С каменным лицом я сажусь в кресло и, выпрямившись под углом девяносто градусов, смотрю перед собой. Вот ему надо поговорить – пусть говорит. Но заглядывать ему в рот я не буду.

– Хочу обсудить меню и террасу, – с ходу выдаёт Карим.

– У нас нет террасы, – парирую я.

– Будет.

От удивления я перестаю разглядывать рамку сертификата и впиваюсь в его лицо, ища признаки того, что Карим шутит. Полина, которая работает в «Родене» без малого три года, рассказывала, что Воронин за возможность установки уличной террасы кого только ни пытался подкупить, но всё было без толку. А Кариму что, так просто удалось?

– Хочешь сказать, что получил разрешение? – осторожно уточняю я.

Губы Карима трогает лёгкая улыбка.

– Да. Искандер помог. Он сейчас в администрации города работает.

Искандер – это его лучший друг с детства. Хотя на татарина он вообще не похож: Карим смуглый и темноволосый, а Искин – блондин с зелёными глазами. Мне Карим давно объяснял, что татары бывают разными: есть булгаринского типа, как Искандер, а есть как он – с отголосками монгольской расы. Радик, брат Карима, то ли в шутку, то ли всерьёз называл себя потомком Чингисхана.

– Тогда нам надо поторопиться, потому что лето в самом разгаре. Конец мая – это ведь уже лето. Столько всего нужно успеть… Заказать мебель, приборы, скатерти… Возможно, нанять дополнительный персонал… – от восторга слова брызгают из меня как из детского водяного пистолета.

Терраса – это же просто мечта. Просторная, стильная… Минимум столов на десять, с деревянным настилом и белым навесом, с ротанговыми столами и диванчиками, на которых набросаны рыжие парусиновые подушки… Почему рыжие, я не знаю – просто именно так мне представляется идеальная летняя веранда. Вечером будем предлагать посетителям пледы с вышитым логотипом «Родена», и конечно, нужно украсить периметр зеленью и цветами…

– Поэтому мы сейчас сидим здесь. – Глаза Карима следят за мной с любопытством. – Съезди на днях в «Камю». Знаешь такой ресторан?

Я не удерживаюсь от того, чтобы не окатить его порцией визуального снисхождения. Ну а кто не знает «Камю»? Его открыл приезжий зажиточный француз и за полтора года сделал одним из самых популярных столичных мест. Я бывала там пару раз с Милой. Чаще не могу себе позволить – ценник кусается как взбесившийся питбуль.

– Видимо, знаешь, – заключает Карим, правильно расценив мой взгляд. – Возьми подружку, чтобы не скучно было, и присмотрись, что и как у них устроено. Ваш ужин я оплачу.

– А парня можно с собой взять? – ехидничаю я.

Просто не удержалась, потому что Карим снова меня взбесил. «Возьми подружку, чтобы не скучно было». Думает, мне в ресторан больше сходить не с кем?

– Можешь пойти и с парнем, но за свой ужин пусть платит сам, – без улыбки отрезает Карим. – Я не богадельня для твоих ухажёров.

– Не ухажёр, а парень, – ласково уточняю я, мысленно потешаясь над тем, куда забрёл наш разговор.

Так-то у меня нет ни того, ни другого. Гостей ресторана, которые периодически зазывают на свидания, я в расчёт не беру. Во-первых, заводить отношения с клиентами непрофессионально, а во-вторых, большинство из них либо седые, либо с кольцом, либо с пузом. Ничего из вышеперечисленного мне не подходит. Очарованием седины я в свои двадцать четыре пока не прониклась, с женатыми по соображениям морали водиться не стану, а отсутствие торчащего живота – это мой личный пунктик. Я одержимый фанат твёрдого пресса. В своё время даже Карима дразнила, что если он разожрётся на своих эчпочмаках, то я его брошу. Хотя ему, конечно, не грозило. Я такие красивые кубики, как у него, только в кино видела.

– Закончила? – Карим мрачно зыркает на меня исподлобья. – Идём дальше. По меню…

Он продолжает шевелить ртом, но мой безукоризненный профессионализм внезапно даёт сбой, и я не слышу ни единого произнесённого им слова. По коже бегают мурашки, а в живот распирает от радостного предвкушения. Я знаю этот взгляд. Видела его тысячи раз, когда в шутку заигрывала с кем-то из его друзей или когда Карим заставал меня в окружении парней-одногруппников. Такое вообще возможно? Что он до сих пор меня ревнует?

