– Я и не знаю… – вынужденно признался я и хотел было каким-то невидимым в темноте вечера жестом предупредить своего заместителя, чтобы тот промолчал, а потом что-нибудь соврать. Но лейтенант шагнул вперед и сам доложил:

– Это я переводил, что понять сумел.

– Не забывай, лейтенант, меня по званию называть…

– Товарищ подполковник… – послушно добавил Тахир.

А мне Ягужинский сначала показался не таким уж ярым приверженцем уставных отношений. Или он по-разному относится к майору и лейтенанту?

– Откуда, лейтенант, арабским владеешь?

– Я и не говорю, что владею. Так, понимаю только отдельные слова. Я же татарин по национальности…

– Вижу, что не русский. И слышу в дополнение, не глухой, чай…

Ягужинский, видимо, имел в виду легкий акцент Футракулова.

Лейтенант пояснил:

– Деду Коран по его просьбе переводил… Так частично и выучил.

– Ладно. Как переводчик потребуется, я тебя у майора затребую.

Подполковник отошел в сторону, вытащил из кармана телефон и позвонил. По его вытянувшейся фигуре я догадался, что разговаривает подполковник с кем-то из старших по званию. Завершив разговор, он вернулся к нам.

– Все в порядке. У испытателей техника готова. Полетит по нашему сигналу.

Я помнил наш разговор в штабе, когда Ягужинский сообщил, что второй сюрприз прилетел с нами одним вертолетом. А с нами перевозили только многочисленные коробки и летел пузатый возрастной Василий Васильевич во главе бригады из шести человек. Значит, это и есть бригада испытателей, что привезла в Сирию новое оружие, предназначенное против «роя» дронов.

– Они уже выезжают в нашу сторону. Здесь вот, за скалой, думаю, им самое место, – Ягужинский осмотрел окрестности. – Здесь их базе и быть.

Он что-то сказал на арабском языке сирийцам-водителям, те сели в автобусы и завели двигатели. Ягужинский поднял подбородок, обращаясь ко мне с немым вопросом.

– Все из автобусов забрали? – спросил я снайперов, понимая, что водители автобусов получили приказ отъехать.

– Все. Забрали… – подтвердил нестройный хор голосов.

– И «Леших», и патроны… – подсказал лейтенант Футракулов. – Я сам проследил.

– Каких еще «Леших»? – спросил подполковник.

– Костюмы маскировочные… – хотел было объяснить я, но Ягужинский сделал рукой останавливающий жест:

– Понял.

Я догадался, что подполковник понял правильно. Ведь он сам же оформлял на весь взвод заказ на костюмы «Леший» цвета песочного камуфляжа. Но они могут пригодиться нам только для работы днем. Ночью же можно работать и в наших привычных «Леших». Ночи в Сирии не светлее, чем те же ночи в России, только снега здесь нет, хотя по календарю идет первый месяц весны.

Ягужинский тем временем извлек из планшета карту местности и снова накрыл ею валун.

– Идите-ка сюда, – подозвал он меня и лейтенанта Футракулова.

Мы подошли и скромно остановились рядом.

– Смотрите… На карте смыкаются позиции двух взводов сирийцев. Я приказал им раздвинуться и освободить центр для вашего взвода. Все понятно?

– Понятно, – ответил я за двоих.

– Тогда занимайте позицию…

– Взвод! За мной… – дал я команду по внутривзводной системе связи.

Глава четвертая

Мой взвод занял уже подготовленные сирийцами окопы между двумя взводами, командиров которых я уже видел. Разумеется, как и полагается, бойцы сразу вытащили закрепленные на спине малые саперные лопатки и стали готовить окопы каждый под себя, где-то подсыпая почву с боковых стенок, где-то, наоборот, углубляя окоп, где-то расширяя пространство для локтей. Ведь у всех бойцов разные фигуры, рост и ширина плеч. А для снайпера удобная позиция очень многое значит. Можно, конечно, произвести один точный выстрел, даже лежа на спине. Но вести в неудобном положении целый бой и при этом не подставиться под чужую пулю – это уже за гранью реального. А потому я молча наблюдал за тем, как бойцы взвода занялись самоокапыванием. И обратил внимание, что один из командиров сирийских взводов наблюдает за действиями моих бойцов. В конце концов он не выдержал, подошел ко мне и, как полагается, сначала протянул руку для приветствия, а после рукопожатия представился:

