Нож полоснул по ладони. Эрик хмыкнул – за слабака держит. Лезвие было настолько острое, что он почти ничего не почувствовал. Чистильщик вложил ему в руку бусину дымчатого стекла, заставил сжать кулак. Боль обожгла, словно с кровью по руке к сердцу разливалось едкое купоросное масло. Эрик стиснул зубы: хватка Альмода теперь казалась стальной. В глазах потемнело, мысли исчезли, оставив только одну – не орать. Не позориться перед этим…

Боль исчезла так же внезапно, как появилась. Чистильщик заставил раскрыть ладонь, плетением подхватил бусину, ставшую дымчато-алой. Эрик сморгнул слезы, глупо надеясь, что никто не заметит.

– Все, можешь затягивать.

Плетение закрыло края раны, оставив тонкую розовую полосу. Через четверть часа не станет и ее.

– Зачем это? – осмелился спросить Эрик.

– Чтобы не удрал, – непонятно ответил Альмод. – Все. Четверть часа пошла. Собирайся. Не успеешь – уйдешь в чем есть. Будешь сопротивляться – уведу силой: пока тебе со мной не справиться.

Эрик до крови прокусил губу. Еще не хватало разрыдаться прилюдно.

– Почему не дерево или ткань? – спросил за спиной наставник.

– Дерево или ткань, пропитанные кровью, твари сожрут. Труп своего не тронут.

– Так это труп твари? А еще есть? – В голосе наставника прорезалось почти мальчишеское любопытство.

Чистильщик расхохотался:

– Профессор, неужто вы до сих пор ни одной не видели?! После прорыва их полным-полно.

– Творец миловал от прорывов поблизости. Да и…

– Да и занимаетесь вы обычно другим. Еще одного нет. Но как-нибудь снова сюда соберусь, прихвачу для вас. Специально не измененный плетениями, как есть.

Что ответил наставник, Эрик уже не расслышал.

Общая спальня была пуста, хвала Творцу: кто на защите, кто на занятиях. Не придется никому ничего объяснять. Эрик рухнул плашмя на кровать: ноги не держали, и все вокруг казалось каким-то ненастоящим, неправильным, словно грубо намалеванные картинки за сценой ярмарочного балагана. Сухо всхлипнул: слез не было, но горло перехватывала судорога, мешая дышать. Впервые в жизни он хотел, чтобы про него сказали, дескать, ничего особенного. И оставили в покое. Но идеальный материал, пропади оно все пропадом.

Про чистильщиков говорили разное: несравненные бойцы, одинаково искусно владеющие и Даром, и клинком, обладатели тайных знаний, позволяющих быть одновременно в двух разных концах страны, а то и мира, прорицатели. Никто не знал, что из этого выдумки, а что правда. Но до тех пор, пока только они могли остановить тусветных тварей, способных в несколько часов превратить в стеклянную пустыню деревню, а то и город, любой из них имел право забрать в орден любого одаренного, от школяра, только-только переступившего порог университета, до королевского гвардейца, а то и ректора. В прошлый раз они приходили в университет год назад. С той девчонкой, Рагной, Эрик не ладил, поэтому особо о ней не вспоминал. О нем, наверное, тоже мало кто вспомнит. А кто-то и порадуется: соперником за место на кафедре меньше.

Эрик заставил себя сесть: с этого гада действительно станется забрать в чем есть, а до лета еще далеко. Впрочем, собирать-то ему особо нечего, всех вещей – сундук у изножья кровати. Две смены белья, одна – одежды, теплый плащ и уличная обувь, все из кладовой университета. По-настоящему личное – только подарки Мары: закладка для книг из резной слоновой кости да вышитый бисером кошелек. Еще записи с лекций, но вряд ли теперь есть смысл тащить их с собой. Даже книги библиотечные. Чтобы купить хотя бы одну, пришлось бы год откладывать всю школярскую стипендию.

Жаль, конечно, что не успел даже начать историю о похождениях купца за морем. При мысли об этом Эрик расхохотался и вздрогнул, когда смех эхом отозвался в пустой спальне. Конечно, именно о непрочитанном стоит сожалеть больше всего. Впрочем, книгу можно взять с собой. Кто теперь посмеет ему хоть что-то сказать?

Он сложил вещи аккуратной стопкой на покрывале, размышляя, во что бы их упаковать. Университетский сундук слишком тяжел, холщовая сумка, с которой он время от времени выходил в поселок, – чересчур мала. Раздумья оборвал появившийся в дверях Альмод.

