Ей не хотелось думать; голову словно набили ватой, а по телу разлилась слабость – свежий воздух после долгого пребывания в помещении действовал, как отрава. Но и выглядеть в глазах Арсения дурой тоже не хотелось. Подцепив носком кеда снежный камушек, Яна предположила:

– Может, в их перечне не конкретные предметы, а ситуации, в которых эти предметы были обнаружены?

– Ближе. Но не то.

Яна пожала плечами. К чему этот разговор? Щуман как будто наталкивает её на государственные тайны. Её – арестованную девчонку, резидента! И где – на лавочке под голубой елью!

– Ладно. Скажу. Хотя уверен, что вы догадались бы сами, если бы как следует подумали. Пхоноскопы считывают не заранее определённые образы, а эмоциональный фон объектов. Его силу, интенсивность, окрас. Там, где он превышает порог, пхоноскопы сигналят. Так рейдовики определяют, какие материалы нужно изъять.

– И что они делают с этими материалами потом?

– А это, Яна Андреевна, самое интересное. Помните, я сказал, что эмоциональный заряд можно переносить на другие вещи? Так вот. Не только на вещи, – он сделал паузу, щурясь, посмотрел вдаль. – Дело в том, что эмоциональный заряд можно переносить на людей.

– Простите? – переспросила Яна, толком не соображая, что он имеет в виду. Ей вспомнился опыт с уроков физики: эбонитовая палочка и шерстяная тряпка. Если потереть одно об другое, возникнет электричество. Глазами его не увидишь, но на иллюстрации к опыту были нарисованы крошечные минусы и плюсы, которые перескакивали с эбонита на шерсть. – Минусы и плюсики?

– Что? – в свою очередь растерялся Щуман. Посмотрел на неё, как на чокнутую. – Какие плюсики? Я говорю о переносе эмоционального заряда. У него нет знака, он универсален. Разница только в объёме. Если его много – можно снять и перенести. Если мало – не стоит и пытаться: всё равно при переносе бо́льшая часть соскользнёт, останутся, как говорят в Руте, крошки на брошку.

«Крошки на брошку», – повторила про себя Яна. Да, после рейдов оставались одни крошки. Знать бы ещё, что за брошка такая.

– А теперь представьте, – Щуман нагнулся к ней, заговорил тише, – представьте, что этим зарядом можно воздействовать на человека.

Яне в голову снова пришла аналогия с электричеством, на этот раз – очень жуткая: представился электрический стул.

– Можно предложить ему испытать ту или иную эмоцию.

– Все насильно радостные? – пробормотала она, пытаясь осмыслить эти странные щумановские пассажи. Как можно насадить, предложить, заставить испытать чувство? Это же не материальное вещество, не шапка, которую можно надеть на голову.

– Радостные. Или безразличные. Или мотивирующие на работу, – произнёс Арсений. И Янины мысли наконец очнулись: побежали, перегоняя друг друга, складываясь в какофонию, толкаясь и взахлёб вырываясь наружу.

– Хотите сказать, вы заставляете кого-то работать? Как рабство, только ошейники не железные, а эмоциональные?

– Не так грубо, – поморщился Щуман. – И это не рабство. На экспериментальных фабриках, где метод уже применяют, созданы максимально продуктивные условия труда. Питание, отдых, медицинское обслуживание. Ежедневный скрининг. В цехах постоянно мониторят качество воздуха, температуру. Все довольны.

– Да ну? И рабочие довольны?

– Конечно. На них ежемесячно переносят эмоциональный заряд-удовлетворение.

– А какие ещё есть… заряды?

Щуман посмотрел на неё как-то странно; ей показалось, во взгляде мелькнули подозрение и тревога.

– А сами как думаете?

– Я, – сдержанно ответила Яна, – такими извращёнными размышлениями не занимаюсь.

– Наши инженеры и психоаналитики работают над этим очень плотно, – медленно произнёс Арсений. – На то, чтобы синтезировать из эмоционального фона новую эмоцию, уходит в среднем несколько месяцев, не говоря о годах исследований и подготовки. Сейчас есть удовлетворение, мотивация, бодрость, сила и симпатия.

– Как интересно, – протянула Яна, лихорадочно соображая: это прорыв в науке или портал в ад?

– Ещё бы, – воодушевлённо кивнул Арсений. – Любопытная область! И, если честно, я хотел бы, чтобы вы сотрудничали с нами в работе над этим.

