– Ах ты… – начала она и выдернула у меня плененную конечность, взвиваясь обратно. – Да я тебя…

Я не мешкая попытался развернуться, но засранка ловко заломила мне руку. Больно, между прочим, что однако только добавило происходящему остроты. Сначала, поддавшись и обманув ее иллюзией подчинения, я дал ей несколько секунд на потерять бдительность и без труда вывернулся из захвата. Молниеносно развернул ее, и теперь уже она была прижата грудью к тачке, а я навалился ей на спину, уперевшись ноющим членом к охренительным упругим ягодицам.

– А ну отвали, ублюдок психованный! – прошипела она яростно и вдруг задрожала, застонала и прогнулась податливо. С такой однозначной нуждой, что меня аж тряхнуло.

Я на автомате полоснул взглядом по парковке, не засек никого близко и позволил себе сорваться. Скользнул ладонью на ее изящную шею, обхватил подбородок и запрокинул ее голову на свое плечо, добираясь ртом до той самой примеченной венки. Присосался, ловя уже бешеный ритм ее пульса, и мой собственный забухал в башке, оглушая и кипятя мозги. Девчонка вздрогнула, дернулась из-под меня, прошептав какое-то заковыристое ругательство, и закинув руку, впилась пальцами в кожу моей головы, притягивая к себе сильнее.

Я еще только исцеловал ее шею, а ее уже колотить начало. Горячая стала, что адово пламя, заерзала, принялась тереться об мой член задницей и всхлипывать жалобно. Сжал подбородок и впился в дрожащие губы, одновременно нагло сунув ладонь под пояс ее джинсов. Втолкнул язык к ее, встретившему меня с яростной готовностью, и чуть в штаны не спустил, добравшись пальцами до мягеньких складок. Да у нее там натуральный потоп кипятка. И стоило только добраться, как она взвилась подо мной на цыпочки, вскрикнула и задрожала.

– Санта Мария, что же это… – пробормотала, оторвавшись от моих губ невнятно, будто язык ее не слушался. – Еще-е-е!

На парковку перед баром свернула машина, полоснув по нам светом фар.

– Тш-ш-ш! Милая, все будет, но давай ко мне. Иначе обломают нам все веселье, и сидеть нам в участке.

– Не надо… не… – слабо запротестовала она, а сама ведь снова за поцелуем тянулась, тряслась вся, бедра сжимала, запястье мне царапала, удерживая мою руку у себя в штанах.

– Тут десяток шагов всего, малыш.

Я не знаю, как и силы нашел выдернуть кисть из мягкой щедрой влажности. Только разок вогнал в нее два пальца по самые костяшки, дурея сам и заставив снова взвиться с протяжным стоном ее. Как же она жмет там внутри. Как же оголодать бабе для такого надо, чтобы на руку текла прямо ручьем и кончала почти от первого движения всего лишь пальцев.

Ну ничего, сейчас мы все исправим, сахарок. Мне от тебя что-то тоже так вставляет, что трахать буду, пока шевелиться смогу, чую.

Я ее поволок к внешней лестнице за зданием, что вела к комнатам для постояльцев. Спасибо господи, что здесь их двери выходили прямо на площадку небольшого балкончика, и попасть туда было можно, избегнув лишних взглядов и встреч, что вполне могли создать заминку, за которую моя горячая сладкая девочка успеет остыть и передумать.

Женщины непредсказуемы.

Глава 5

От него несет сигарным дымом, пивом, ветром долгой дороги и мужчиной. Мужчиной, которого мне внезапно захотелось до одури, до удушья. До такой степени, что из моего разума стремительно испаряется все, кроме убийственной силы желания.

Минуту назад я видела в нем исключительно возможного маньяка.

Тридцать секунд спустя меня в жар кинуло от вида его широких плеч и невыносимо аппетитной задницы в этих джинсах, но он все еще был под запретом.

Вот буквально секунду назад я еще помнила, что он плохой парень, подозреваемый вообще, что недопустимо ни в коем случае испытывать к нему эту иррациональную похоть – похоть, что накатывает на меня волна за волной, каждая следующая сильнее и выше предыдущей. И накрывает с головой, топит в себе безвозвратно, стоило ему только вывернуться из моего обездвиживающего захвата и прижать к машине самому. Просто бульк! и все, нет меня адекватной, нет никакой секретной операции, нет маньяка, нет всего окружающего мира вообще! Есть только его вес, прижимающий меня к металлу, его запах, окутавший и отрезавший меня от реальности, его губы, ласкающие кожу на моей шее.

