Олеся судорожно вдохнула морозный воздух, смешавшийся с его ароматом, едва ощутимым, но таким важным. Она все еще боялась его. Габор смотрел на нее… с ненавистью. Со странной, затаенной в глубине глаз болью. Серая сталь немного отступала, возвращая место ярким голубым краскам, но все-таки… Сейчас, именно сейчас она видела его настоящего. И этот настоящий Габор вызывал у нее совершенно противоположные чувства. Он пугал. До ужаса. И он завораживал. Манил узнать его секреты. Его тайны. Раскрыть их.

Олеся помотала головой, вцепилась в его плащ, судорожно сминая ткань:

– Я не смогу так, понимаешь? Не смогу… Быть твоей… любовницей. Знать, что от меня ты пойдешь к ней… Что будешь делать с ней то же, что делал со мной.

Ну вот, она наконец призналась. Это было не так сложно. Нет. Это было одуряюще больно. Как будто чьи-то когти впивались в ее сердце и тянули из груди.

Габор криво усмехнулся. Его губы изогнулись соблазняюще-порочно, как будто он наслаждался ее слабостью. Олесю вновь пробрала дрожь.

Его глаза сверкнули:

– Мне нравится, что ты ревнуешь… Никогда не думал, что это может так пьянить… – Он коснулся пальцем ее скулы, мазнул по щеке и снова дотронулся до губ. – Твоя ревность… меня возбуждает…

Господи, что он такое говорит?! Олеся попробовала вырваться из его рук, но хватка была стальной. В бессилии она ударила кулаками по его мощной груди.

– Ты не понимаешь! Мне больно! Больно!

Он резко толкнул ее спиной к шершавому толстому стволу.

– Это ты не понимаешь. И не слышишь. Вчера я все тебе сказал. Ты. Ты будешь моей женой. Только ты. Моей любовницей. Моей рабыней. Моей женщиной. Моей. Только ты. – Тяжелый взгляд въедался в самую душу. Он действовал дурманяще, заползал в голову туманом и лишал рассудка.

Его слова разливались внутри сладкой отравой. Олеся жадно хватала ртом воздух, пытаясь понять, что он только что сказал…

– Но… Но она же принцесса… Как можно отказать королю?

Габор стиснул челюсти. На щеках вновь заиграли желваки.

– Предоставь все проблемы решать мне. Это не твоя забота.

Олеся до боли закусила губу. Может, хоть это ее немного отрезвит и вернет рассудок. Мужчины ее мира поступали не так. Совсем не так. Они ждали, что женщины сами разберутся со всем, а потом еще и будут их ублажать.

Габор был совершенно другим. И ей никогда к этому не привыкнуть.

Его взгляд стал темнее, сосредоточившись на ее губах. Едва ли не до крови Олеся вонзила зубы в мягкую плоть.

Габор покачал головой:

– Не порть свои губы.

Он наклонился и медленно лизнул набухшую от боли губу. Олеся тут же тяжело выдохнула. Не контролируя себя, подалась ему навстречу, задевая рукой длинную еловую лапу, тянущуюся к ней.

Раздался тихий свист рассекаемого воздуха. Мелькнуло алое грязное пятно, и за спиной Габора повисло нечто жуткое. Призрак, дух, демон. Олеся не знала…

Она вскрикнула, безуспешно пытаясь протолкнуть застрявший в горле ком. Потянула Габора на себя, в сторону. Пустые глазницы злобно следили за ней. Перед глазами от ужаса все поплыло.

Она старалась оттянуть Габора от зависшего в воздухе монстра, но он несдвигаемой скалой стоял между ней и призраком. Мелькнул мутный блик, и Олеся только сейчас поняла, что в его руке зажата сабля с длинным изогнутым лезвием.

От вида оружия стало только хуже. Это делало опасность реальной.

Габор закрыл ее своим телом, загораживая жуткое существо. Олеся опасливо выглянула из-за его плеча, но в этот самый момент он взмахнул саблей, разрубая воздух. Поверженный враг упал в снег.

Едва шевеля вмиг замершими губами, Олеся пискнула:

– О-он у-умер?

Габор повернулся к ней. Его лицо было непроницаемо. Он наклонился и поднял со снега веревку, на которой болталось… Олеся быстро зажала рот рукой.

