В общем, я решила податься в криминальные репортеры. Я написала в разделы криминальной хроники вечерних газет, но получила отказ. Написала на телевидение, радио и в местные издания, но там мне тоже отказали. Ничего удивительного, если учесть, как трудно в наши дни пробиться пишущей братии на журналистском поприще. Это же просто джунгли какие-то.

Выручила Рози, моя новая соседка по садовому участку на Буллхольмене. Она посоветовала мне отправить резюме на адрес подскаста «Кровавый след», который сама она слушает затаив дыхание. Подкаст об убийствах, раскрытых и нераскрытых, как в Швеции, так и за рубежом. Захватывающие истории о зле, которое подстерегает нас в реальной жизни.

Вот уж никогда не думала, что буду стремиться попасть на подкаст. Честно говоря, вообще не верилось, что на подобной работе можно что-то заработать. Но оказывается, можно. Аудитория «Кровавого следа» составляет триста тысяч слушателей в неделю. И кто-то должен писать сценарии для эфира. В общем, я наткнулась в Фейсбуке на объявление о приеме на работу – и получила ее!

Так что с подписью автора или без оной, но на сегодняшний день я являюсь криминальным репортером. С этой мыслью я, довольная, плюхаюсь на диван и снова ловлю взгляд Ареты. Теперь, облегчив желудок, она выглядит необычайно оживленной, сидя на одном из многочисленных ковров в гостиной. Я весело подмигиваю ей.

Порой жизнь принимает довольно неожиданный поворот, не правда ли?

* * *

Спустя несколько часов от вкуснейшей панир кормы остались только грязные тарелки на телевизионном столике.

Закке уснул на дальнем конце дивана, обхватив руками круглый живот. Я же наконец отправила окончательную версию сценария для следующего выпуска «Кровавого следа». Он будет называться «Черный георгин – дело Элизабет Шорт», и мне приятно, что я в конце концов закончила свою работу. У Софи и Йенни, руководительниц и ведущих подкаста, есть выходные, чтобы прочесть сценарий, прежде чем в понедельник пустить его в эфир.

Честно говоря, дело Элизабет Шорт одно из самых жутких дел, о которых мне доводилось писать, не говоря уже о том, что это самое обсуждаемое убийство в Америке на сегодняшний день. При этом само преступление до сих пор не раскрыто.

Официантка и актриса Голливуда, красавица с темными вьющимися волосами и большими планами на жизнь, Элизабет Шорт в конце сороковых годов была найдена посреди бела дня мертвой. Ее обнаружила женщина, вышедшая на прогулку со своей маленькой дочкой. Шорт лежала абсолютно нагая на зеленом газоне, и ее кожа была настолько бледной, что женщина поначалу приняла человеческий труп за манекен. Некто разрезал тело актрисы пополам по линии талии и исказил ее лицо в так называемой «Улыбке Глазго» – уголки рта были растянуты до ушей, являя миру кошмарный кровавый оскал, занимавший собой почти все лицо.

Да уж, этих фактов достаточно, чтобы по ночам тебя начали мучить кошмары. Но хуже всего, что полиция так и не сумела найти того, кто это сделал. Уже почти восемьдесят лет прошло, но никто до сих пор так и не знает, кто лишил жизни Элизабет Шорт.

В последние месяцы мне часто приходилось задумываться о том, каково приходится близким жертвы, когда дело остается нераскрытым. Убийство – это всегда трагедия, ужасная трагедия. Но что происходит, когда правосудию не дано свершиться? Когда виновным так и не суждено предстать перед законом? Смогут ли в таком случае родственники когда-нибудь начать оплакивать своих погибших?

* * *

– Спишь?

Я вздрогнула в своем углу дивана и увидела Юнатана, присевшего на корточки рядом с Аретой Франклин.

– Что? Нет. Так, вздремнула малость.

– А то получается, что мы занимаем твою постель. – И Юнатан похлопал по обивке дивана.

– Да нет, все нормально.

– Уверена? А то могу спровадить его в спальню.

И он кивнул на Закке, который уже начал легонько похрапывать.

– Да, уверена. И вообще, мне страшно нравится, что я могу у вас жить.

