Петерман, что в этот момент решил попить холодненькой минеральной водички, поперхнулся так, что чуть глаза из орбит не повылазили.

– Что ж вы так неаккуратно?! – воскликнула я и от всей души похлопала его по спине.

Рука у меня тяжелая. Немец еле увернулся и на всякий случай отошел чуть подальше. Это зря. Я бы его догнала обязательно, если бы не предупреждающий взгляд Луганского. А я что? Ничего такого не делаю.

Дальше отчиталась начальству о ходе выполнения операции «сбор урожая». Петерман слушал с неподдельным интересом. Когда что-то становилось непонятно, переспрашивал, высказывал свое мнение. Короче, было заметно, что он очень заинтересовался всей нашей сельскохозяйственной «возней». По-другому то, чем мы занимались, просто язык бы не повернулся назвать.

– Вон поглядите на соседнее поле, – сказала я Петерману. – Это поле арендовал местный фермер. Он нанял два немецких Class. Три часа и все убрали. А что мы?! Плетемся почти в самом хвосте.

Он понимающе покивал и немного задумчиво проводил взглядом разворачивающуюся старушку «Ниву». Я продолжала вдохновенно рассказывать о наших оперативных буднях, изредка поглядывая на Луганского. Тот почти не вникал в разговор и отрешенно рассматривал местный пейзаж. Затем в какой-то момент просто исчез с поля зрения и опять смотался по каким-то своим делам, оставив меня одну развлекать Петермана.

– Не переживайте, за мной водитель скоро приедет, – заверил немец.

Вот как ему объяснить, что меня мало волнует, каким способом он будет до конторы добираться. Хоть верхом на ишаке.

Пытаясь скрыть досаду, я достала из кармана телефон и набрала номер Луганского.

– Вась, а куда ты умчался? – тоном ревнивой супруги поинтересовалась я, как только он поднял трубку.

– У меня куча дел. Я тебе вечером наберу. Приготовься. У меня для тебя сюрприз. Давай, зайка. Пока, – на одном дыхании протараторил Васек и отключился.

Несколько мгновений я тупо смотрела на мерцающий экран смартфона. Я не поняла – это что сейчас было? Сюрприз? Зайка?!!! У меня слуховые галлюцинации, или Васек только что назвал меня зайкой? Ну, всё! Будет ему вечером по приезду и сюрприз, и ведро моркови вместо отбивных. Пусть грызет. Ему полезно.

– Что-то случилось? – услышала я голос Петермана.

Подняла голову. Он стоял, облокотившись на машину агронома, и предавался своему любимому занятию – курил. И так мне захотелось составить ему компанию, что, не взирая на некоторое стеснение в обществе начальства и негласную субординацию, немного нагло поинтересовалась:

– Не угостите даму сигареткой?

– А не мала для того, чтобы сигаретками баловаться? – в тон мне ответил он.

Вот тут я реально психанула. Мало мне нервы Луганский трепет, так еще этот выпендривается.

– Ну и ладно. Пойду у мужиков попрошу. Они не такие жадные.

Крутанулась и гордо направилась в сторону посадки, где водители ждали своей очереди на загрузку.

– Подождите! – окликнул меня Петерман. – Я пошутил.

Я затормозила и, обернувшись, недоверчиво посмотрела на мужчину. Он стоял, казалось, в абсолютной растерянности. Невольно ухмыльнулась, очень довольная собой, и вернулась обратно на исходную позицию.

– Господин Петерман, можно вам задать вопрос? – потянулась за сигаретой, но, покрутив ее между пальцами, поняла, что курить расхотелось.

– Ян, – ответил он.

Я непонимающе посмотрела на него.

– Простите?

– Зовите меня по имени, а то это ваше «господин Петерман» звучит как-то… не очень, – объяснил он.

– А-а-а, – протянула я, – А как по батюшке?

– Лучше не надо.

Понимающе покивала. Не надо, так не надо.

– Вы хотели задать вопрос, – напомнил мне немец.

– Хотела. А когда приедет ваш водитель?

Он криво улыбнулся и поддел:

– Что, не терпится избавиться от моего общества?