8

– Мам, а хлеб есть? – Я оглядываю стол в поисках знакомой плетёной корзинки и машинально тру взбунтовавшийся желудок. – А то у тебя оливье такой забористый.

– Ага, – со смехом поддакивает Мила. – Забористо-майонезный. Мне тоже горбушку дай, когда найдёшь. Только маленькую, а то я на диете.

– В хлебнице поищи, Васюш, – отзывается мама и, щёлкнув пультом от телевизора, включает свой любимый канал с детективными сериалами. – Вроде что-то должно быть.

«Что-то» оказывается половинкой ссохшегося батона, красиво подёрнутого пушком плесени. Я обречённо разглядываю его, примеряясь, смогу ли вырезать хотя бы небольшой съедобный кусок, и в конце концов отправляю в мусорное ведро, решив не рисковать пищеварением.

– Испортился, – подытоживаю, возвращаясь за стол.

Нахожу в вазочке отломанное печенье и начинаю жевать в попытке перебить вкус майонеза. Почему-то мама считает, что чем жирнее и калорийнее, тем лучше.

– Надо папе сказать, чтобы купил, – беспечно замечает она и, убавив громкость, поворачивается ко мне. – Рассказывай, Васюш, как дела на работе и какие на личном фронте успехи?

Мы с сестрой переглядываемся. Мила уже в курсе, что Карим купил «Роден» и теперь я вынуждена буду лицезреть его почти каждый день. А вот мама пока пребывает в счастливом неведении.

– Всё нормально. И там и там.

Мила, коза, насмешливо фыркает. Мол, ага, рассказывай нам тут.

– Что, совсем всё плохо? – Мама переводит разочарованный взгляд с меня на неё. – Ты же вроде в таком месте работаешь, где мужчин полно. Неужели тебе никто не нравится? Ни за что не поверю, что они на тебя не заглядываются. Ты у меня вон какая девочка сочная вымахала.

– Маа-ама-а, – измученно тяну я, воздевая глаза к потолку. – Я как-нибудь со своей личной жизнью сама разберусь, ладно?

– Разбирайся конечно. Но я всё равно не понимаю. Двадцать четыре – это тот возраст, когда надо как следует отрываться. Я в твои годы чего только не творила. Утром могла с одним встретиться, в обед с другим, а в кино пойти с третьим. Никто же о свадьбе речи не ведёт. А для здоровья и женской самооценки любовник точно не помешает.

Я со вздохом разгребаю майонезные залежи и насаживаю на вилку зелёный горошек. Если кому-то слышать такие слова от мамы покажется кощунством, то в нашей семье это нормально. Мама с лёгкостью может рассуждать при нас с сестрой о своих предпочтениях в сексе, а на школьный выпускной, например, засунула мне в сумку презерватив со словами «Может случиться всякое». Я тогда долго недоумевала: что значит «всякое»? У меня ведь даже парня не было.

Мои школьные и университетские подруги от маминой прямоты и лёгкости попросту пищали, говоря, что мечтают о таких родителях. Когда я училась в восьмом классе, мама с отцом на неделю уехали к друзьям в Калининград и оставили квартиру полностью в нашем распоряжении. Никто из моих одноклассников в четырнадцать подобным похвастаться не мог. Ещё мама не слишком любит готовить, и часто вместо завтрака мы с сестрой получали карманные деньги с напутствием «Купите себе что-нибудь в столовой». Мы, конечно, были рады. Ну кому хочется давиться овсянкой, когда можно закинуться пиццей и колой? Но иногда, когда я приходила в гости к Юле, моей лучшей подруге, и тётя Вика угощала румяными домашними котлетами и нежным картофельным пюре с обязательной проталиной сливочного масла, меня посещало сожаление, что дома у нас всё не так. У мамы всегда находились вещи поинтереснее, нежели уборка и готовка: почитать новинки из мира детектива, поразгадывать кроссворды, сходить на уроки сальсы или съездить в лес с палатками и гитарами.

– Ресторан, в котором работает наша Вася, продали, мам, – громко объявляет сестра. – А купил его Карим Исхаков.