Сквозь пальцы тихо спросила:

– Что это?

Голос Габора остался невозмутим:

– Страшилище.

Олеся шагнула ближе:

– Это же… оно… не живое?

– Нет, конечно.

Габор пошел к ели, из-за которой эта жуть выпрыгнула, но Олеся вцепилась в его плечо, останавливая:

– Постой. Я хочу рассмотреть… Что это?

На почерневшей от времени длинной и толстой веревке висело… Олеся даже не знала, как назвать это. Кажется, лошадиный череп, на котором кто-то вырезал странные и пугающие символы. Сверху торчали две толстых ветки – что-то вроде рогов. Снизу непостижимым образом крепилось… Ну, это напоминало платье. Влажная и потемневшая от снега ткань с некогда красивым узором по подолу. Из рукавов выглядывали скукоженные птичьи лапки с острыми коготками.

– Кто это… его… сделал? – Олеся несмело коснулась пальцем грязной ткани.

Габор раздраженно махнул головой и отвернулся. Потянулся к ветке, которую Олеся так неосторожно задела, обвязал вокруг нее веревку и затолкал существо в самую глубь. Снаружи остался торчать только обтрепанный подол.

Увидь она подобное в своем мире, решила бы, что натолкнулась на каких-нибудь чокнутых сатанистов. Но здесь все имело свой смысл.

– Для чего это… Страшилище?

Габор развернулся к ней и с каменным выражением лица вложил саблю обратно в ножны.

– Пугать.

– Крампуса?

Он обхватил ее за талию и легко поднял вверх, усаживая в седло. Несмотря на пережитый страх и все еще гулко бьющееся сердце, она снова поразилась его силе и мощи.

– Нет, людей. – Габор вскочил в седло позади нее и снова прижался.

Олеся ненавидела себя за радость, которую ощутила, почувствовав за спиной его крепкую грудь. Ей все время хотелось прикасаться к нему. Трогать. Осязать. Как будто так она могла убедиться, что он настоящий, а не плод ее воображения. Мысли таяли от жара его дыхания и растекались ручейками. Напряжение после пережитого страха начало немного отпускать, и сосредоточиться от этого казалось все сложнее.

– Зачем пугать людей? Они и так в ужасе от всего происходящего.

– Это предупреждение для тех, кто зайдет в лес.

– Расскажи мне.

– Обязанность любого господаря – следить за благополучием своего народа. Справиться с демоном могут только обученные воины. Все ими быть не могут. Нужны ремесленники, крестьяне, обычные горожане. Всех их я должен защитить. Это обязанность любого господаря Бергандии. Есть то, что сделать могу только я.

Габор на несколько секунд замолчал. Олеся слышала, как тяжело ему говорить так много. Он с трудом подбирал слова и выцеживал их из себя через силу. Словно каждое из них давалось ему с невероятным трудом.

И все же это была не единственная причина. Он говорил, как будто с осторожностью… Тщательно обдумывая то, что хочет сказать. Олеся чувствовала, что есть целое множество тайн, которые он от нее скрывает. Но как их раскрыть? Как убедить его довериться?

Ведь если он скажет… тогда они точно будут связаны. Олеся знала, что это эгоистично, что это желание пришить его к себе общим секретом. Но иначе она не могла. Она хотела этого мужчину, чувствовала, что только с ним может быть счастлива.

Если только не будет темной пропасти лжи и тайн между ними. И этой неведомой принцессы.

Голос Габора мягким бархатом прошелся по коже:

– В большинстве своем крестьяне малограмотны и суеверны. Их очень легко напугать. Они стараются не заходить далеко в лес и с детства предостерегают от этого детей. Но всегда находится тот, кто считает, что может одолеть демона или даже самого Крампуса. А кто-то жаждет заключить с ними сделку. Первые господари Бергандии придумали, как с этим бороться. Во всех больших лесах есть Страшилища. Их вешают на границе, за которую лучше не выходить. Это как предупреждение, что идти дальше значит кликать беду.

Олеся немного обернулась. Его губы мазнули по уху, колючая щетина слегка царапнула кожу щеки. Так тяжело сосредоточиться, когда даже нечаянное касание заставляет дрожать, а чувства мечутся, как оголтелые, от ненависти до желания.

– Значит… их делают люди? Но как они могут помешать?