– Ракыб авваль Салим Салех…

Перед отправкой в сирийскую командировку взвод в полном составе проходил по два часа в день специальную этнографическую подготовку. Мы изучали и обычаи Сирии, и основы языка, и основы армии. Заочно знакомились с видными политическими и военными деятелями нынешней Сирии. Из этого поверхностного курса я знал, что ракыб авваль означает сержант первого класса. Или, говоря по-русски, старший сержант. И, признаться, несколько удивился, потому что знал, что взводом обычно командует мулязим, то есть, по-нашему, лейтенант. Невольно подумалось, что в сирийской армии дела, видимо, обстоят не самым лучшим образом, если в ней командуют взводами сержанты, но тут же вспомнилось, что, например, в американской армии звание сержанта – это младшее из офицерских званий.

Единственное, что я не понял из сказанного командиром сирийского взвода, это то, где у него имя, где фамилия. Салим Салех – это мне ничего не говорило. Он сказал еще что-то на своем мелодичном языке, и я уже начал обдумывать знаки, которыми должен объяснить ракыб аввалю, что я его не понимаю, но тут, снова вовремя, ко мне со спины приблизился лейтенант Тахир Футракулов и предложил свои услуги переводчика. Он сам, еще до того, как я его попросил об этом, объяснил Салиму, что я арабский язык не знаю. А что Салим – это имя, я догадался сам, потому что командира сирийского взвода так называл Тахир. А он не из тех парней, кто будет звать уже знакомого человека по фамилии, присоединив к ней еще слово «господин» или «мистер». Я вообще давно заметил, что Тахир легко сходится с людьми и быстро становится их закадычным другом. Такой уж у человека характер.

Салим выдал очередную длиннющую фразу. Тахир молча выслушал и коротко перевел ее:

– Селим спрашивает господина майора, чем занимаются его солдаты?

– А ты сам не знаешь? Если в курсе, то доходчиво объясни ему.

Лейтенант кивнул и начал объяснять. Причем делал это долго и в подробностях, хотя непонятно было, для чего нужны эти подробности командиру сирийского пехотного взвода и в какой обстановке он сможет их использовать. Насколько я понимал ситуацию, его взвод был не снайперский, хотя один или даже пара снайперов в подчинении Салима Салеха могли и находиться. И оказался прав. Салех разродился новой пространной, почти восторженной фразой, а Тахир перевел:

– У него во взводе два снайпера с «Барреттами». Салех говорит, что надо их устроить поудобнее, чтобы проблем при стрельбе не возникло. А то в новые окопы все же садятся. Он побежал отдать команду.

Салех стремительно удалился, семеня коротковатыми ногами.

– Не знаешь, это сын шиитского священника или тот, у которого семья сгорела? – спросил я у Футракулова.

В ответ лейтенант только плечами пожал.

– Мне показалось, что Салех к русским относится с уважением… Даже с каким-то пиететом. Не как подполковник говорил, – произнес я.

– У меня это даже вызвало удивление, только я его не выказал, – объяснил Тахир.

– Тоже верно, – поддакнул я. – Нам с соседями по обороне ссориться ни к чему. Мало ли он что-то не так поймет… Кстати, вон и второй командир взвода к нам спешит. Его тоже лучше не обижать. Он и без того угрюмый.

Взвод ракыб авваля Салеха занимал левый склон высоты, и только в самом конце, у подошвы высоты, окопы загибались в сторону позиций «бармалеев». А на правом склоне высоты располагался другой взвод, мрачный командир которого подходил к нам.

Командир взвода подошел прямой, почти военной походкой. Без улыбки поздоровался с нами, бросил взгляд на мои погоны и представился на довольно сносном русском языке:

– Здравия желаю, товарищ майор. Разрешите представиться – мулязим авваль Джафар Азар. Будем добрыми соседями.

