Было всего несколько десятков имён, напротив которых виднелся значок контроля запроса. Это означало, что боец находится в сознательном состоянии, но почти все имена были отмечены значками отсутствия ответа на контроль-запрос, и стояли пометки повреждений. Сказать точно, что происходит с человеком, не всегда было возможно, но в основном стояли пометки либо «не опознан», либо о повреждениях полости рта и головы. Очень редко встречались травмы других частей тела. Эти люди по большей части находились в капсулах восстановления или в жилом комплексе.

Я давно понял, что происходит нечто совсем нехорошее. Открыл блок ручной коммуникации на скафандре Улдиса и запустил функцию принудительного усыпления и перевода тела в искусственную кому. Запустил программу регенерации. Моё новое звание непилот-капитана позволяло это сделать. Пользуясь правами старшего офицера, можно было отдавать приказы скафандру. Это нельзя делать дистанционно, но если старший офицер брал управление скафандром в свои руки, то тогда тот выполнял уже мои команды. Сейчас надо просто остановить бойца, чтобы он не съел сам себя и не истёк кровью. Медмодуль заработал. На всякий случай я закрепил штурмовика в захватах и вышел на броню.

Звезды не было, флота не было, нелюдей не было. Зато имелись небольшие корабли неизвестных мне модификаций. Они просто болтались в космосе, не воевали, никуда не летели, а с двух сторон были планеты, вращающиеся вокруг своей оси, висящие в космосе сами по себе, без звезды. «Топор палача» висел среди этих никуда не двигающихся кораблей со своим разодранным корпусом, искорёженными разгонными шахтами, а теперь ещё и с почти полностью мёртвым экипажем. Но я Новый человек и, пока не умер, должен жить и убивать нелюдей.

Я пытался понять, что происходит. Сверялся с данными чудом уцелевших систем наведения, собирал информацию об оставшихся в живых бойцах, пытался понять, где они находятся, и связаться с оставшимися в сознании. Картина была не очень радостная.

Весь мой экипаж – чуть больше ста пятидесяти человек из всего гигантского линкора, которые не потеряли разум и ответили на запрос-контроль. Они были разбросаны по разным отсекам, разделенные пожарами, высадившимися десантами нелюдей, мечущимися по палубам штурмовыми богомолами, жуками и шустрыми длинноногими пауками. А ещё были блокированные аварийные переборки, за которыми плескалась жидкость из активных зон разрушенных реакторов на расщепляющих материалах, заваленные искажёнными грудами металла разгерметизированные ангары.

Собрать людей на находящемся в подобном состоянии линкоре-призраке даже в спокойной обстановке было задачей непростой, а между тем внутри корабля продолжал идти бой. Больше ста километров месива из металла, огня и врагов.

А ещё одномоментно потеряли разум несколько тысяч членов экипажа, превратившись в жрущих собственные языки сумасшедших. Полтора человека на километр корпуса. Как на дальних колониях, обживающих кислородные планеты, покрытые ледяными пустынями.

– Кто из штурмовиков меня слышит? – спросил я на общем канале.

– Альбинос на связи, товарищ непилот-капитан. Вторая мастер-штурмовая группа.

– Один?

– Да. Из тех, кто не заболел – один.

– Специализация, снаряжение?

– Плевать! Три виброножа. Я всё могу. Снаряги и БК на двадцатерых, два лёгких дрона – новые и один штурмовой мех, фронтальный, почти не битый.

Ого! Похоже, в череде суеты сегодняшнего дня начинаются маленькие везения. У парня награды, целых три виброножа. Эти знаки дают ещё реже, чем мою звезду и каплю, и это высшая награда, которую может получить штурмовик, а у него их три. Боец прошёл через что-то такое и не по одному разу. О мастер-группах я слышал, у штурмовиков там всё сложно, но в любом случае повоевать ему пришлось, а это очень хорошо.

– Поступаешь в распоряжение Ирмы. Я сбросил на коммуникатор координаты. Мне всё равно, что вы там будете делать. Используйте все возможные средства. Корабль кишит нелюдями. Далеко не уходите. Чистить всё только около второй и верхней ремонтной палубы.

