– Ох уж эти вечные семейные проблемы. Твои надеются, что Винчестер поможет?

Его ярко-голубые глаза встречаются с моими шоколадно-карими.

О нет. Только не сейчас. Только не этот парень.

– Ты задаешь много вопросов.

Орион бросает перчатки и защитные очки в пустое ведро.

– Прошу прощения.

Я закончила пробежку несколько часов назад, но в половине одиннадцатого, как сказал бы Спенсер – или Орион – мой разум еще не дремлет; он усиленно работает, стараясь поспеть за моей новой жизнью.

С тяжелым вздохом я тянусь к кулону, который никогда не снимаю. Пилар носит такой же. Abuela подарила их нам четыре года назад, когда мы приготовили блюдо для воскресного меню – тамале.

Кулон представляет собой силуэт маленького голубя – золотая копия логотипа пекарни «Ла Палома». В темном одиночестве я закрываю глаза и вдыхаю воспоминание о том, как abuela застегнула цепочку на моей шее. Ее морщинистые нежные руки пахли masa^[36], чесноком и пряным свиным фаршем.

– Un regalito, – сказала она тринадцатилетней мне и семнадцатилетней Пилар. Маленький подарок. – То, что вы сделали в прошлом месяце для конгрессмена Миллана, принесло почет нашей семье и бизнесу. Ваш отец вынужден нанять еще одного сотрудника, потому что у нас теперь слишком много работы. – Abuela улыбнулась, продемонстрировав ровные белые зубы.

Пилар кивнула.

– Самый прибыльный месяц в истории «Ла Паломы».

Все потому, что я не послушалась папи, когда он застрял с мами и бабушкой в Нью-Йорке из-за шторма. Он позвонил и попросил отменить огромный заказ для отца Андре. Но я не собиралась отказываться от столь престижной работы, и у Пилар не оставалось выбора, кроме как согласиться с моими сумасшедшими амбициями. Я взяла все в свои руки, подгоняла сотрудников и работала всю ночь, чтобы приготовить тонну кубинских закусок. И я победила; даже обратила на себя внимание журналистов. Следующие несколько лет я продолжала одерживать победы, доказывая свое право стать будущим совладельцем пекарни, претворяя в жизнь свою главную мечту.

Но этим утром я облажалась и проиграла. Abuela научила меня кормить свой город, делиться лучшим, что у нас было. Я этого не сделала, когда сожгла торты на кухне «Совы и ворона». Я встаю и иду вниз, чтобы накормить постояльцев гостиницы лучшими яствами.

Час спустя аромат варящейся апельсиново-миндальной глазури и теплого масла с сахаром наполняет всю кухню. На мне бабушкин фартук, повязанный поверх пижамы.

Я ненадолго прибавляю огонь, и небольшая кастрюля с глазурью начинает пузыриться. Я убираю ее c плиты и оборачиваюсь, когда Кейт заглядывает в помещение.

– Ой, привет. Надеюсь, я тебя не разбудила, – говорю я, поморщившись.

– Вовсе нет. – Она зевает и поплотнее запахивает пушистый халат. – Мне нужно обезболивающее, и я поняла, что оставила его в кабинете. Просто решила убедиться, что нашу кухню не населяют кулинарные привидения.

– Прошу прощения. – Теперь я начинаю разговаривать, как Орион.

– Что сегодня в меню? – Она подходит к духовке и заглядывает в стеклянную дверцу. Торты почти готовы. – Лайла. Имбирные пирожные Полли вкусные, и полагаю, она придумает что-нибудь еще на завтра или, точнее, на сегодня. Ты слегка ошиблась – не стоило из-за этого вставать среди ночи и пытаться все исправить.

– Я не совершаю ошибок на кухне, – говорю я в остывающую кастрюлю с глазурью. По правде говоря, если бы я не листала «Инстаграм» Андре, я бы не отвлеклась и не забыла про разные метрические системы. Меня бесит, что Пилар оказалась права. Бесит, что я облажалась из-за парня.

– Я знаю, на что ты способна, – говорит Кейт. – Большая часть западного Майами знает. Тебя не просто так все зовут Estrellita. Но даже маленьким звездочкам нужно спать.

Я беру кисточку для смазывания.

Кейт качает головой.

