Невинность на спор (страница 8)

Страница 8

– Я? – где ж там крупно? Там формы. Причем такие, что конец уже болит. А ты доска. Но мне нужно, чтобы ты отсосала. Потому что Даша вряд ли обрадуется быть изнасилованное в ближайшей подворотне. – Милая, да я просто благотворительностью занимался… Для меня жирные как инвалиды.

Она улыбается и обходит тачку, виляя задом, чтобы сесть внутрь. А я замечаю в зеркало заднего виду знакомый конский хвост.

Дерьмо! Только не говорите мне, что она все слышала! И словно в подтверждении мыслей, вжик телефона. И сообщение от нее.:

«Инвалид это ты! Моральный урод! Не подходи ко мне. Никогда»

Глава 23

Стоит отъехать чуть дальше, капитанша принимается за дело. Губы свои не даю, хотя надо бы. Вкус Малышевой стереть. Но она и не настаивает, тянется к паху, что ноет до сих пор. Но стоит ей коснуться члена, как меня торкает. Не она начала. Не ей заканчивать.

– В чем дело? – спрашивает, когда хватаю ее за руку. – Не хочешь? Или она тебе там все отдавила.

Она смеется, и мне жуть как хочется пару зубов ей выбить. Но я только отталкиваю и нахожу вполне правдоподобную причину своего отказа.

– У меня бой через три дня. Кончать нельзя.

– Оо, – улыбается она и верит. Обнимает меня за шею, буквально виснет, вжимаясь бедренной косточкой в бок. – А, у меня мысль, что Дашка-то полегче этой дылды будет. И мягче. – Телефон мой запишешь?

– Ну конечно. Ты диктуй, у меня память хорошая.

На самом деле память у меня отвратительная, а вот рука так и покалывает после того, как побывала между ног у Даши.

И запах я кажется смываю с себя вместе с кожей. Но он так и остается.

Терпкий, женственный с нотками вишни.

– Ведьма, – не иначе. Вытираюсь после душа в своей однокомнатной квартирке, смотрю на себя в зеркало и не вольно думаю: «Где она красавчика нашла»

Рожа после последнего боя так и не зажила. А через три дня – новый.

Значит надо вернуться в прошлому режиму питания. Ну, то есть жрать нормально! Только вот в холодильнике не видно даже мыши, которая повесилась. Открыл шкафчик, и чуть не поскользнулся на разлитом масле.

Осматриваю квартиру. Пиздец, я свинья. Под этими коробками пиццы и грязных вещей точно должен прятаться бомж. Можно конечно оправдаться, что хата съемная и мне пофиг. Но ведь ерунда это.

Быстро собираюсь, и к матери.

Это конечно не по-пацански. Но там хотя бы накормят. Нормально. И точно будет чистая одежда.

Она у меня с младшей сестрой Лелькой одна живет в квартире, где мы все выросли.

Хотя подозреваю, кто-то к ней захаживает. Не то, чтобы я против. Отца давно нет в живых. Умер от рака, когда мне было десять лет.

Мать долго была одна, а потом внезапно залетела. В сорок пять лет. Я думал люди после сорока даже не трахаются.

А оказывается они еще и рожают.

Собственно, в то время и появилась потребность работать, потом что мать заболела. Бои стали самым быстрым выходом из положения, чтобы сестра старшая на панель не отправилась.

Нет…

Теперь все хорошо.

У сестры мужик богатый Рома Сладенький. Да она и сама неплохо бабла делает. У всех все зашибись, а я все еще участвую в боях, потому что брать денег у Ромы не собираюсь принципиально. А работать в каком-нибудь МВидео за тридцатку меня не заставишь. Спасибо Роме, что, устроил по блату в МГУ. И на том спасибо.

Мама обнимает меня на пороге, не задает ни одного вопроса. Люблю ее за это. Никогда ни к кому из нас не лезла.

Она улыбается, кормит, дает одежду и рассказывает, как Олька тоже решила заняться танцами. Кто бы сомневался.

Эта черная лиса уже сидит на коленях и делает мне браслет из розовых резинок.

– Кириллу не звонил? – задает мать один единственный вопрос и уже хочет наверняка мне сказать, что у брата все хорошо, но я предупреждающе смотрю на нее, встаю из-за стола и иду в спальню.

