Ночь Саммерсенда (страница 7)

Страница 7

Ее губы двигаются, произнося беззвучные слова. Свет искрится на кончиках ее пальцев, а глаза мерцают золотом. Ее магия согревает мою кожу. Нежнее, чем яростный, резкий жар заклинания, наложенного Летой. Ощущение этого, этой разницы в их алхимии, посылает новый поток горя через меня. Усилием я заставляю себя сидеть спокойно.

Ариен наклоняется ближе, наблюдая, как печать реагирует на прикосновение Кловер. Под моей кожей сгущается тьма. Она тянется, как пролитые чернила, к сгибу моего локтя. Вниз по моей ладони.

– Эш, – ругается Ариен себе под нос.

– В ней все еще есть магия, – говорю я, достаточно уверенный в том, что это не вопрос.

– В ней все еще есть магия, – соглашается Кловер с мрачным выражением лица. – В выжженной печати не должно быть силы. Но она все еще… жива.

– Лета сказала мне, что, когда Подземный Лорд воздействует на кого-то магией, это оставляет след. – Ариен протягивает свои руки, показывая нам бледный, похожий на папоротник узор своих шрамов. Он получил их, когда Подземный Лорд спас его по просьбе Леты, после того, как второй ритуал провалился, и Гниль попыталась забрать его. Он мрачно смотрит на отметины. А затем, с тяжелым вздохом, продолжает: – Может быть, с тобой было то же самое, Роуэн. Ее сила и это заклинание были от него. Так что все это осталось в тебе.

Кловер медленно кивает, ее глаза наполнены смесью страха и печали.

– И эта реакция… так похожа на Гниль. Как будто от нее еще остались следы. Она сидела внутри тебя так долго. Каждый раз, когда ты подкармливал ее своей кровью, ты делал ее частью себя. Мы избавились от нее на озере и на берегу, и я подумала – но, может быть, и нет, может быть, мы не излечили от нее тебя. – Она откидывает голову. Тяжело вздыхает. – Мы должны найти способ остановить ее, прежде чем она распространится дальше.

– Нет, – говорю я ей. – Это не та услуга, о которой я пришел просить.

Она издает недоверчивый смешок.

– Нет?

– Я не хочу, чтобы вы вылечили меня от нее. Я хочу найти способ сделать ее сильнее. Я хочу добраться до Леты, используя заклинание печати.

– Роуэн, ты знаешь, что это невозможно. Виолетта – она… – Кловер бросает взгляд в сторону Ариена. Воцаряется тишина. Никто из нас не говорил об этом, о том, что это значило, когда она превратилась в тень в моих объятиях в тот день у алтаря. Она не оставила тела, которое можно было бы сжечь. У нас не было погребального костра.

– Она не мертва. – Я зубами впиваюсь в это слово. Я свирепо выплевываю его. – Ты знаешь, что она не умерла.

Кловер с несчастным видом смотрит на меня.

– Пожалуйста, не проси нас делать это.

– Ты использовала мою кровь в ритуалах. Чем это хуже?

– Во время ритуалов у меня не было другого выбора! А здесь… – Ее голос срывается. Она снимает очки, прикладывая к лицу руку. Она с трудом сглатывает, смаргивая слезы. – Что произойдет, если Гниль снова захватит тебя? Что, если ты полностью потеряешь себя? Без магии Виолетты мы не сможем вернуть тебя.

Вернуть меня. Вкус яда наполняет мой рот при воспоминании о Лете, видении во время обряда. Как я истекал кровью, как я чувствовал тени, поднимающиеся внутри меня, когда я увидел ее в пустой темноте.

– Я готов рискнуть.

– Если ты потеряешь контроль, мы не сможем тебя остановить.

Между нами застывают невысказанные слова. Истина, которая превращает молчание в скорбь. Если я зайду слишком далеко, если потерплю неудачу, яд уничтожит меня.

В течение стольких лет я питал озеро своей кровью. Тайно отдавал свою десятину. Позволял Гнили медленно пожирать меня. Даже в самые худшие моменты я по-настоящему не хотел умирать. Я не хотел, чтобы это стало моим наследием.

Но прямо сейчас я не боюсь смерти.