И я даже пробую вырваться, но становится только хуже.

Уносит окончательно.

Дальше все как вспышками-взрывами-ожогами по нервам.

Вспышка – его ладонь скользит вниз по моему животу, и я прогибаюсь похотливо, вместо того, чтобы постараться ее сломать за такую дерзость.

Вспышка – он властно поворачивает к себе мое лицо для жесткого поцелуя, и я отвечаю, тянусь за его вкусом, от которого у меня наступает пламенная пустота в голове.

Взрыв – его пальцы с огрубевшими подушечками погружаются в меня, и мое тело содрогается без малейшего шанса как-то это контролировать, а сознание раскалывается практически, и я полыхаю в одном крошечном шаге до оргазма.

Ожог – отказ в нем сию же минуту. Он меня буквально волочит куда-то, продолжая тесно прижимать к себе. Я мямлю “нет” и “ нельзя”, но иду за ним, иду, и по всему кровотоку разливается адское предвкушение. Он подхватывает меня на руки у лестницы и несется вверх, спотыкается, едва не падая, но держит крепко, как если не готов выпустить уже никогда, и бормочет, рвано порыкивая мне на ухо какие-то скабрезности. И я почти не разбираю слов, до моего расплавившегося начисто мозга доходит лишь смысл: сексуальные угрозы, обещания трахать так, что мы завтра вряд ли сможем ходить или вовсе помрем от изнеможения.

Он ставит меня на ноги, только чтобы отпереть дверь, и снова при этом вжимается сзади, целуя в шею. Господи, я и не подозревала, насколько чувствительна там, в том местечке, что он терзает своими губами. Дверь захлопывается за нашими спинами, окончательно отрезая путь к бегству. Эта мысль всплывает в моей голове и мгновенно тонет в океане похоти, что сейчас там царствует.  Мои пальцы, судорожно сжимавшие оказывается все это время рюкзачок с оружием, разжимаются и он грюкает глухо об пол.

– Ну же, сахарок, дай мне тобой полакомиться, – бормочет сквозь хриплое дыхание мой плохиш и просто толкает меня лицом на кровать.

Я пытаюсь перевернуться, но он ворчит как раздразненный зверь, дергает меня за лодыжки, подтягивая к краю кровати. Его руки стремительно ныряют мне под живот, и мои джинсы оказываются расстегнуты буквально в секунду, а в следующую – сдернуты вместе с трусиками вниз. Я оказываюсь с голой задницей и вскрикиваю от укуса на правой ягодице. Но вскрик обращается протяжным стоном, потому что его пальцы одновременно проходятся по моим складочкам.

– Бляяя, это же пиздец просто, какая ты мокрая.... – рокочет он протяжно. – А пахнешь… Малыш, е*нусь, если не попробую…

И он пробует. Он пробует, а я сразу же улетаю первый раз. Содрогаюсь, вгрызаясь в покрывало, душа рвущиеся безумные крики. Он ворчит одобрительно и продолжает творить невозможное бесстыдства своим ртом. Вылизывать и говорить.

– Вот так… да прямо по языку мне, детка.... Ах ты моя щедрая девочка… Вкусная и щедрая… Да, еще хочу… кончи для меня еще… Уделай всю морду…

За всю мою жизнь моих ушей не касалось нечто столь порочное, и мне чудится, что второй раз я кончаю от одного этого. Ровно в тот момент, как он толкает в меня пальцы и приказывает “Давай!”

– Теперь на мой член, сахарок… – хрипит он, лишая меня ненадолго своих прикосновений. – Сожми его так же… Сожми, чтобы мне башку оторвало.

Горячая плоть упирается между моих складок, он впивается до боли в мои бедра и дергает на себя, все еще дрожащую от неутихшей волны кайфа. Насаживает на член мощным рывком, вышибая крик.