Он впервые за всю нашу встречу улыбнулся. Улыбка ему очень даже шла, превращая мрачную личность в живого и непосредственного человека.

По его манере обращения и по знанию российских воинских уставов было нетрудно догадаться, что Джафар учился если и не в Советском Союзе, что по возрасту и по званию маловероятно, то уж точно в России, а не во Франции или в Великобритании, как большинство его соотечественников того же возраста. Кто постарше, те-то уж точно у нас в стране учились военному делу. Непонятно было только то, что с подполковником Ягужинским Джафар предпочитал разговаривать на арабском языке. Но это было не важно. Мало ли какие причины могут быть для этого, вплоть до просьбы самого подполковника разговаривать только на арабском, чтобы ему приобрести практику в общении на этом языке. Желание вполне законное, и ничего криминального в этом я не видел.

– Здравствуй, сосед, – ответил я. – Тебя тоже интересует, зачем мои бойцы окопы расширяют?

– Нет. С этим делом мне все понятно. Мои тоже расширяли каждый под себя. Я хотел одну точку попросить. У меня во взводе на испытаниях новый ручной пулемет – РПЛ-20. Я для него специально на вершине скалы точку оборудовал. Вернее, не я сам, а пулеметчик по моему приказу обустроил. Для пулеметчика самое удобное место! Не уступите?

– Вообще-то я эту точку для себя облюбовал, – сообщил я мулязим аввалю. – Оттуда отлично видно все будущее поле боя. Но я могу и ниже устроиться. Гони своего пулеметчика на место.

Джафар откровенно обрадовался тому, что я так легко поддался на его уговоры, и его суровое лицо снова просияло улыбкой.

– Ты бы, друг мой, почаще улыбался, – сказал ему Тахир. – Твой взвод воевал бы лучше…

Я был с этим полностью согласен, а вот понять, согласен ли сам командир сирийского взвода с нами, оказалось невозможным, поскольку Джафар Азар резко развернулся и поспешил к своему взводу. Видимо, спешил найти пулеметчика и отвести его на точку, пока я не передумал.

Сам новый российский пулемет РПЛ-20 я уже видел раньше на форуме «Армия-2020» и слышал о нем только положительные отзывы. Пулемет имел ленточное питание. То есть патроны подавались из ленты, рассчитанной на 100 штук. Сама лента подавалась снизу, под затворной коробкой, из специальной сумки, а сумка была изготовлена из брезента, что не создавало пулеметчику лишнего шума, как, скажем, при использовании коробчатого магазина, которым вооружались все пулеметы серии РПК-74. Кстати сказать, коробчатый магазин был рассчитан на сорок пять или, если он был четырехрядным, на шестьдесят патронов. Кроме того, РПЛ-20 имел мощную планку Пикатинни, для установки любого прицела сверху и дальномера с тактическим фонарем по бокам. Хороший пулемет, одним словом. Боюсь только того, чтобы его не стали «дорабатывать». Слишком часто доработки портят уже почти готовую и привычную модель. Я лично с таким многократно сталкивался.

Уже основательно стемнело, и я вытащил из кармашка своего рюкзака бинокль «Катран 3 Б», не доставая пока свой трофейный бинокль. Сделал я это, чтобы проводить взглядом спину мулязим авваля Джафара Азара. Увидел, как он, видимо, с тем же мрачным выражением лица подошел к группе своих солдат, дал короткую команду и, не оборачиваясь, махнул рукой за спину, в сторону нашей позиции, одновременно показывая направление оттопыренным большим пальцем руки. Один из бойцов тут же поднял с камня свой пулемет, другой рукой захватил четыре подсумка с патронами и бегом устремился по зигзагообразному окопу в нашу сторону.

Мы встретили его вместе с Тахиром, из опасения, что пулеметчик по-русски не разговаривает. Так и оказалось. Жунди авваль Исхак Хабиби, пулеметчик, обратился сразу ко мне как к старшему по званию, но мой «толмач» даже переводить его фразу не стал. Что-то сказав, сразу повел на вершину скалы, где ефрейтор, если перевести его звание на русский язык, сам ранее заготовил для себя окоп. Так мы разобрались с распределением бойцов.