– Не нужно готовить всю ночь, чтобы потом утром печь вместе с Полли. Это не пойдет тебе на пользу. Я должна позаботиться о том, чтобы ты была в безопасности и добром здравии.

– Да, знаю. Чтобы, когда вернусь в Майами, я чувствовала себя лучше всех, – бормочу я. Обеспокоенное лицо Кейт заставляет меня смягчить сарказм. – Обещаю, это моя последняя полуночная вечеринка на кухне.

– О, как ты пообещала встретиться с отцом Моралесом, но отменила встречу втайне от родителей?

Ну конечно, мами ей все рассказала. И она права; я отменила встречу со священником, и они были в ярости. Я понимаю, что психологические консультации или терапия могут помочь людям. Но я сама решу, с кем и когда разговаривать. Я не могла не пустить Стефани на самолет в Африку, или отмотать прощальную речь Андре, или… abuela. Я не могла остановить руку Господа. Но я в состоянии контролировать свои слова, свое сердце, свою боль.

Духовка начинает пищать. Я беру прихватки и перекладываю формы на деревянный стол. Идеальные масляные торты по бабушкиному рецепту.

– Я пойду спать, как только заглазирую их и подготовлю к приходу Полли утром. Обещаю.

Кейт склоняется над тортами.

– Так это все из-за Полли.

No. Sí. ^[37]

– Она едва сказала мне пару слов после того, как… то есть утром. Она думает, я ничего не умею.

– Нет, она вовсе так не думает. Полли проработала здесь пятнадцать лет, и у нее свои традиции. Я понимаю, что ты хочешь реабилитироваться. Но ты заболеешь, если будешь продолжать в таком духе, – говорит Кейт. Я молчу, она тяжело вздыхает. – Я зайду через час, чтобы убедиться, что ты в постели. И это мое обещание.

Затем я снова остаюсь одна.

Реабилитироваться? Вот что я пытаюсь сделать? Или я пытаюсь исправить ту испорченную сожженную часть своей жизни, потому что была уверена, что смогу это сделать?

Несколько минут спустя торты заглазированы, водружены на блюда и идеально задокументированы в моем «Инстаграме». Через пару минут после этого я поднимаюсь по лестнице, ведущей в лофт.

Кейт оставила для меня тусклый свет в холле. У двери в комнату я замечаю что-то прислоненное к стене. Я, должно быть, не заметила этого по пути вниз. Я вижу обрамленный рисунок дома в Корал-Гейблс. Затем поднимаю картину и прикрепленную к ней записку, которую читаю по пути:

Подумал, ты захочешь повесить ее в своей комнате, чтобы она напоминала тебе о доме. Даже не думай засовывать ее в свой чемодан. Я одолжил ее на время, пока ты здесь.

– Гордон

Я качаю головой и ставлю картину на прикроватную тумбочку. Каждое утро меня будут встречать персиковая штукатурка и черепичная крыша. Быстро приняв душ, я вытягиваю руку из-под белых простыней и касаюсь через стекло крошечной белой двери. В детстве у меня не было кукольных домиков. Я играла с деревянными ложками и бренчащими мисками. Но здесь я закрываю глаза и представляю себя в этом домике мечты. Сперва я протискиваю через дверь Стефани кукольных размеров, одетую в футболку университета Майами. Следом за ней Андре. Мы сидим, пьем колу с лаймом на тщательно прорисованном Гордоном крылечке. Затем мини-Пилар и мини-я разрабатываем план по захвату мира нашим семейным бизнесом, придумывая один оригинальный рецепт за другим. Я не могу забыть про мами и папи: они лежат на диване, смотрят по телевизору любимое кулинарное шоу «Фэмили Стайл». Наконец я добавляю бабушку. Она идет на кухню, где мы готовили тамале и сотню других блюд. Я ставлю ее к раковине, где нашла ее три месяца назад. Здесь она стоит прямо. В этом маленьком персиковом домике ее сердце бьется.

Глава 7

Три ужина спустя, после жареного цыпленка Спенсера (объедение) с болтовней Гордона на гарнир о современных постройках, разрушающих средневековую атмосферу города (скукотища), я закрываюсь в своей комнате. Часы показывают, что в Майами середина дня; Пилар уже, скорее всего, вернулась со своих летних курсов в Международном университете Флориды.