Ой, как неудобно. Знаю, иногда мне явно не хватает чувства такта. Сначала говорю, а потом думаю.

– Нет, что вы! Просто я хотела доехать до тока…

Больше сказать я ничего не успела.

– Николавна!!! – раздался дикий ор Василича. – Давай, скорее, поехали чай пить, пока Колян все Томкины плюшки не поел!

Я почувствовала, как у меня запылали уши от стыда. Василич – это просто находка для шпиона. Вот что теперь подумает обо мне Петерман? Неловко потопталась на месте, пошаркала ножкой, и наконец, подняв на немца смущенный взгляд, осторожно поинтересовалась:

– А вы сегодня завтракали?

Я ожидала какой угодно реакции, но только не того, что он весело рассмеется и, подхватив под руку, потащит в сторону посадки, где поджидал Василич на своей «Ниве».

– Позавтракал, но вам, похоже, завтрак не помешает.

Это он так тонко намекнул, что меня откормить бы не мешало? Фу, как некрасиво. Нет, я, конечно, за последний месяц сбросила пару кило. И это при моем-то росте. Одежда стала заметно свободнее. Так это естественный процесс. Летом все худеют.

Пока я пыталась понять, стоит ли обижаться на слова Петермана, мы добрались до посадки. Василич, увидев меня в компании высшего руководства, вытянулся по струнке, втянул живот, расправил плечи и поздоровался так, словно честь отдает главнокомандующему.

За все время знакомства с нашим господином немцем, я одного понять не могу – чего его все так боятся. Нормальный он мужик. Да, характерный. Да, немного высокомерный. Но если делать поправку на его положение, то это все естественно. За всю свою карьеру я со всяким начальством успела поработать. Порой попадались такие экземпляры… б-р-р…

– Поехали? – спросила я у Василича.

До зоотехника, видимо, наконец дошло, что Петерман едет с нами, и он с ужасом посмотрел на меня. Едва заметно пожала плечами. А что я могу сделать?

Прошла ровно неделя, как Тамара Сергеевна под фанфары и шумные проводы сменила место обитания. Если раньше она была «королевой» офиса, то теперь стала полноправной владычицей тока и всей прилегающей территории. Нужно заметить, что уговорив Луганского перевести баклажаниху на эту должность, я нисколечко не прогадала. Во-первых, Тамару Сергеевну будто бы подменили. Никогда бы не подумала, что человек может так быстро поменяться в лучшую строну. Любовь и вправду творит чудеса. С Коленькой своим она помирилась уже на второй день, и теперь весовая стала не только местом постоянного воркования снова влюбившихся друг в друга супругов, но и приятным местом отдыха для всей нашей честной компании.

И теперь повелось, что как только часы переваливают ближе в десяти утра, все потихоньку подтягиваются на весовую попить чайку с пирожком. У баклажанихи оказались недюжинные кулинарные таланты, коими она потчевала своего любимого Коленьку. И нам перепадало.

Ток встретил нас шумом, гамом и пылью вперемешку с шелухой от пшеницы. Я раздраженно почесала шею от непрошенных воспоминаний. Ненавидела, ненавижу и буду ненавидеть ток во время уборки, потому как на собственной шкуре ощутила, как к середине рабочего дня все тело чешется от проклятой шелухи, пота и пыли.

В былые времена, когда я еще не была супер специалистом, элементарного уважения к собственной персоне приходилось добиваться огромным трудом. Колхозники в некоторой степени очень высокомерный народ. Они терпеть не могут городских выскочек. А я была именно выскочкой. Нет бы сидеть себе тихо, как мышка, и кнопки на калькуляторе щелкать. Не-е-ет! Я лезла в самое пекло, чтобы доказать всем и самой себе, что я – это не просто симпатичные ножки, что обитают в кабинете по соседству с директорским. Дура? Еще какая! Только по прошествии лет начинаю осознавать собственную глупость. Доказала? Только вот доказательства эти оказались никому не нужны, впрочем, как и я сама. Такая вот петрушка…

От мрачных воспоминаний меня отвлек Василич, который мягко потянул меня в сторону весовой со словами:

– Да чего на них смотреть-то, Николавна. Кидают, да кидают. Грузят, да грузят.