Яна открыла рот. Замерев, уставилась на Щумана.

– Я хочу, чтобы вы сотрудничали с нами. Вы почти четыре месяца имели дело с материалами на куда более глубоком уровне, нежели обыватели из Руты. Вы интуитивно употребили по отношению к ним слова «мощь» и «связь». Велика вероятность, что на таком же интуитивном уровне вы сможете эффективно работать над более тонкими промышленными задачами.

– Вы вербуете меня? – спохватилась Яна.

– Вербовать – значит склонять на свою сторону. А я просто говорю о том, что был бы рад, если бы мы стали коллегами. Помните, в нашу первую встречу я обещал, что будете сидеть за соседним столом? Мои предположения подтвердились, вы подходите. Вы думаете, я и другие специалисты комплекса просто так общались с вами так долго? Снимали данные, записывали ответы, анализировали ваши реакции и эмоциональные показатели? Мы изучали вас, Яна. Вы почти идеальны – я имею в виду, почти идеально подходите на роль участника программы по зарядам. Я бы даже сказал, на вполне конкретную должность… под моим началом.

– Почти? – только и нашлась что ответить она.

– Процент трений есть всегда. Так что? Как смотрите на это?

– А что вы предлагаете взамен? – натягивая на кисти рукава пиджака, спросила Яна.

– Полную реабилитацию. Работу в самых современных психофизиологических лабораториях. Достойную оплату – более чем достойную. И, конечно, возможность не обнуляться каждые два года.

– Ничего, что мне семнадцать? Вас не смущает такой юный возраст сотрудников?

– Ни грамма. Мы ориентируемся не на возраст, а на компетенции.

– Но у меня нет никаких компетенций.

– Ну, – улыбнулся он, – как говорят в Руте – если, конечно, я правильно помню, – нужда и на скрипке играть научит. Ладно, ладно. У вас есть кое-что другое. Куда важнее. Интуиция.

– Мало верится, что вам этого достаточно.

Щуман выпрямился и резко, гневно выдохнул:

– С вами непросто, Яна. Честно сказать, я был уверен, что, как только упомяну про отмену обнулений, вы согласитесь тотчас.

– С чего мне вам верить?

– Я не хотел бы прибегать к этому. Но вы знаете, что у нас есть кое-что, благодаря чему мы можем рассчитывать, что ваши решения будут обдуманными. Кое-что. Или кое-кто, вернее.

Яна застыла.

Из-за купы елей появилась невысокая, полноватая женщина в светлом пальто. За руку она вела Ирину – серьёзную и совершенно спокойную.

– Ира?..

Сестра была в аккуратной голубой курточке и тёмных джинсах. Из-под низко надвинутой шапки выбивалась чёлка; Ира глядела себе под ноги, выбирая сухие и нескользкие места, чтобы ступить. Когда она наконец подняла голову, Яне на миг показалось, что Ирка её не узнала.

– Яночка? – вдруг завизжала сестра и кинулась к ней. Взобралась на колени, обвила руками и крепко сжала. У Яны перехватило дыхание; несколько секунд она только сглатывала и беззвучно открывала и закрывала рот. Попыталась высвободить руку, чтобы вытереть слёзы, но Ира вцепилась в неё, будто боялась, что если отпустит, то Яна пропадёт.

– Ирочка… Ирка…

Яна стянула с неё шапку и, прижимая к себе, гладила сестру по волосам, вдыхая слабый, знакомый запах. Никак не получалось взять себя в руки; она говорила себе, что рядом Щуман, что надо что-то сделать, что-то ответить или предпринять, может быть, схватить сестру в охапку и броситься прочь. Но ощущение, что Ира рядом – тут, в её объятиях, тёплая, живая, – было таким захлёстывающим, что ей хотелось так и застыть – навсегда-навсегда, и чтобы больше никаких, никаких мыслей. Ничего.

– Яна Андреевна, – тихо позвал Щуман, но она проигнорировала, предпочла не услышать, всем существом впитывая близость Иры, что-то бормочущей, уткнувшейся ей в грудь.

– Яна, – ещё тише повторил он и осторожно коснулся её плеча. – У нас не так много времени, но я очень рад, что вы встретились с сестрой.

– Спасибо, – хрипло выговорила она, собрав все силы, но так и не смогла оторваться от Иры.

