Если в течение пяти лет брака за мной не будет прегрешений, то я смогу получить свободу и уйти от него с тем, с чем пришла. То есть ни с чем. Подозревала, что его замысел рассчитан на то, что за эти пять лет я привыкну к красивой жизни. Для него немыслимо, что я добровольно могу расстаться с теми благами, которые приносит с собой фамилия Сандерс в паспорте после моего имени.

Однако я каждый прожитый в этом доме день вычёркивала из календаря в страстном желании приблизить дату, когда вновь стану неприметной Теа Торнтон. И на пути к этой цели я встретила лишь одно препятствие – его сына. Йен Сандерс, или, как, я слышала, обращаются к нему товарищи по команде – Айс. Вот кто для меня настоящая угроза.

И если я покажу слабину, Бенджамин от меня и мокрого места не оставит. Я знала, видела, что для Йена моя персона всё равно что мишень в тире. Забава для разбавления яркими красками его серых будней, пока он не восстановится полностью и не вернётся в строй. Туда, где его ожидает череда женщин, восторженные поклонницы, свет славы. И, возможно, память о мимолётном похождении с той, которая ему не принадлежит. Подозревала, что я для него словно запретное яблоко с дерева познания. Только вот, если мы сорвём и вкусим его, ад разверзнется лишь для меня.

Он не первый, кто за минувшие годы хотел получить доступ к моему телу, считая, что с лёгкостью сможет обойти на этом пути старика. Однако он единственный мужчина, от близости которого мои коленки слабели, а сердце начинало биться чаще.

Меня потряхивало, когда я устраивалась за столом напротив Йена. Сжав кулаки с такой силой, что ногти с алым маникюром впились в ладони едва ли не до крови, я подняла взгляд на молодого человека. Ожидала увидеть на его лице разочарование ребёнка, у которого отобрали желанную игрушку, но ничего помимо ленивого презрения к моей персоне не обнаружила.

Еда не лезла в рот, и я почти весь ужин занималась тем, что расщепляла ножом стейк, пока он не превратился в кашу, даже не прислушивалась к диалогам. Я всегда чувствовала себя лишней среди этих людей. Почти все они придавали мне значения не более, чем фарфоровой статуэтке, купленной на аукционе Сотбис. Да, красивая, да, в неё вложено много средств, но, если разобьётся, уже на следующий день ей найдётся замена. К тому же я была слишком неопытной, чтобы разбираться в хитросплетениях интриг, разворачивающихся в этом доме вокруг семейного наследства.

По праву жены главы семейства я должна была иметь веский голос среди прочих членов семьи, устраивать приёмы, отдавать распоряжения прислуге. А так как всё это слишком чуждо мне, бразды правления находились в руках жены Дуга. Такой душной, что, находясь с ней в одном помещении меня одолевал приступ астмы, которой я никогда не болела.

 Но всё же реальную власть держала в кулаке Аннабель Сандерс – почтенная мать Бенджамина. По итогу всё складывалось порой именно так, как она того желает.

– Теа, деточка, – обращается она ко мне, и я растерянно поднимаю на неё взор, осознавая, что она произносит моё имя уже не в первый раз. Старушка смотрит на меня своими хитрыми голубыми глазами-лазерами, прожигая насквозь, точь-в-точь как и её младший внучок.

– Я говорю, что было бы прекрасно, если бы ты организовала в честь предстоящего дня рождения Йена приём, – огорошивает она меня новостью. Я медленно обвожу взглядом стол и понимаю, что глаза всех членов семьи направлены в мою сторону. На лице Джил – жены Дуга отчётливо вижу затаённую злобу. Её маленькие мышиные глазки все три года, что я здесь выживаю, следили за каждым моим шагом. Стоило мне оступиться, как она тут же бежала к моему мужу и докладывала. Словно, если я разочарую Бенджамина, это придаст ей веса и рейтинга, подняв в местной иерархии чуть выше вверх.

Я тереблю пальцами салфетку, что лежит на моих коленях, потому что ладони от нервозности стали влажными, и перевожу взгляд на Йена. Он смотрит на меня как на таракана, вальяжно откинувшись на спинку стула, с интересом ожидая моей реакции на подобное заявление.