– Сука-сука-сука… – шипит он, замирая на пару секунд, – Я, блядь, в рай хрен сунул, детка… Ты меня отсюда не выгонишь…

Он отступает самую малость, но мне уже мало, и я хнычу, и он толкается снова, еще сильнее, останавливается еще раз, будто смакует, а потом сбрасывает меня в дьявольское пламя. Молотит бедрами тяжело и часто, с такой интенсивностью, как если бы хотел меня разрушить. А я желаю развалиться и от того выпрашиваю еще и еще.

– Смерти моей хочешь… – выдыхает он, скрипит зубами и кончает с протяжным гортанным стоном, и я не успеваю за ним лишь самую малость. Но возмутиться тоже не успеваю. Он рывком переворачивает меня на спину, подхватывает под колени и врезается лицом между моих ног. И наказывает новым оргазмом.

– Это ни хрена ни конец. Шмотки долой, сахарок, – приказывает он.

Я суетливо и бестолково дергаю руками в попытке стянуть футболку, но эта сволочь выскальзывает из непослушных пальцев. И он в нетерпении сдирает ее с меня, попутно освобождая волосы, стянутые резинкой в основательно растрепавшийся уже конский хвост. Пытается расстегнуть бюстгальтер, но под его натиском кружевная ткань просто не выдерживает и с жалобным треском рвется.

– О*уеть… – протягивает с гортанным стоном и зарывается лицом между стиснутыми его руками полушариями. – Идеальные, сука.

Набрасывается жадным ртом на грудь, прикусывая и посасывая одну и требовательно сжимая вторую.

– Вот это я попал, бл*дь, – пытка повторяется.

Но мне все еще мало просто ласк. Я хочу повторения безумства, от которого до сих пор не отошло, не попустило, не схлынуло. И я толкаюсь бедрами навстречу его наливающемуся стояку, трусь всем скользким от пота телом, ерзаю, пытаясь направить в нужное мне, требовательно пульсирующее нутро. Обхватываю ногами мощную мужскую поясницу и хнычу:

– В меня, внутрь, ну же…

– Сдохну на тебе, сахарочек. Ей богу сдохну. И это будет самая о*уительная смерть, о которой только можно мечтать.

Смерть.

Смерть!

Точно!

Он же и есть тот самый искомый маньяк-убийца!

И я его нашла!

Нашла и… Санта Мария! Нашла и трахаюсь с ним, как будто мы последние мужчина и женщина на этой Земле!

Словно прочитав мои мысли, маньяк исполняет только что озвученное мною желание и входит – резко, глубоко, до упора, до ощущения легкого жжения и абсолютной, совершенной наполненности им, его сущностью, его сутью, его самым сокровенным. Входит и замирает, запрокинув голову и бормоча что-то невразумительное.

– Значит, вот так это и бывает, да? И вот тебе грудь вместо сисек в одночасье. Ну что за пое*ень? Братцы ухохотались бы. Да только кто им скажет, этим придуркам?

Я чувствую себя шизофреником в момент обострения – я одновременно упиваюсь собственными ощущениями – порочными, запретными, постыдными и стопроцентов аморальными и такими при этом невыносимо сладкими, такими желанными и бесконечно требуемыми, но вторая половина мозга, понемногу проясняющегося от странного наваждения, просчитывает варианты добраться до рюкзачка, в котором лежит, закутанный наспех в легкомысленный шейный платок, мой любимый Глок. Двадцать шестой – как раз по моей руке, самый компактный, который можно легко спрятать хоть в дамскую сумочку типа клатча. И там же достать одноразовые пластиковые наручники, которые я предусмотрительно взяла вместо металлических, чтобы не звенели и не утяжеляли дамский аксессуар. По ходу, на этого бугая надо надеть сразу две пары – ишь, силушки-то немеряно.

Мой опасный партнер словно наделен каким-то бесконечным  объемом сил и действительно принимается исполнять все свои угрозы. Он вколачивает меня в жалобно стонущую от его толчков постель. Его лицо искажено, кадык судорожно дергается, когда он издевательски застывает, лишая нас обоих оргазма. Переворачивает меня, исцеловывает от затылка до ягодиц, бесстыдно погружая язык туда, где до него ТАК никто не касался. Вгоняет себя в меня снова и таранит с еще большим ожесточением. Буквально утрахивает нас с кровати, и мы оказываемся на полу, валясь вниз беспорядочной кучей переплетенных и не способных остановиться в этом сумасшествии тел.