– Есть, товарищ непилот-капитан! – коротко ответил боец с позывным Альбинос.

Опыта у него наверняка больше, чем у моей воительницы, и в звании он постарше, но вопросов не задаёт. Хороший знак. Потом решу, кто кем и где будет командовать, а нам сейчас надо навести порядок хотя бы вокруг нашего блока.

Если Альбинос не возражал, то Ирма пыталась что-то бурчать про необходимость остаться около меня и охранять непилот-капитана. Пришлось рыкнуть, и мой личный телохранитель убежал на подмогу бойцу – чистить палубы от нелюдей. Радовало, что Ирма тоже не потеряла разум. За неё я сильно переживал и очень обрадовался, когда пришёл её ответ.

На ремонтной палубе, куда я вернулся, из двух сотен человек техников, безлошадных пилотов и прочих, кто находился в моей бывшей зоне ответственности, осталось всего пять человек, которые не потеряли разум. Хорошо, хоть мехи и дроны не болели. Боевых механических бойцов распределил охранять периметр, отдав им команды, и отправил пастись в автономном режиме.

Первым моим приказом по линкору было находить товарищей, потерявших сознание, и отключать скафандры, переводя в режим принудительного усыпления. Сейчас главное, чтобы они сами себя не сожрали, а потом будем думать дальше, раз всё так быстро меняется. Не уверен, что поможет, но это самое лучшее, что я придумал. Всех оставшихся в сознании бойцов я своим приказом назначил заместителями непилот-капитана, чтобы хватило полномочий переводить скафандры в ручной режим управления, а искину передавать мой приказ по кораблю постоянно. Далеко ещё не все бойцы из тех, кто не впал в безумие, вышли на связь.

Последующие два часа мы искали и усыпляли товарищей. Не все впадали в неспешность, как Улдис. Некоторые активно перемещались и вели себя крайне агрессивно.

Неожиданно искин вывел сообщение о том, что все системы реактора на расщепляющихся материалах восстановлены. Это того, который был расположен около моей ремонтной палубы? Проверил. Да, тот самый, что Ирма затопила. Затем искин сообщил, что внутри реакторного блока высадился десант пауков. Этого не могло быть! Бесстрастная железяка даже не понимала, что она сообщает. Этот реактор Ирма заварила и залила жидкостью из активной зоны, утопив десант.

– Может, кто-то из богомолов остался на корпусе? Какие пауки? – проговорил я свои мысли вслух, но искин принял это за голосовую команду, и в наушниках раздался ответ:

– Пауки. Шесть штурмовых групп, тяжёлого вооружения нет. Информация подтверждена внутренними датчиками.

Какие внутренние датчики, если там всё залито радиоактивной жижей из подорванного энергоблока? Искин упрямо повторил сообщение. Я знал, что там ничего не может быть, а теперь каким-то чудом реакторный отсек снова стал целым? То, что сейчас происходило, было вне моего понимания, но упрямая железяка умела выдавать только факты и, к сожалению, ошибалась очень редко.

Я связался с моей новой боевой группой, перекинув доклад искина Ирме.

– Товарищ Илли, с искином всё в порядке? – первое, что спросила моя десантница.

– Не знаю, но технически он полностью исправен. Его оборудование около основного блока внутренних реакторов, а там всё целое.

– Выдвигаемся, тут мелочь осталась, дроны заварят переборки, потом добьём.

– Товарищ непилот-капитан, – раздался голос Альбиноса, – меха добили. Со щитом и навесным оружием полный порядок, а к вам ползти будет неделю. Приводы перебиты, еле ноги переставляет.

– Альбинос, у тебя сколько слотов?

– Под два меха и четыре дрона.

– Оставляйте всех на автономе, пусть работают, идите сами. Я для вас новых пригоню.