– Это чудесная идея, мама, – раздаётся сухой голос Бенджамина, – Теа давно пора вливаться в семейные дела.

А мне так и хочется заявить, что я здесь для декора, но остаётся лишь сглотнуть слюну и кивнуть, потому что на иное сейчас я вряд ли способна. Больше всего мне не нравилось, что Бенджамин вовсе не разделяет то ощущение, которое сопровождает меня с первого дня в этом особняке, – что я здесь ненадолго. Он ведёт себя так, словно рассчитывает, будто я задержусь в статусе его жены куда дольше чем на пять лет. Эта уверенность, о которой он не говорит, но которая сквозит в его поступках, пугает до чёртиков.

Милая старушка Аннабель, с внешностью божьего одуванчика, но пастью акулы, меня зачем-то подставила. Мне даже не хотелось думать, когда я найду время между учёбой и помощью папе на то, чтобы устроить званый ужин, который состоится аккурат через пять недель. Самое странное, что Йен вовсе не противился творящемуся вокруг него балагану, хотя в моей картине мира он вовсе не был похож на парня, который любит подобного рода мероприятия. В свою честь.

Всё моё поведение в начале ужина было рассчитано на то, чтобы у Йена больше не возникало желания подходить ко мне ближе чем на пару метров. Но вместо ликования на языке разлилась горечь с неприятным привкусом поражения. Потому радоваться его неприязни у меня никак не получалось. Да, он смотрел на меня с ещё большим отвращением, чем раньше. Но лучше мне от этого не стало.

Зато в глазах его отца разгорелось чувство, которого я опасалась больше всего, – предвкушение. Ему было шестьдесят восемь лет, и я искренне считала, что секс не на первых местах в его приоритетах. Но то, как он смотрел на меня весь вечер, буквально кричало об обратном.

Стоило подняться из-за стола, как холодные сухие пальцы Бенджамина Сандерса обхватили мою руку чуть выше локтя, преграждая мне путь к побегу. Я замерла, напряжённо уставившись в маслянистые глаза мужа и отчётливо ощущая взгляд Йена, направленный в нашу сторону. А затем его удаляющиеся тяжёлые шаги.

– Ты порадовала меня сегодня, Теа. Может не так уж ты и безнадёжна, как кажется. Видишь, если вести себя со мной должным образом, ты получишь гораздо больше, чем имеешь.

Я опускаю ресницы в показной покорности, которой не испытываю. Даже представлять не хочу, о чем думают члены его семьи, наблюдающие за нами. В его мире так естественно, когда всё вокруг продаётся и всё покупается. И возможно, даже его близкие полагают, что я могла, очаровавшись его счетом в банке, очароваться и им самим. Но я видела между нами лишь пропасть в несколько поколений. И больше ни-че-го.

Собираю всю имеющуюся у меня волю в кулак и медленно поднимаю ресницы. Смотрю на него открытым, предельно наивным взглядом, подавляя в себе внутреннее сопротивление. Затем облизываю нижнюю губу, немного выпячивая её вперёд, и провожу кончиками пальцев по его плечу, смахивая невидимые пылинки. Лишь догадываясь, насколько опасную игру затеяла.

– Я стараюсь быть хорошей девочкой, – тут же опускаю ресницы, не в силах терпеть похоть, разгорающуюся в его взгляде от моих слов.

– Поднимайся наверх, – доносится до меня его шёпот – я слишком далеко зашла. Едва ли не зажмуриваюсь от досады и давящего на грудь свинцовой тяжестью жуткого предчувствия.

У меня затряслись поджилки от мысли, что мою спальню от его разделяет лишь тонкая стена и дверь, которую можно без труда вышибить. До меня наконец дошло, что перегнула палку. Теперь мой муж хочет взять то, что я так неумело ему предложила этим вечером. Идти в сторону моей комнаты вовсе не хотелось, и я выбралась на веранду глотнуть свежего воздуха. Казалось, что ещё чуть-чуть, и меня задушит паническая атака.