– Просто если мы тебе мешаем, то ты можешь в любой момент выпроводить нас из гостиной. В принципе здесь только я ловлю кайф от этого.

И он кивком указал на телевизор, по которому показывали «Ночь в замке» – сериал, в котором четыре знаменитости приезжают в разрушенный замок и, оставшись в нем на ночь, бродят по темным коридорам и галереям с зажженными стеариновыми свечками. Я захихикала.

И в этот момент звякнул мой мобильный. Я взяла его в руки и прочла полученное сообщение. Но стоило мне отвести взгляд от экрана, как я заметила, что Юнатан искоса поглядывает на меня. Я рассмеялась.

– Чего тебе?

– Это он?

– Кто?

– Ты знаешь, о ком я.

– Ясир Арафат? Уж теперь-то он вряд ли даст о себе знать.

Юнатан показал мне язык.

– Я говорю о том красавчике-полицейском. Во всяком случае, так называет его Закке.

– С чего ты решил, что это он?

– Потому что ты лучишься, как при аварии на ядерном реакторе.

Я улыбаюсь и протягиваю руку, чтобы потрепать Арету Франклин по головке. Ловлю умильный взгляд крохотных глазок и мысленно сообщаю малышке, что простила ее за сегодняшнюю рвоту.

– Возможно…

– И когда теперь вы собираетесь встретиться?

– Мы встречаемся завтра. Сходим в кино и перекусим.

– Шутишь?

Я покачала головой.

– Вау! Хочешь сказать, что у тебя наконец-то намечается самое настоящее свидание с мистером констеблем? Отличная работа, Силла!

– Ну, бывает порой…

Юнатан рассмеялся и подлил немного горячего чая в мою украшенную розами кружку. Мы еще немножко посидели с ним на диване, после чего он отправился на вечернюю прогулку с Аретой, а потом оттащил своего парня в спальню.

Я застелила диван, который временно заменяет мне постель, и погасила все крохотные светильники в круглой гостиной. Комната тотчас же наполнилась мутным светом уличных фонарей на Хорнсгатан. Осень в самом разгаре. Пестрая листва деревьев, капли дождя, скользящие по стеклу. В сущности, довольно мило.

Я поплотнее закуталась в воздушное одеяло (разумеется, Закке и Юнатану удалось раздобыть тот самый тип гостиничных одеял, которым мне самой никогда не удастся обзавестись – размером с брезент, а весит едва ли больше пяти граммов и словно бы парит над телом).

Засыпая, я ощущала приятное чувство удовлетворения от того, что кровавая трагедия Элизабет Шорт осталась позади и теперь я могу сосредоточиться на чем-нибудь другом. Например, на сообщении в мобильном, а значит – на нем.

На Адаме Онгстрёме.

Глава вторая

Портраш, Северная Ирландия, неделю спустя

На побережье Северной Ирландии расположен маленький городок Портраш. По сути, он ничем не отличается от большинства британских прибрежных городов: пара тысяч жителей, один-два ресторанчика, куча пабов, гавань с пирсом и парк аттракционов. Из тех, что строят для туристов или скорее для их детей-сладкоежек. Несколько музыкальных автоматов, шаткие «американские горки» и киоск с попкорном. За парком аттракционов вдоль всего городка протянулся песчаный пляж. Мимо ларьков, торгующих рыбой с жареной картошкой, и ресторанчиков с их креветочно-крабовым меню.

Элла прислоняется лбом к прохладному стеклу.

По железной крыше машины барабанят капли дождя. Типичная погода для октября. Или, точнее, для Северной Ирландии. Впрочем, сама Элла никогда здесь не жила. Несколько раз ей доводилось бывать в Лондоне – дальше этого ее познания о Великобритании не заходили. Северная Ирландия оставалась для нее неизведанной землей. До сегодняшнего дня.

Она поворачивает голову и смотрит на сидящего за рулем Патрика. Тот замечает ее взгляд.

– Ну и как тебе? – спрашивает он.

– В смысле, что я здесь?

– Угу.

– Немного… странно, пожалуй. Как тебе поездки на машине, приноровился?

