квартале, как и остальной рабочий класс, прибывший из Юэ, но долго не прожила. Когда она слегла с болезнью, то ничего не могла мне дать, даже имя. Я сама его придумала, когда мне приснились поля цветов невиданного мной цвета. Это выглядело так, словно кто-то разлил на землю сумеречное небо.

«Фиалки»^[4]– сказала мне травница, когда я указала ей на пакетик тех самых цветов, но засушенных, в ее лавке. Упрямые сорняки. Фиалки.

Мне было не больше восьми-девяти лет, когда я сбежала из приюта. Улицы таили много опасностей, но мне нужно было узнать, что еще из моих снов действительно существует?

Я научилась говорить на юэйском, как торгашка, искусно лгать на эвинийском, научилась быть умной и наблюдательной, научилась быть лучше других.

Мне пришлось, если я собиралась обзавестись тем, что могла бы назвать своим.

Так что я знаю, что разумнее сделать, но прощаю себе острое желание выкинуть Сайруса из кареты на растерзание толпе. Да, это глупо и, возможно, не доставит мне столько удовольствия, сколько хотелось бы, но парень напротив рожден с серебряной ложкой во рту, которой он никогда не будет достоин.

Карета еле тащится, проталкиваясь сквозь народ, который не собирается уходить с дороги, хоть по правилам у нас и преимущество. Высокая красная вывеска постоялого двора «Божественная сладость» возвышается над многоквартирными домами, отмечая собой границу Лунного квартала.

После глубокого вдоха моя гордость стихает, становясь все тише и слабее, пока ее совсем не перекрывает звук скрипящих по мощеной дороге колес. Я открываю дверь кареты и аккуратно, чтобы не задеть обнаженные участки кожи своими ладонями, беру Сайруса за предплечье.

Он вздрагивает от моего прикосновения.

– Что ты…

– Они нас нагонят, если останемся здесь, – я, держась за каретную раму, оборачиваюсь к нему. – Мы можем оторваться от них на улице. Идем.

Погруженное в пестрые тени, лицо принца не кажется таким суровым. Ну, или мне просто удалось его удивить.

– Эти улицы мне не знакомы.

– Их знаю я.

Он не двигается с места.

– Или я могу оставить тебя здесь. Тебе решать.

Один удар сердца, и Сайрус выходит из кареты, глядя на меня скорее удивленно, чем с недоверием.

– Возвращаемся во дворец. Давай оторвемся от них.

Я не горю желанием таскаться с принцем, но нужно признать, что прогулка по местам, где я себя чувствую комфортнее, чем он, приносит мне удовольствие. Здесь не так много вещей из Юэ, как в других, более престижных кварталах, но я очень скучала по атмосфере этих улиц. Лавки с едой заполоняют главную улицу квартала. В воздухе стоит аромат дыма и жира, и у нас едва ли получается продвигаться дальше, не натыкаясь локтями на шпажки или горячие печи. Поток людей толкает нас вперед. Их не волнует, кто мы такие, принц или Провидица, им всем нужно куда-то попасть. Придворные считают, что этот квартал полон суматохи и хаоса, но они не видят, как он похож на поток воды в реке. Да, хаотичен, но по-своему продуктивен.

Мы пробираемся к менее людной части базара. Я хватаю соломенную шляпу и подходящий для образа баньяновый пиджак, бросив за них больше серебряных монет, чем они стоили, торговке, сидящей на одеяле. Сайрус отказывается от шляпы, но пиджак надевает. Он тесен ему в плечах, а в остальном просто висит на нем, но зато прячет то, что осталось от его жалкой рубашки. Продолжая идти так же легко, как карманник, я вывожу нас с рынка через проулок.

Мясная лавка и аптека появились на месте когда-то закрытых помещений. Стены окрашены белым. Сайрус останавливается и, подняв голову, оглядывается. Он не сможет найти в своей памяти то, что лихорадочно пытается вспомнить, но окрестности узнать ему удается.

Это те самые улицы, где я спасла ему жизнь семь лет назад.

– Ты вспомнил, – говорю я. Он молчит.

Пара домов отделяет нас от реки. Оттуда можно пройти вдоль берега на север к Дворцовому кварталу, не привлекая к себе особого внимания. Я поднимаю свои юбки, потому что улицы стали грязнее. Мы идем по серебряной дорожке тротуара, что высится над сточными водами.

– Берегись, – окликает он.

Сайрус обвивает меня рукой и прижимает к стене. Рядом с нами, разбрызгивая грязь, проезжает широкая телега. Когда она исчезает за углом, он не отходит.