Я так стремилась к тому, чтобы Йен держался от меня подальше, что совсем не рассчитала свои силы. Переступила порог и прилипла мокрой от прошибшего меня пота спиной к шершавой стене, прикрыв глаза. Хотелось отмотать этот ужин на начало и вести себя с мужем как обычно. Так, словно я гостья в его доме.

Прохладный воздух немного затушил страх. Я нервно перебирала причины, которые всегда становились отговоркой от близости с Бенджамином. Их было такое огромное количество, что казалось, даже произносить их вслух – нелепо. Ведь каждая из них очевидна. И о каждой из них он знал.

Раздался скрип, и я, вздрогнув, открыла глаза. В темноте опустившегося на пригород вечера я не заметила, что вовсе не одна решила подышать воздухом. Йен стоял в тени, прислонившись к металлической ограде, и молча смотрел на меня. Из сада доносился стрёкот сверчков, ветер ерошил его светлые волосы, бросая пряди на лоб. И в этот момент мне хотелось быть кем угодно, но только не его мачехой.

– Что же ты не спешишь греть мужу постель? – разрушает он уютную тишину колючим вопросом, заданным каким-то уставшим голосом.

Я перевожу взгляд на сад, прикусывая до боли нижнюю губу. Только бы не сболтнуть лишнего. Не признаться в том, что я всей душой ненавижу этот дом и постель, о которой он говорит. Мне хочется сбежать от его вопроса, и одновременно тело тяжелеет от терзаюшего меня желания остаться ещё на чуть-чуть, здесь, с ним. Пусть даже мы друг другу никто. Пусть он плохо ко мне относится и ещё хуже обо мне думает. Но находиться с ним рядом – словно поддаваться самому сладкому искушению, которое только мог сотворить для меня дьявол.

И вместе с тем я чувствовала разъедающую меня тоску. Она приносила боль и разочарование от осознания того, что я не могу быть с таким, как Йен.

– Давно тебя интересует сексуальная жизнь твоего отца? – спрашиваю едко, задирая подбородок вверх.

Щелчок зажигалки, и его лицо на мгновение освещает дрожащий огонёк, отразившись в голубых глазах странным отблеском. Мне казалось, спортсмен его уровня не должен иметь иных привычек, помимо бега по утрам. Но что я, в сущности, о нём знала? Только сплетни из светской хроники и статьи, публикуемые в спортивных журналах. Победы в хоккее и женщины чередовались в его жизни с завидной регулярностью.

В моей же жизни критически не хватало свободы выбора. И я до чёртиков завидовала девушкам, которых ничто не останавливало от того, чтобы поддаться его чарам. Хотя бы на одну ночь. Пусть к утру сказка закончится, а принц превратится в козла, выпроваживающего принцессу из апартаментов. И всё же я чётко осознавала, что могла бы приглушить голос разума и отдать частичку сердца ради одной ночи с ним. Без любви и всякой надежды на взаимность. Пожертвовав своим достоинством и честью. Ведь он иного не предложит. И я бы так и поступила… не будь замужем за его отцом.

Моё платье спереди казалось консервативным. Закрывало грудь по горло, длиной чуть ниже колен, вместе с тем оголяло спину почти до самых ягодиц. И если бы я хотела прямо сейчас избавиться от одежды, достаточно было бы лишь опустить бретельки с плеч. Эти мысли крутились в моей голове, когда я смотрела на Йена. Казалось, если сейчас платье упадёт к моим ногам и я в одних трусиках подойду к нему – это будет так естественно.

И судя по тому, что я увидела в его глазах, он читал меня, как открытую книгу. Я, словно застигнутая на месте преступления, как в тот день, когда пялилась на него в тренажерном зале, испытала острый приступ стыда. Дёрнулась, чтобы скрыться от его глаз, но он каким-то невероятно ловким движением умудрился поймать моё запястье и удержать.

В отличие от пальцев отца, его казались такими горячими, что, кажется, оставляли ожог на коже. Прожигали до самого сердца.

Он тянет меня ближе к себе, и, несмотря на его травму, наши силы остаются по-прежнему неравны.

– Не иди к нему, – раздаётся тихая просьба.