Патрик кивает. Вообще-то у себя дома в Швеции Элле нравилось водить машину. Иногда возникала даже мысль переселиться куда-нибудь на окраину Стокгольма, чтобы вождение стало частью повседневной рутины. Но рулить здесь, по петляющим прибрежным дорогам с левосторонним движением у нее точно не было никакого желания. И уж подавно не в том состоянии, в котором она пребывала сейчас. Элла слишком устала и не может полагаться на саму себя – а вдруг она возьмет да и уснет за рулем?

– Судя по навигатору, мы будем на месте через несколько минут, – сообщает Патрик.

– Хорошо.

Они сворачивают на следующую дорогу, и темное море пропадает из виду, скрывшись за серыми постройками из кирпича. Они въезжают на главную улицу Портраша, которую не назовешь слишком большой, и катят мимо «The Daggers Inn», «The Horse» и «The Gentlemen»^[2]. Слегка абсурдные названия дают Элле повод предположить, что этим пабам уже довольно много лет.

Вскоре машина сворачивает на новую дорогу и почти сразу же останавливается.

Элла чувствует, как в ее животе порхают бабочки. Или, скорее, не порхают, а ползают. И не бабочки, а всякие прыгающие и копошащиеся твари, вроде червяков, личинок насекомых и кузнечиков. О боже, ее сейчас стошнит. Только не здесь. Только не так.

– А мы… эээ…

Патрик кивает:

– Да, дорогая. Мы на месте.

* * *

Две недели назад мать Эллы скончалась в одной из больниц в пригороде Стокгольма.

Последние годы своей жизни мама Карин хотела провести на родине в Швеции. Почему – она так и не объяснила. Сама Элла надеялась, что мама просто захотела быть ближе к детям, когда поняла, что ее тело разъедает рак. Что одиночество наконец-то настигло ее. И вынудило вернуться домой.

Но несмотря на то что Элла знала: ее матери недолго осталось жить на этом свете, ее кончина в конце сентября все равно стала для нее почти что шоком. Едва ей позвонили, Элла тут же бросилась в больницу, и пусть мама была уже мертва, когда они с Патриком вошли в палату, ей все равно захотелось в последний раз увидеть ее. Элла присела на стул рядом с больничной койкой и какое-то время держала мамину холодную мертвую руку в своей, а после поцеловала в щеку. Молча попрощалась с ней.

Теперь мама Карин лежит в земле рядом с папой Роджером, которого не стало несколько лет назад. Всю свою жизнь они были вместе, и теперь, воссоединившись после смерти, родители обязательно обретут покой.

А сама Элла теперь здесь. Стоит у парадного входа дома в Портраше. Именно сюда переехали ее родители десять лет назад, когда мама захотела вернуться обратно к своим ирландским корням.

Узкий, выкрашенный в абрикосовый цвет особняк в три этажа на берегу моря. Когда они отворяют скрипучую дверь и входят внутрь, их взгляду предстает внутренняя обстановка дома. Устланная темно-красным ковром лестница спиралью поднимается на верхний этаж. Когда они зажигают в прихожей свет, то становится видно, как в спертом воздухе танцуют пылинки. Здесь внутри пахнет старичьем, думает Элла. А еще эти вещи. Они повсюду.

– Охренеть! – восклицает Патрик.

– Да, – отвечает Элла. – Узнаю мою мамочку.

– Уборка точно не входила в список ее увлечений, я прав?

Элла качает головой:

– Да уж.

– Ну хоть в чем-то мы с ней похожи.

Элла закатывает глаза. Патрик разражается смехом, после чего обнимает сзади свою жену и, вдохнув аромат ее длинных волос, нежно целует в шею.

– Чтобы здесь прибраться, потребуется чертова куча времени, – замечает Элла.

– Тогда тебе повезло, что у тебя есть я, – улыбается Патрик.

* * *

Несмотря на то что снаружи тянет промозглой сыростью, на ночь они оставляют окна в спальне открытыми. Дом необходимо проветрить. Изгнать из него старый затхлый воздух и наполнить свежим.

Патрик спит. Элла смотрит, как его грудная клетка мерно вздымается и опускается в темноте. Сама она уснуть не в силах.