Слышали выражение: «В семье не без урода». Так вот это про меня. Все к чему-то стремятся, все чему-то учатся. А я прожигаю жизнь.

Падаю на кровать и думаю, вот выиграю бой с Русланом, поеду в Штаты.

Вот тогда они узнают. Я еще всех известнее стану. И никто. Никто, типа Малышевой не будет мне тыкать…, Мол, у тебя известные сестра, зять, брат. А ты никто.

– Да пошла она, – говорю вслух и смотрю на руку, которой ей дрочил. Хмыкаю и быстро набираю ей сообщение, чувствуя, как член опять дает о себе знать.

Но мастурбировать у матери… Даже я не такой ублюдок.

«Моя рука до сих пор пахнет твоей смазкой.»

Глава 24

«Сожги ее» – приходит почти моментальный ответ, и я смеюсь, переворачиваюсь, чувствую, как конец кровать порвать готов.

Нет. Эта девчонка может сколько угодно обижаться, ненавидеть, но хотеть меня не перестанет. Потому что в любом ином случае она бы просто меня игнорила.

«Тогда у меня останется только пять пальцев, чтобы мять твою грудь»

«Она переживет»

Она-то может быть. А вот мне ощутить рукой мягкие титьки хочется снова. Сжать так сильно, до ее визга и член между ними засунуть. Долбить, долбить, а потом сперму по ее пухлым губам размазать… Кайф, только думать об этом, а если в реале сделать?

«Она-то может быть, а ты вряд ли»

Знаю, что нагло и самоуверенно. Но ведь мы оба знаем правду. Она сама призналась. А сейчас молчит.

«Или тебя уже препод помял?»

«Какой же ты ублюдок» – приходит ответ, и я усмехаюсь. Пусть так. Но почему-то на член этого ублюдка ты смотрела, как восьмое чудо света.

«Ублюдок, которого ты любишь.»

После этого сообщения, мне приходит уведомление, что я заблокирован. Ну, это нормально. Чисто так по-женски.

Мне кстати не до нее. Тренировки по нескольку часов в день, на универ нет времени. Хотя проверяю, не разблокировала ли Даша меня, довольно часто.

Череп доложил, что она на учебе каждый день, а еще о том, что мои «пара недель» таят со скоростью удара.

Не говорить же ему, что Малышевой я почти всунул. Тут даже напрягаться не пришлось. А вот как это на камеру заснять, хрен знает.

Тем более, что после моих слов, она вряд ли, так просто сядет на колени, или раздвинет ноги.

Мысли о ней начинают выбешивать. Уверен, что буду рад, когда все закончится, а пока можно вытрясти все лишнее из головы с помощью очередной тренировки.

По жёстче.

Так, чтобы мышцы ныли.

И я бы еще пару ребят свалил, которых мне в пару тренер поставил, но на глаза попадается Рома. Муж сестры. Опять пришел мне нравоучения читать. Будто святой.

Я кривлю лицо и схожу с ринга.

Глава 25

Не сразу пришло на ум, но да, слушаем главу под Гуф (моя игра)

– Марк.

– Рома, – жму руку. Уважаю его. Сам себя сделал. Любимое дело, деньги, семья. Да и пора его возрасте. Сорокет разменял. Пусть и выглядит он не на много старше меня. И такой же белобрысый. Может быть поэтому не могу воспринимать его как отца. Хоть он и пытается им для меня стать.

– Аня волнуется. А мне звонил твой куратор.

Да чего вокруг одни стукачи-то? Пару дней не пришел, уже надо звонить и жаловаться?

– Тренировался.

– Кстати об этом, – Рома оглядывает зал, морщится и переводит взгляд на меня. – Кончал бы ты с этим? Инвалидом останешься. Учитывая, что ты не хочешь жить за наш счет, не лучшая перспектива.

– А где мне предлагаешь деньги брать, – вздергиваю одну бровь.

Достал. Ухожу от него к груше и с размаху бью кулаком.

– Я привык жить нормально.

– Вот именно. Поуменьши запросы, возьмись за учебу. Тебе стоит только показать, что ты чего-то хочешь добиться. Вспомни брата.

– Все! Сладенький! Аудиенция закончена. Сестре передай, что я всегда могу ответить по телефону, мне не нужны соглядатаи. Мне двадцать лет!

– А ведешь себя на пятнадцать!

