– Ну чего ты макакой-то скривился? Ведь пятьдесят один уже отметили, – укоризненно покачала головой Серафима и деловито нахмурилась. – Вот, бери, как просил. В долги залезла, а твое пожелание выполнила. А все потому, что уважаю тебя, Сеня. Это… корнишоны, такая порода, как ты и требовал.

С самым печальным лицом она сунула ему в руки коробку с котятами и уныло опустилась в кресло.

– На что теперь жить? Слушай, плати мне больше, а то мне не расплатиться – с прежним-то доходом.

Шишов осторожно взял коробку, та пискнула. От неожиданности бравый водитель чуть не кинулся из автобуса.

– Ты чего дергаешься? – накинулась на него Серафима. – Там живые организмы, а он коробкой, смотри-ка, швыряется!

Она открыла коробку и осторожно выудила сначала одного котенка, потом второго.

– Я ж говорю – корнишоны, порода такая редкостная. Очень в нашей России ценится, бешеных денег стоят. Да чего я тебе говорю, ты ж сам меня просто умолял. Купи, говорил, мне породистых котят! Просто, говорил, сил нет, как душой зачерствел, дурак дураком сделался, а потому обязательно кисок надо! Вот я и купила. А опоздала потому, что несла их бережно, споткнуться боялась.

Семен Шишов недоверчиво скривил губы.

– Чо-то ты, мать, путаешь. Не мог я кошек просить. Не терплю я их с детства.

Серафима вытаращила глаза и прижала к плоской груди котят:

– Зверь! Не терпит он! А на фига просил? Я, может, последние деньги отдала! «Купи мне кошечку-у, Симочка», – некрасиво передразнила она. – Вот, купила тебе, как человеку, а теперь чего? Деньги отдавай, изверг!

Шишов уже было поверил, но снова усомнился:

– Врешь, никак не мог я тебя Симочкой назвать! – решительно изрек он. – Ты не в моем вкусе.

– Ах, не мо-о-ог? – захлебнулась Сима. – Не в твоем вку-у-усе? А кто меня замуж силком тащил, а? Кто меня в углу зажимал и говорил, что вечно мой? Кто на меня всю квартиру хотел переписать? Спроси у Лильки, мне перед ней так неудобно, мы ж вдвоем еле-еле тебя водой отлили!

При ее словах у Шишова на лице, как в калейдоскопе, заскакали веселые пятна – сначала красные, потом они сменились голубыми, а при упоминании о квартире Семен и вовсе весь покрылся зеленоватой бледностью.

– Ты… Семафора… тьфу ты, Серафима… Ты… чего это котят-то ухватила? Мои они, значит, неча их чужими руками жамкать… Ох ты черт, и куда ж их теперь? Давай, говорю, кошек!

Серафима протянула пушистиков Семену и на всякий случай предупредила:

– Смотри, Шишов, чтобы не вздумал их с рук сбагрить. Приду через месяц – проверю. А если не обнаружу, так и знай – побегу платье свадебное шить, Лилька свидетелем пойдет!

– Ну, ты прям… чего уж… Ух ты ж черт! Слушай, давай их покормим, что ль? Как ты говоришь, они называются? Корнишоны?

Серафима замялась. Правильного названия породы котят она не знала, да и не было у них никакой породы, а если корнишонами звать, так знающие люди засмеют.

– Не надо породу называть, украдут. Ты им лучше имена придумай. А! Вон и Лилька… Она придумает, как назвать.

К ним действительно, кокетливо вихляясь, направлялась Лилька Федорова собственной персоной.

– Ну, вы даете! – с ходу завелась она. – Работать ваще не будете, что ль? Вы и так-то не больно в деньгах увязли. Вот мы…

– Лилька, язви тебя! – рявкнул Семен, не в силах терпеть попреки. – Я ж в прошлом месяце твоему Федорову доказывал – мы больше вашего наработали! И ваще… Скажи лучше, я вчера к Симке приставал? Только не ври!

Лилька стрельнула глазами на Серафиму, быстро сообразила, что к чему, и добросовестно соврала:

– Да! Прям при мне это и случилось! Ты теперь должен жениться на ней, я так считаю!

Шишов снова позеленел, горько прижал котят к груди и безнадежно проблеял:

– А-а-а…

– И Федоров тоже так думает! – добила его Лилька. – Сима, ты не печалься, пойдем, я тебе на всякий случай дам свой женский совет. Ну, чего ты тормозишь? Пойдем выйдем, говорю!