Лицо сестры материализуется в FaceTime. Она снова сидит в кабинете пекарни, который теперь больше похож на ее рабочее место, а не папи. Так же как кухня все больше становится моей с каждым днем, хотя я в четырех тысячах миль от нее. Мами и папи потихоньку отходят от дел в «Ла Паломе» и вкладывают больше сил в поиск нового помещения под кондитерскую. Меньше чем через год все управленческие обязанности лягут на нас с Пилар, и я с нетерпением этого жду. После короткого приветствия я говорю:

– Забери меня обратно.

Пилар знает, где находится «обратно».

– Но ты…

– Просто забери меня, понятно? – На моем лице, должно быть, написано «То, что я здесь – наполовину твоя вина, и я так сильно скучаю по дому», потому что она фыркает и идет с ноутбуком по коридору.

– За целых десять дней здесь ничего не поменялось.

– Заткнись, Пили. – Я замечаю мешки с мукой и сахаром, сваленные в кладовке. Ближе к кухне в очередь выстроились стеллажи. Теперь она стоит на фоне люминесцентных ламп, огромной металлической раковины и присыпанных мукой рабочих поверхностей.

– ¡A ver!^[38] Поздоровайтесь с Лайлой из Англии, – восклицает Пилар. Я слышу свое прозвище поверх сегодняшнего саундтрека – афрокубинского джаза. Estrellita. Хави, Марта и Джо бросаются к экрану и посылают мне воздушные поцелуи.

Я отвечаю, эмоции царапают горло. Я также узнаю, что родители заняты большим заказом.

– Анджелина там?

– У нее перерыв. – Пили ставит ноутбук на стеллаж, заваленный подносами с empanadas^[39]. – Она хорошо справляется с твоими обязанностями. Даже лучше, чем просто хорошо.

– Подожди. Поднеси ноутбук поближе. – Я подношу телефон к самому носу. – Я же сказала Анджелине, что нужно аккуратно смазывать яйцом, а не ляпать, как абстрактную картину. На половине даже до краев не доходит. Думаешь, нас пригласят на «Фэмили Стайл» с такой едой? – Мы давно мечтаем попасть на популярное телешоу, в котором принимают участие семейные ресторанчики. И эта мечта не сбудется с такой небрежной выпечкой. – Марта должна была заметить.

Пилар переставляет ноутбук, но я успеваю увидеть, как она закатывает глаза.

– Я пробовала один пятнадцать минут назад. Пальчики оближешь, – говорит она.

– Пили! Скажи ей. – На кухне «Ла Паломы» есть свои стандарты.

– Ну, нет. Это не моя территория. Попрошу Хави с этим разобраться.

Я сажусь на свою кровать с балдахином.

– Но если серьезно? Вкус и текстура были такие, как нужно?

– Sí, hermana^[40]. Теперь скажи мне, что ты хотя бы выходишь в город.

– Я… бегала.

– Лайла… – Пили протяжно произносит мое имя – Ла-а-а-а-а-а-а-айла-а-а-а-а-а. – Думаешь, если будешь избегать Винчестер, то магическим образом перенесешься в Майами раньше срока? Это такая игра?

Брр. Я хотела придушить сестру вместе с ее правотой. Это написано на моем лице. Но затем мой подбородок морщится, а глаза наполняются слезами. Я хотела бы, как раньше, сесть плечом к плечу с сестрой на диван – наше место для разговоров – есть закуски, которые, скорее всего, я до этого приготовила.

Пилар закрывает лицо двумя руками.

– Я бы сказала тебе пойти погулять, завести друзей или что-нибудь еще ради меня. Или, если ты меня не слушаешь, ради бабушки. Но ты не послушаешься. Я знаю, что ты должна сама этого захотеть.

Сестра настаивает, чтобы я шла дальше, двигалась дальше, жила дальше. Так много этих дальше. Я на секунду отвожу взгляд в сторону.

– Если спросят, говори, что у меня все отлично, ладно? Каникулы мечты.

Она хмурится.

– Твой фальшиво-глянцевый «Инстаграм» – это одно. Снимки pasteles^[41] и вида из окна. Но я не буду врать ради тебя.

Я хотела, чтобы родители Андре и Стефани видели, что у меня все отлично.

– Считай, что это креативный маркетинг. Ты ведь в нем эксперт.

Она качает головой.