Прямо под нашей палубой размещался целый склад боевых механических помощников. Её специализацией были малые корабли и десантные боты. Собственно, это практически все типы кораблей, которые имело смысл чинить в бою. Ещё торпедоносцы и изредка фрегаты, но ими занимались на других ремонтных палубах. Даже лёгкий крейсер, получивший повреждения, при которых он вынужден выйти из боя, починить на коленке было практически невозможно. Их просто глушили и загоняли в специальные ангары или снимали экипаж и пристыковывали к корпусу снаружи, чтобы заняться позднее.

Кроме ремонта мы осуществляли заправку и пополнение боекомплекта. Целые караваны малых кораблей подходили к нашей ремонтной палубе, чтобы пополнить ресурс и, соответственно, склады расходников от ракет и кассет с шариками для роторных орудий до самого разного снаряжения, были под нашими ангарами. В том числе мехи и дроны для пополнения десантных кораблей.

Мы спешили. Наш грозный отряд из четырёх техников, одного безлошадного пилота и целого непилот-капитана линкора-призрака пытался задержать десант пауков. Героически вступать в бой я не спешил. За реактором находился просторный ангар и два прохода, идущие между рёбер жёсткости корабля. Там имелось по четыре метра металла, которые тяжело пробить даже главным калибром, а как доложил искин, тяжёлого оружия у пауков не было. Впереди, закрывая почти весь проход, двигались два фронтальных меха, раскрыв энергетические щиты, и несколько дронов. Управлять одновременно большим количеством машинерии очень сложно. Это не отдать приказ идти в разгонную шахту, прихватывая как можно больше мусора по пути.

Новые люди и нелюди прекрасно знали, как обмануть быстрого, но неразумного бойца, и оставленные без присмотра машины быстро уничтожались. Позади нас шли ещё с десяток дронов и четыре меха, которых я прихватил для Ирмы и Альбиноса. Нормально управлять таким количеством машин было невозможно, поэтому я просто поставил их на автоном. Десяток дронов под управлением моих парней-техников бежал по потолку и стенам, страхуя мою электронную банду.

Так и двигались. Впереди по стенам, потолку и полу перемещалась наша машинерия, а мы шли сзади. Поглядывая назад, немного отставая и прикрывая тыл, двигался наш пилот. Он не управлял машинами, а взял в руки разгонник, потому что был в лётном скафандре. Там другая система управления, и она не стыковалась с оборудованием, предназначенным для десантных операций. Это связано со скоростью реакции и перегрузками, которые должно гасить боевое облачение, и основной упор этих скафандров был не на возможность ведения совместных боевых действий, а на жизнеобеспечение, защиту от перегрузок и спасение в случае разгерметизации кабины. Пилоты в подобном скафе могут выживать неделями, болтаясь среди разбитых обломков кораблей, пока их не найдут спасатели. Датчики системы управления лётным облачением рассчитаны совсем на другую реакцию. Одно дело – поднимать разгонник, швырять гранаты и управлять дронами, и совсем другое – отдавать мысленные команды через систему имплантов, выделывая на истребителе или штурмовике невероятные фигуры высшего пилотажа. Было и ручное управление, но оно резервное, слишком долго сигнал от мозга до пальцев идёт. Поэтому ещё с конца первой войны с нелюдьми лётные и все остальные скафандры делали разными, оставляя общим только минимум функций.

Мы двигались без опаски по широкому ровному проходу, ведущему к просторному залу, за которым находился восстановившийся реактор. Путь проходил между двух рёбер жёсткости линкора. Массивные многометровые металлические стены исключали нападение с боков. Такой толстый металл с большим трудом пробивали главным калибром, а тяжёлого вооружения у десанта пауков не было. Ни одно живое существо, даже штурмовые богомолы, не сравнятся в скорости реакции с механическими помощниками. В реальном бою только хитрость и изворотливость помогают живым убивать электронных врагов, но в случае столкновения в коридоре, закрытом со всех сторон металлом, реакция машин всегда была быстрее.

Несколько пауков, не могу точно сказать сколько, потому что не заметил, разлетелись кусками, а остальные отступили, укрывшись за краем прохода, и сосредоточили огонь на фронтальном мехе. Массивный металлический паук, словно шагающий танк, открыв яркие многогранники энергетических щитов, держал удары и прикрывал остальных от огня нелюдей.