Серафима, глядя на несчастного Шишова, еле сдерживала смех. С подругой они выскочили из автобуса и завернули за остановку.

– Молодец, правильно ты его, – похвалила Лилька. – Пользуйся случаем, а то кто тебя возьмет, правда же? Но я не об этом. Ты про вчерашний-то разговор не забыла?

Серафима прищурила глаза в доброй улыбке и понимающе закивала:

– Да разве ж такое забудешь… Ну ты молодец! Надо ж, так лихо повернула… Хи-хи… А я только потом догадалась…

– Догадалась, где деньги взять? – тоже улыбнулась Лилька. – Ну и молодец. Так, может, тогда раньше отдашь?

Серафима вытянулась, как будто только что проглотила шпагу. Причем вместе с факиром. Так, значит, вчера был не розыгрыш?

– Так ты вчера серьезно? – все еще не верила она.

– Ну конечно! – вытаращилась на нее Лилька и увлеченно затарахтела: – Представь! Я еще вчера домой пришла и думаю, а вдруг ты отказываться станешь? Ну, скажешь, например, что меня и вовсе в тот день не видела. Так я ведь не поленилась, провела с Федоровым беседу, и он теперь скажет, что тоже видел, как ты мужика в кусты тащила. Потом еще Свиридов, знаешь, с соседнего маршрута, он, оказывается, в те кусты решил забежать по некультурному делу, а вы его с потерпевшим спугнули, так что он тоже подтвердит, что видел тебя с ним, а потом…

Серафима даже не стала слушать дальше. Она только презрительно фыркнула и молчком поплелась в свой автобус. Утреннее настроение погибло.

Весь день потом пошел кувырком. Шишов орал больше обычного, теперь уже из-за котят – ему все время казалось, что Сима слишком громко кричит, что слишком мало покормила. И сетовал, что та не выносит малышей на прогулку в минуты недолгого перекура. И пассажиры попадались какие-то нервные и капризные – никак не хотели ехать молча, а все время приставали с вопросами.

– Доча! – изо всех сил кричала кондуктору бабушка с заднего сиденья. – Доча, я до деревни Гусянка доеду?

– Доедете, бабушка, – уныло отвечала Сима, раздумывая, как бы отвязаться от Лильки. – Обязательно доедете, если на электричку сядете. А наш автобус по деревням не ходит.

Старушка возмутилась.

– Это как жа не ходит, милая моя?! Я сёдни сына спросила, а он мне грит: «Мамаша, идите на автовокзал, там любой автобус до Гусянки допрет!» А ты мне гриш – не ходют!

– Бабушка, так это ж с автовокзала! Там автобусы другие, а у нас городской.

Старушка не унималась. Для более продуктивной беседы она даже покинула насиженное место и теперь пробиралась через весь салон.

– Дык как жа… Я ж вот у энтой женшины сынтересовалася, вон у той, котора с книжкой, – это, мол, автовокзал? Она мне кивнула, я и прыгнула! А теперича куды ж… Не ходют… А може, вы это… забросите меня, а? Ну, сделаете маленький крючок, вам чего…

У Серафимы уже кончалось терпение.

– Бабушка! Ничего себе – забросить… Вы ж не бумеранг! Куда ж мы людей денем? И какой же крючок делать? – вытаращила глаза Серафима. – Это ж нам полдня вас везти!

– Так не на себе ж тащить! – обозлилась старушка. – А мне теперича куды? Вон эта женшина… – Она протиснулась вплотную к сиденью, где, уткнувшись в буквы, сидела книголюбка, и напористо крикнула: – Эй! Тетка с книжкой! Какого лешака ты мне наговорила?

Женщина с книгой даже ухом не повела, настолько была увлечена чтением.

– Во, Донцову читает! – с презрением сообщил пассажирам толстый дядька, который не поленился – наклонился и прочитал имя автора на обложке. – Вот ведь, какую чушь только не выпускают! Чего только не пишут! Я вот аккуратно эту фигню читаю и каждый раз – ну вот честно – каждый раз негодую. Надо же – баба сидела, сидела дома, а потом раз – и пошла преступления раскрывать. И ведь главное что – милиция раскрыть не может, а она – нате вам лопату – раскрывает! А наши бабы, дуры, читают! Лучше бы кулинарную книгу с собой в автобусах возили.