Я не думая выуживаю из салата кусок колбасы, измазанный майонезом, и швыряю в Милу. Калорийный лепок попадает прямёхонько ей в волосы, но даже это не облегчает моего праведного возмущения.

– Ты на диете из слабительного, что ли, сидишь, блин?! Почему в тебе ничего не держится?

Ну вот что она за коза! Знает же, что сейчас начнётся.

– Мало он тебе крови попил, – без прелюдий заводит любимую шарманку мама. – Неужели других ресторанов в городе нет? Специально именно твой выбрал.

– Конечно, специально, мам, – с готовностью поддакиваю я. – Как только нужную сумму накопил, сразу кинулся выяснять, где же я работаю. И пробирки принести не забыл.

– Какие пробирки? – недоуменно переспрашивает она.

– Как какие? Для моей крови, которую он собрался пить.

Мама тяжело вздыхает и, отвернувшись, прибавляет громкость на пульте.

– Опять ты его защищаешь, Васюша.

Да, защищаю. Привычка у меня такая. Сама я могу костерить Карима сутками, но когда за меня это делает кто-то другой, а в особенности мама, это жутко нервирует.

Мама невзлюбила его сразу же. Дело было за два дня до её юбилея, который она собиралась праздновать на нашей даче, находившейся в полутора часах езды от города. Мы с Каримом были приглашены вдвоём, но он присутствовать не мог, потому что помогал отцу с открытием гостевого комплекса. Хотя это, наверное, и хорошо, что не мог. Не представляю его подпевающим хитам 90-х и чокающимся домашним самогоном. По простоте душевной мама стала рассказывать ему, как весело мы празднуем: что в нашем доме собираются все соседи без исключения, включая моих давних дачных друзей, и мы делаем шашлыки, моемся в бане и ночью толпой можем повалить на пруд купаться. Карим, конечно, сразу набычился и заявил, что заберёт меня, когда освободится. На это уже взъерепенилась мама, узревшая ущемление моих прав на веселье. В своей лучшей панибратской манере она посоветовала ему выключить собственника, не гонять машину впустую и дать её дочери нормально отдохнуть. Мол, утром Андрейка, сын соседей, меня преспокойно в город привезёт. Я думала, Карима в тот момент на перемячи разорвёт.

Маму он, разумеется, не послушал и забрал меня в тот же день поздно вечером. Я-то и не против была: чего я там не видела? Репертуар ретро-попсы с шести лет наизусть знаю, а к бане равнодушна. Но мама очень обиделась. По возвращении домой заявила, что Карим её не уважает и всё, конечно, потому, что она русская. Татары, дескать, только своих слушают, и меня он тоже в грош не будет ставить. Посоветовала сто раз подумать, прежде чем продолжать с ним отношения. А какой мне думать? Я тогда уже была по уши в него влюблена.

– Но плюсы от появления Карима тоже есть, – подаёт голос Мила, промакивая салфеткой майонез с волос. – Например, сегодня вечером мы с Василиной идём в ресторан за его счёт.

– Ты уверена? – язвлю я. – По-моему, максимум, что ты заслужила – это мамин оливье.

Вообще, Кариму я сказала, что пойду в «Камю» завтра, но несъедобный мамин ужин вынудил перенести дату разведки. От голода перед глазами начинают мелькать красочные картинки местных блюд, и мне приходится поджать губы, чтобы не потекла слюна. Уж если Карим платит, я закажу самое дорогое и ещё попрошу завернуть с собой. У меня в холодильнике как раз мышь повесилась.

9

– И порции здесь такие нормальные, – удовлетворённо замечает Мила, когда перед её носом опускается тарелка с дымящейся говяжьей отбивной. – М-м-м, это точно лучше, чем мамин оливье.

– В «Камю» очень вкусно готовят, – соглашаюсь я, запуская ложку в сырный суп. – Я очень хочу пару блюд у них украсть. Малиновый тарт и мини-киш с карамелизированным луком. Закажи себе, если хочешь. Серьёзно, пальчики оближешь.

– Я и так с голодухи три блюда заказала. Куда мне ещё? – Глаза Милы начинают озорно искриться: – Или мы Каримыча рублём наказываем? Если так, то попрошу завернуть с собой.