– Их делает сам господарь и его воины. Прячут в лесу, развешивая на деревьях так, чтобы казалось, будто из чащи кто-то следит за глупцом, который осмелился сюда прийти. Волей-неволей все, кто решается пройти дальше, задевают ветки. Тогда Страшилища… «выскакивают» на них. Мало кто будет разбираться, из чего они сделаны. Чаще всего это работает.

– О-о-о… – Олеся переваривала услышанное. – Значит, крестьяне понятия не имеют, что их тут ждет? Видят Страшилищ, пугаются и убегают?

– Да. Это спасает их жизни.

– Но разве еще никто не раскрыл этот секрет и не понял, что это просто обманки?

– Ты все никак не поймешь, Олеся… – Нарочно или просто задумавшись, Габор погладил ее по животу. Каждым движением он распалял ее все больше, внося сумятицу в душу. – Те, кто зашел в лес дальше Страшилищ, не возвращаются. Они либо погибают от когтей и зубов демонов, либо становятся их слугами. Секрет Страшилищ никогда не будет раскрыт, потому что его некому раскрыть.

Кожа покрылась мурашками.

– Значит, демонов никак не победить?

– Нет. Они были здесь до нас. И будут после.

Габор сказал это таким тоном, что стало ясно: больше про демонов лучше не спрашивать.

Она решилась задать другой вопрос:

– Но ведь мы с тобой пересекли границу Страшилищ. Значит, демоны могут напасть на нас?

– Думаешь, я взял бы тебя в лес, если бы существовала такая возможность? Даже если они вдруг осмелятся напасть, я смогу тебя защитить.

– Ты так уверен в своих силах.

– Да, и ты должна быть в них уверена тоже. – Звучало это угрожающе. – Я – твой господарь, Олеся. И ты не можешь ставить под сомнение ни мои слова, ни мои дела.

Снова его тон стал тяжелым и властным. Таким, что лучше не спорить. Понимая, что ее положение здесь все еще шатко, Олеся сделала вид, что не слышала последних слов.

Она всматривалась в чащу, замечая все больше цветастых лоскутов между деревьев:

– Значит, то Страшилище сделал ты?

– Нет, его делал мой дед.

– А твои? Есть те, которых делал ты?

– Зачем они тебе?

– Просто интересно, что ты придумал.

Габор долго молчал, Олеся начала думать, что он и не ответит.

Наконец он произнес… Голос звучал приглушенно и задумчиво. Олеся расслышала в ровном тоне едва заметную грусть.

– Ты действительно необычная. Когда мать узнала, что мы с отцом сами их мастерим, она посчитала это глупостью. Сказала, что нам следовало поручить это дело кому-нибудь из крестьян. И она никогда не интересовалась, что смастерил я.

Олеся не совсем понимала, что делать с его признанием. Габор всегда казался ей… холодным. Суровым. Она с трудом верила в его чувства, считая, что ему просто комфортно с ней в сексе. Но, кажется, все было сложнее.

В его голосе было что-то такое… Похоже, он вообще был не самого высокого мнения о женщинах.

Олеся осторожно спросила:

– Разе это не перечеркивает всю идею Страшилищ? Ведь тогда крестьяне узнали бы, кто их на самом деле пугает.

Габор невесело усмехнулся:

– Ты намного умнее, чем она.

Его слова совсем не звучали как похвала.

– Жены господарей мало интересуются тем, что делают их мужья. Отец не посвящал мать в дела. Да она и сама не спрашивала. Ее занимали совсем другие вещи. Как и большинство женщин. – Его пальцы неожиданно снова накрыли ее подбородок и повернули голову к себе. – Ну же, скажи, что ты не такая, что тебя не волнуют мои деньги, мое положение, и тебе нужен только я. Соври что-нибудь. Вы же, женщины, умеете убеждать, когда вам что-то нужно.

Олесе стало до слез обидно. Она не понимала таких резких перемен в нем. То он убеждает ее, что она принадлежит ему, потом называет рабыней. Обещает взять в жены ее, а не загадочную принцессу, и тут же обвиняет в лицемерии.

Сморгнув слезу, которую так и не смогла удержать, Олеся тихо ответила:

– Мне нужно было домой. Это единственное, чего я хотела, пока не встретила тебя. Если ты хочешь услышать мою ложь, то вот она: верни меня обратно.