– Ой, эти мне мужики! – не удержалась степенная дама в шляпке с пером. – Сами больше нас иронические детективы читают, а уж так выпендриваются, будто кроме философских энциклопедий ничего в руки не берут. А мне нравится Донцова. У нее много юмора и добра. Вот так прямо и веет теплотой от ее книжек, так и веет!

Дядька напружинился: видимо, не привык, чтобы ему перечили.

– Это ж с чего на вас так повеяло? Попросите водителя форточку закрыть! Теплом… Это бензином на вас! А я вот считаю, что таким книгам не место на книжной полке. Вот такие, как эти, с позволения сказать, книги только засоряют литературу!

– А вот такие, как вы, вообще всю литературу загубили! – гневно тряхнула дама перьями. – Всех выгнали, сослали, запретили, и что?! Всю культуру под корень извели! А если мы хотим Донцову, Куликову, а не ваши, прости господи, плейбои? Может, у нас свои, женские интересы есть?

Автобус загудел. Тема, как оказалось, была животрепещущей. Каждый считал своим долгом высказаться, не участвовала в споре только женщина с книгой.

– А я вообще, когда от меня муж ушел, только Донцовой спаслась, – тихо проговорила толстенькая женщина со здоровенным догом. – У нее… надежда какая-то есть. Понимаете, она говорит, что… ну что всегда надо на лучшее надеяться, хандрить не дает… А еще она животных любит… Вот ее и читала.

– Потому что дура! – кричал на нее рядом стоящий мужик с сизым носом. – Побольше читай, от тебя и псина сбежит!

– А будете ругаться, я на вас собаку спущу, – так же тихо пообещала женщина.

Сизоносый притих и, что-то напевая, уткнулся в окно.

– Граждане пассажиры! Попрошу к порядку! – пыталась успокоить разбуянившихся спорщиков Серафима, однако ее и вовсе не замечали. – Граж…

– Кругом и так дышать нечем, а этим все хиханьки!

– Наличие юмора – показатель интеллекта!

– Сам дурак!

– И кто их только покупает? Я вот пять книг прочитала, а ума не набралась!

– Откуда у вас ум, если и мозгов-то нет?

– Я – доктор математических наук! – все больше распалялась дама в перьях. – Могу я после работы не ваши экономические потуги читать, а просто расслабиться, а? Могу?

– А я кандидат в мастера спорта! – вдруг сообщил здоровенный детина. – И вообще ни фига не читаю! И ничего, не умер!

От шума даже котята завозились и испуганно пискнули. Этого вытерпеть Шишов уже не мог. Он остановил автобус, высунулся со своего места и срывающимся голосом заорал:

– Граждане! Граж-да-не! А вот не люблю оперу! Не люблю, и все!

– А тебя вообще никто не спрашивает! – рыкнул на него толстый дядька. – Засунься обратно!

– Я те засунусь! Пешком сейчас брюхо потащишь! – огрызнулся Семен. И продолжал дальше проникновенно: – Граждане, так я вам про оперу. Вот не люблю я ее! Слышь, жирный, ты же тоже не любишь, да? Да у тебя по роже видно – какая уж тебе опера… Но я ж не говорю, что ее быть не должно. Это ж искусство! Ты захотел – сходил. Я не захотел – не пошел. Так и книги. Захотел – читай Петрова, захотел – Сидорова. Чего орать-то? Взрослые ж люди, неужели трудно догадаться? И вообще – кто про культуру воплем орет, первый дурак и есть. Всем понятно? – рявкнул Шишов так, что подпрыгнули не только котята, но и Серафима. А потом уже совсем просто добавил: – А если еще орать будете, я вообще стоять буду.

Пассажиры все же решили ехать, поэтому скоренько утихомирились, и автобус тронулся.

– Ты, сынок, проехал, – вдруг раздался бойкий голосок старушки. – На Гусянку надо было на энтом повороте завернуть.

Шишов только сжал зубы и крепче вцепился в руль, а Серафима и вовсе бабушку не услышала – она теперь думала только об одном: как бы ей добраться до женщины с книгой.

Удача Серафиме улыбнулась – читательница проехала свою остановку и очнулась только на конечной.

– Ой… а где это мы? – точно спросонья заморгала она.

– Не пугайтесь, вы на конечной, – ласково залучилась Серафима. – Да вы не торопитесь, все равно опоздали. Скажите, а что, в книге и в самом деле простая женщина раскрывает убийства?

Дамочка с таким видом взглянула на кондуктора, будто та показывала стриптиз в детском саду.