– Я здесь только из-за жертв всех тех, кто меня окружал. Моих родителей. Элана. А теперь и Леты. Если цена была такой, какое право я имею на свою жизнь? Она никогда не принадлежала мне с того дня, как я утонул и Подземный Лорд спас меня. Если мне придется рискнуть собой, чтобы вернуть Лету, то так тому и быть. – Я обхватываю рукой запястье. От печати расходятся лучи тьмы. Тускло поблескивая в свете свечей. – Вы усилите ее. Вы сделаете это.

Кловер хмуро смотрит на меня, в уголках ее глаз все еще блестят слезы.

– Перестань говорить эти ужасные вещи, Роуэн. Мы не станем этого делать. Мы не станем соучастниками твоего уничтожения.

– Вы уже соучастники. Как и все остальные. Лета хотела сжечь себя дотла. Она лгала, обманывала и подвергала себя опасности. Но, в конце концов, никто из нас не смог удержать ее.

– Ты думаешь, я этого не понимаю? Виолетта сделала отчаянный, безрассудный выбор, но она никогда не должна была так дорого за это платить. Она была моей подругой, Роуэн. – Она делает паузу, чтобы перевести дух. Собирается с силами, прежде чем продолжить робким шепотом: – Я тоже скучаю по ней. Но это не ответ.

Ариен с сильно ударяет ладонями по столу. Его ладони глухо встречаются с деревом, звук хлестко прорезает напряженный воздух тихой комнаты. Мы удивленно смотрим на него. Он свирепо смотрит на нас в ответ. Два пятна яркого цвета отмечают его бледные щеки.

– Не могли бы вы оба просто… прекратить! – Он ерошит волосы, прерывисто вздыхает. Его голос становится глухим и низким. – Она моя сестра. Вам не кажется, что я должен иметь право голоса в том, что происходит?

– Ариен… – Я кладу руку ему на плечо. – Прости.

Прежде чем он успевает ответить, по дому разносится ритмичный тук-тук-тук. Мы одновременно поворачиваемся на звук. Стук раздается снова. Кловер вытирает слезы с глаз, снова надевает очки.

– Кто-то пришел.

Она разглаживает рукой юбки, поднимаясь на ноги. Мы с Ариеном следуем за ней из кладовой в прихожую. Ариен старательно избегает моего взгляда, пока я иду рядом с ним. Его лицо искажено горем. Это напоминает мне о том, как выглядел Элан в те последние, наполненные скорбью годы, прежде чем он утонул. Заостренные черты лица, затененные усталостью глаза.

И точно так же, как в случае с Эланом, есть доля моей вины в страданиях Ариена.

Дверь открывается, и за ней появляется девушка. У нее кожа цвета дуба и темные вьющиеся волосы, которые она подвязала сзади широкой шелковой лентой. Я смотрю на нее в замешательстве. Затем приходит воспоминание о ее лице – более восторженном, менее испуганном – у костра в Саммерсенде. Калатея Харкнесс, дочь хранителя.

– Тея? – В замешательстве произносит Кловер. – Что ты здесь делаешь?

Тея не отвечает. Ее внимание приковано к моим обнаженным рукам, к печати с ползущими вверх линиями яда вокруг нее. Она непроизвольно делает шаг назад. Гравий с дорожки перед домом разлетается под ее ботинками. Я быстро опускаю рукава и завязываю тесемки на манжетах рубашки.

Тея нервно переводит взгляд с меня на Кловер.

– Я принесла футляр, который ты заказывала для Ариена. Алхимический футляр. Вы ведь… помните, не так ли?

Теперь я замечаю, что она держит завернутый в бумагу сверток, перевязанный бечевкой. У меня начинает болеть голова. Я прижимаю пальцы к вискам, медленно выдыхаю. Все дни, прошедшие после ритуала, слились воедино. Но у меня есть смутное воспоминание о нашем разговоре про заказ на изготовление алхимического футляра. Как Ариен набрасывает эскиз для Кловер, чтобы отвезти тот в деревню.

Кловер открывает дверь шире. И бросает на меня предупреждающий взгляд.

– Конечно, мы помним! Пожалуйста, заходи.

Тея осторожно входит в дом, крепко сжимая в руках сверток. Она наклоняет голову в мою сторону, неловко кивает, затем следует за Кловер в прихожую. Ариен и я следуем за ними, погруженные в напряженное молчание. Когда мы доходим до кухни, он останавливается. Делает вдох, пытаясь успокоиться. Затем он заходит в комнату, где Тея положила сверток на стол.

Я задерживаюсь, прислонившись плечом к дверному косяку, и наблюдаю, как Ариен открывает посылку. Он перерезает бечевку ножницами из кладовой. Аккуратно распечатывает бумагу.