И правда, я в последнее время постоянно притормаживаю. Словно за хвост кто тянет. Тряхнула головой, отчего тот самый хвост хлестанул по спине, и обернулась. Немец молчаливо следовал за нами. Выражение его лица было несколько раздосадованным. Он хмурил свои светлые густые брови и смотрел себе под ноги.

– Томка! Ставь чайник, – скомандовал Василич, едва мы зашли внутрь.

Тамара Сергеевна, что в тот момент вдохновенно о чем-то рассказывала своему Коленьке, округлила глаза при виде Петермана и, подскочив как ужаленная, стала носиться по комнате в поисках подходящей посуды.

Весовая была довольно просторным двухкомнатным домиком. Первую комнату занимали учетчики, а вторую, где собственно и стояли весы, баклажаниха. Здание было старым и давно нуждалось в ремонте. Тут всегда пахло сыростью, плесенью и мышами. Куда ж без них, родимых?

Пока Тамара Сергеевна налаживала чаепитие, мы уселись за старый обшарпанный стол, который тут был для совещаний. Меня тут же обступили со всех сторон учетчицы с различными вопросами.

– Евгения Николаевна, а как норму применять?

– А как премию начислять?

– Николавна, а когда Василий Михайлович будет?

Я всем мило улыбалась, отвечала, объясняла, разжевывала и одним глазом косилась на Петермана, который был явно не в своей тарелке. Он сидел напротив, скрестив руки на груди, и с брезгливым видом озирался по сторонам. Я невольно хмыкнула. Мда-а-а. Это вам не шикарный кабинет с кожаным креслом, господин Петерман.

Тем временем баклажаниха с прытью, которой я не замечала ранее, поставила перед высшим руководством кружку с чаем и целую гору ароматных пирожков, от вида которых мой бедный желудок сжался.

– Угощайтесь, – сказал она и поспешила ретироваться под предлогом, что нужно рабочих проконтролировать.

Петерман проводил ее взглядом и с явным отвращением на лице уставился на предложенный ему чай. Это был самый обычный пакетиковый чай, у которого ни вкуса, ни аромата. Плюс кружку баклажаниха ему выдала хоть и чистую, но старую и страшную. Чуть не фыркнула. До того он потешно выглядел.

Когда учетчицы, наконец, оставили меня в покое, навела себе кофейку и, подцепив пирожок, стала завтракать. Немец посмотрел на довольную меня, потом на пирожки, снова на меня и…решился.

Минут десять мы ели в абсолютном молчании. Краем глаза заметила, что вслед за первым пирожком мужчина подцепил второй, затем третий. Четвертый? Вот это у него аппетит с учетом того, что он вроде бы завтракал. А с виду и не скажешь, что много ест. Вот на Луганского посмотришь сразу понятно, что такого легче прибить, чем прокормить. А этот – кожа да кости.

– Спасибо, – вежливо поблагодарил он, наконец насытившись. – Очень вкусно.

– Это не меня нужно благодарить. А Тамару Сергеевну, – отозвалась я и отхлебнула глоточек кофе.

Я еще медленно жевала пирожок, а Петерман откинувшись на спинку стула, наблюдал за мной. Не знаю, чем ему так понравилась моя персона, но тяжелый взгляд напрягал. Я поежилась от неловкости и, решив хоть как-то отвлечься, стала пролистывать свободной рукой учетные листы.

– Я заметил, что вас очень уважают и ценят работники, – внезапно сказал он.

Я чуть последним кусочком пирожка не подавилась. А все из-за того, каким это было сказано тоном. Голос немца был холоднее льда. Будто он не комплимент только что мне отвесил, а отругал.

– Э-э-э, – был мой умный ответ.

А немец тем временем, продолжая сверлить меня взглядом, продолжил:

– У меня возникает ощущение дежавю.

Я непонимающе вскинула брови.

– Смотрю на вас и понимаю, что всё это уже было, – загадочно произнес он.

Чего-чего? Внимательно присмотрелась к блондину, сомневаясь в трезвости его рассудка. Может баклажаниха ему чего в чай подлила? Что за чушь он несет?