– К сожалению, не в моей власти оставить её здесь, с вами прямо сейчас. Но если вы согласитесь…

– Я согласна, – прошептала она, ещё теснее прижимая сестру к себе.

– Готовы заключить с нами договор?

Кивок.

– Хорошо. – Говорил Щуман сипло и необычно мягко. – Хорошо. Но прежде, чем мы официально заключим договор – между вами и правительством Йерлинской Империи, – нужно уладить последнюю формальность.

– Какую? – пробормотала Яна. Ира переплела свои пальцы с её; Яна сжала руку сестры и наконец подняла глаза: – Какую?

– Я должен проверить некоторые вещи, связанные с вашим прошлым. Сделать это можно будет только послезавтра, к сожалению, иначе никак. Но сразу же, как только мы всё уладим, вы смо…

– Я уже слышала это, – твёрдо произнесла Яна. – Я уже слышала это тысячу раз. И каждый раз вы меня обманывали.

Ей не хотелось пугать Иру – если бы не сестра, она бы уже кричала, рвала и метала от бессилия и своей подвластности этой бесчувственной Йерлинской машине с улыбающимся лицом Арсения Щумана. Но ради того, чтобы Ира не догадалась обо всей шаткости их положения, она сохраняла ровный голос и почти спокойный тон.

– Но ведь вот она – ваша сестра, – касаясь капюшона голубой Иркиной куртки, ответил Щуман. Яне показалось очень неправильным, даже жутким, что он способен дотронуться до Иры. Она выставила руку, словно пытаясь загородить сестру.

– Она может побыть со мной до тех пор, пока вы не выясните и не уладите все формальности?

– Нет.

– Почему?

– Я не могу похвастаться тем, что вижу вас насквозь, Яна. Но я потратил немало времени, чтобы изучить вас. Я уверен: окажись в вашем распоряжении хотя бы день, вы придумаете, как устроить нам весёлую жизнь.

– Это верно, – прошептала Яна. – Хотя бы один день…

– Отпустите сестру. Вы увидитесь с ней очень скоро. Нам будет чем заняться до послезавтра, я вас уверяю. Вы не успеете заскучать.

Яна рывком отстранилась от Ирины. Поймала её взгляд. Кое-как улыбнулась:

– Ничего не рассказываешь, Ирка. Как ты? Не обижают?..

– Мы попросили её не говорить о том, где она находилась всё это время, – не давая Ире ответить, произнёс Арсений. – Это из соображений её и вашей безопасности. Поэтому, прошу, не надо выпытывать подробности. Я доверяю вам, Яна. У вас пять минут.

Он поднялся со скамейки и отошёл к ближайшему фонарю – не слишком далеко, но достаточно, чтобы не слышать, о чём они шепчутся.

– Ирка… Они не обижают тебя?

– Нет.

Глаза у сестры как будто потемнели с последней встречи – стали почти карие, как перезрелая вишня. У самой Яны глаза всегда были зелёно-серыми, как у кошки.

Ирка снова прижалась к ней, спросила куда-то в плечо:

– Ты видела маму?

– Нет…

– А мне пришло от неё письмо.

– Письмо? И что там?

– Слова. Мне. Тебе… Но у меня забрали.

– Ир, – растерянно, с удивлением понимая, что не знает, что говорить, прошептала Яна. – Там, где ты сейчас… Нормально кормят? Не мёрзнешь? Всё хорошо?

– Да, да. – Сестра отвечала как-то рассеянно, теребя рукава щумановского пиджака. – Всё хорошо. Но без тебя очень скучно. Что они сказали тебе? Что будет дальше?

– Я не знаю, – покачала головой Яна, снова утыкаясь в её волосы. – Не знаю, Иринка…

– Ты хочешь домой? – спросила сестра.

– Нет. Нет, не хочу. Зря мы сбежали что ли?

– Тебе здесь больше нравится? Чем дома?

– Н-не знаю. Я им помогаю… Они хотят, чтобы я работала с ними. Тогда они разрешат, чтобы мы с тобой были вместе…

– А ты будешь с ними работать? Да? Пожалуйста!

– Да… да… Буду. Ты веди себя хорошо, не зли их. Я так скучаю по тебе, Ирка…

Щуман деликатно откашлялся. Краем глаза Яна заметила, что он повернулся и медленно двинулся к ним.