Пикировку обрывает тренер словами, что пора вернуться на ринг. И не смотря, на то, что я устал как собака, был ему благодарен.

Не всем быть гениями, как Кириллу. Он теперь учится в Англии, в Оксфорде. На факультете информационных технологий. Грант получил.

До сих пор не могу понять, почему не порадовался тогда за него. Брат. Близнец. Всю жизнь вместе были. А тут, у него получилось в жизни пробиться, а я там же остался.

Пытался с ним общаться, но фотки Европы, вечеринки, рассказы о том, как его хвалят, добили.

Оборвал связь с человеком, роднее, которого не было никогда.

Раз и все.

Из-за собственной зависти.

Потому что нет гарантий, что у меня когда-нибудь будет так же.

После тренировки еще раз заглянул в телефон и приободрился, когда понял, что Булочка сняла блокировку.

Можно конечно отправить ей адрес, где проходят бои. Но что-то не хочется ее пугать. Тем более всегда есть шанс проиграть. Еще потом быстрее улепётывать от меня будет.

Вместо этого встаю у зеркала в полный рост. После душа с каплями воды, что с волос стекают по прокаченному телу. Убедившись, что никого нет, фотографирую себя, чуть приспустив полотенце, оставляя до вздыбленного члена пару сантиметров.

Отправляю ей. Давно меня от такой фигни не штырило, но на войне все средства хороши.

Пишу следом.

«Могу вообще его снять, если покажешь сиськи.»

Не жду, конечно, что она тут же отправит, но точно чувствую, как ей этого захотелось.

Настроение от этого ребячества становится отличным. Остается таким почти до самого боя.

Он собственно происходит на следующий день по одному сценарию.

Я крупный, но парней мне суют всегда больше. И те, уверенные, что уложат меня на лопатки одним ударом, не особо напрягаются.

Это и становится их ошибкой. Но не сегодня.

Мне кажется, или у этого, татуированного Ахмедова, есть мозги. Потому что всем мои стандартные уловки не действуют, и уже через пять минут я харкаю кровью, а боль в груди такая, что кажется по нему катком проехали.

В голове уже не остается мыслей, только желание размазать этого уебка в другом углу. Он скалится, предчувствует мой проигрыш. Как падальщик кружится и выжидает.

– Марк, ну ты че, брат! Говорю же, каждый месяц не стоит драться.

– Знаю, – прополаскиваю рот водой. – Знаю.

Реально устал. Синяки заживать не успевают. Но чтобы поддерживать статус мажора, мне нужны эти бабки.

– Поклонники твои будут разочарованы.

– Да, где они, поклонники? – зло усмехаюсь, рассматривая толпу в зале, что сливается в одно сплошное пятно. – Им по хрен, кто выиграет. Главное поорать по громче.

– Не всем, – говорит Димыч Шестаков. Он помощник тренера и мой приятель, который реально давно поддерживает меня в любой ситуации. Он бы и сам дрался, но сломанная коленная чашечка не дает.

При этом он, кстати, форму не потерял, что часто происходит со спортсменами. Все такой же огромный.

– Ты о ком? – пытаюсь осознать его слова, но в башке каша. Рад, что не написал адрес Булочке.

– Да вон там. В углу деваха одна сидит. Никогда никому не аплодирует. Но видно, ради кого она приходит.

Прослеживаю его взгляд и сквозь орущую толпу вижу ее.

Бледную статуэтку.

Дыхание перехватывает, а по телу проскальзывают ласковые импульсы. Откуда она знает? Давно ходит? Не уж то и правда влюбилась? И почему лицевые мышцы пытаются растянуться в улыбку?

– Булочка, – шепчу одними губами и слушаю, как Димыч рассказывает, как к ней подкатывал, а она ему отворот дала.

– Зачем? Нравится тебе? – реально удивляюсь и не вольно… Словно не могу подобрать. Раздражаюсь, вот. Словно кто-то по стеклу вилкой провел.

– Да, бля. Там такие сиськи. Люблю, когда есть за что подержится. Трахаться удобнее. А эта еще и целка, ты представь, как у нее…

– Закрой рот – Почему-то его слова вызывают неприятное, противное чувство злобы, но мысль о том, что в клубе точно есть пару комнат с камерами видеонаблюдения, повышают градус настроения.