Новый футляр изготовлен из резного дерева, отполированного до янтарного цвета. Внутри есть большое пространство для хранения блокнотов и ручек, а еще крошечные отделения для хранения других материалов. Ариен смотрит на это, и его глаза наполняются слезами. Он осторожно прикасается к футляру. Проводит пальцами по дереву.

– Он прекрасен, Тея.

По бокам корпуса вырезан узор из лун, фазы которых обозначены от полной до полумесяца. Когда Кловер замечает это, она улыбается. Мягкий румянец заливает ее веснушчатые щеки.

– Какое чудо, Тея. Ты… ты такая искусница.

Тея накручивает на палец локон, гордо расправив плечи.

– Мне нравится сложная работа. Эти крошечные отделения были отличным вызовом. – Она замолкает, нахмурив лоб. Она проницательным взглядом осматривает комнату. Наконец замечает отсутствие одного человека. – Но разве Виолетта не хочет такой же, раз она тоже алхимик?

Ариен и Кловер обмениваются взглядами, затем Ариен нерешительно прочищает горло.

– Лета…

Я вмешиваюсь, прежде чем он успевает закончить фразу.

– Она все еще раздумывает.

Он прикусывает губу, а затем медленно кивает.

– Да. Верно. Она еще не определилась.

Кловер беспомощно смотрит на меня. Она наматывает конец косы на руку, ее беспокойные пальцы путаются в прядях волос. Ее голос становится тихим, умоляющим.

– Роуэн.

Я стою очень тихо. Мое сердце резко бьется у меня на шее, на запястьях. Вкус крови и яда у меня во рту. Я знаю, что мне следует сделать. То, что правильно. Сказать Тее, сказать всем, что Лета мертва. Зажечь в ее честь погребальный костер в полях за деревней. Пропеть траурную литанию.

И я знаю – в равной степени – что эти вещи невозможны.

Не говоря ни слова, я поворачиваюсь и выхожу из комнаты. Поднимаясь по лестнице, я слышу, как Тея неловко, нервно кашляет.

– Я его огорчила?

– Он всегда такой, – отвечает Кловер напряженным голосом. – Не волнуйся. Это не твоя вина, что он не знаком с хорошими манерами.

Я не оглядываюсь. Когда я пересекаю лестничную площадку, я решительно смотрю вперед, проходя мимо окна. Я не хочу смотреть на улицу, видеть разрушенный сад, залитое солнцем озеро.

Я направляюсь в свою комнату и задергиваю шторы, позволяя тишине окружить меня. Холодной и глубокой.

Растянувшись на кровати, я закатываю рукав, прижимаю пальцы к печати. Боль вспыхивает ярко, достаточно остро, чтобы перехватить мое дыхание. Мой пульс бешено бьется под кончиками пальцев. Когда боль захлестывает меня, зрение начинает темнеть. На этот раз я позволил тьме прийти, а не прогнал ее прочь.

Она поглощает меня целиком.

Мои пальцы сжимаются на ладонях, ногти острые, как когти. Кровь наполняет мой рот, когда зубы впиваются в губу. Мир становится размытым. В одно мгновение очертания моей комнаты – комод, кровать, незажженный камин – исчезают. Сменяясь затененным пейзажем сновидений.

Я вижу стройные, бледные деревья. Я нахожусь в лесу за поместьем. Солнце село, оставив багровую полосу на самом краю неба. Свет капает, как кровь, между ветвями. Холодно, холоднее, чем в любую ночь Харвестфолла. Мое дыхание клубится в воздухе. Земля у меня под ногами покрыта инеем.

Когда я иду по лесу, то слышу тишину и вздох воды вдалеке. Постепенно звук становится громче. Я выхожу на ветреный берег, и передо мной простирается озеро: его чернильная поверхность прорезана отраженными осколками исчезающего солнечного света. У кромки воды лежит фигура, наполовину завернутая в саван. Я могу разглядеть только мельчайшие детали. Очертания щеки. Бледная рука, пальцы запутались в озерной траве.

Это я в детстве. В ту ночь, когда утонул.

Постепенно воздух начинает темнеть. Облака заполоняют небо, свет становится тяжелым, тусклым. Когда холодный порыв ветра сметает их в сторону, закутанная фигура – мое пятилетнее «я» – исчезает. И там, на берегу, стоит Лета.