– Кто вас пустил? – вслух удивился Эрик.

– А кто меня остановит? – пожал плечами тот. – Держи.

Эрик бездумно поймал что-то небольшое, блестящее. Перстень магистра. Совсем не так он мечтал его получить.

– Полагаю, эта безделица тебе быстро надоест, – сказал Альмод. – Но пока… Чем бы дитя ни тешилось.

«Безделица». Кое-кто за такую платил головой. В прямом смысле: самозванцев, пытавшихся выдать себя за одаренного, казнили немедля после разоблачения, и все равно такие находились. Интересно, почему чистильщик не носит свой перстень? Не успел получить или вправду считает ничего не значащей безделушкой?

– Это тоже тебе. – Альмод подошел ближе и небрежно бросил на кровать кожаную торбу с ремнями.

Торба была на удивление приличной, самое то, чтобы носить за спиной. Отличная выделка: вещь выглядела легкой и прочной. И дорогой, хоть всех украшений – тиснение по краю.

– Укладывайся, и пойдем. И, кстати, можешь говорить мне «ты». Раз уж нам теперь придется, – ухмыльнулся чистильщик, – сражаться плечом к плечу.

Эрик хмуро промолчал. Говорить не хотелось. Вообще ничего не хотелось.

Мара бросилась ему на шею, едва он вышел из спальни.

– Откуда ты? – отстраненно удивился Эрик.

Странно, но все чувства словно стерли. Как будто все происходило не наяву, а он лишь наблюдал за дурным балаганом.

– Отпустили попрощаться.

– А защита?

На экзаменах Мара всегда шла второй. Третьим обычно был Йоран, но ему предстоит защищаться завтра, у подземников. Чтобы потом мотаться по стране, искать, что полезного хранит земля. Жаль, с ним попрощаться не получится. И с остальными. Хорошо, что Мара вырвалась. Или наоборот. Слишком больно сознавать, что несколько минут – это все, что у них осталось. Может, лучше было бы вовсе не рвать душу ни себе, ни ей.

– Там еще полно народа. Успею. – Она отстранилась, заглядывая в глаза. – Это все, что тебя сейчас интересует?

Эрик не ответил – слов не было. Только смотрел – не насмотреться, не запомнить. И он так и не сказал… Слова казались неважными, когда она рядом, а теперь, наверное, и незачем.

– Возьмите меня с собой, – вдруг попросила Мара.

– Сдурела?.. – выдохнул Эрик.

– Нет. – Она повернулась к чистильщику. – Я совершенно серьезна. Авторским плетением похвастаться не могу, но…

Альмод демонстративно оглядел ее – медленно, оценивающе, но не как женщину, а словно диковинную зверушку.

– Мне нужен один боец.

– Тогда вместо него.

– Мне нужен боец, а не влюбленная дура! – отрезал чистильщик. – Ты плетешь быстрее и четче, это верно. И Дар у тебя сильнее. Но совершенно не умеешь справляться с чувствами. Третьего дня ты сперва надерзила заведомо сильному, испугавшись, но не желая этого сознавать.

– Я не…

– Потом едва не лишилась рассудка от страха. Попыталась расцарапать лицо, точно пустая, – фыркнул он. – Не говоря о том, что и без плетений я тоже сильнее.

Мара залилась краской.

– Сейчас снова едва не сходишь с ума и готова на все. Лишь оттого, что боишься потерять любовника, – безжалостно продолжал Альмод. – Но возьми я тебя вместо него – через месяц поймешь, что все равно его потеряла, получив взамен только постоянные скитания и перспективу смерти в любой момент. Возненавидишь – его, себя, меня, конечно же. И я получу либо нож в спину, либо необходимость снова искать и натаскивать бойца.

– Неправда, я…

– А так – неделю порыдаешь, через месяц привыкнешь, через полтора оглядишься и поймешь, что смазливых парней кругом полно. С умными хуже, но и это решаемо.

– Если что – я уже сейчас тебя ненавижу… – прошипел Эрик. – Не боишься ножа в спину?

– От тебя – разве что в грудь. А с этим я как-нибудь совладаю. Прощайтесь, и пойдем.

Он демонстративно отвернулся, сложив руки на груди.

– Я буду ждать… – прошептала Мара.

– Глупо, – сказал Альмод, не оборачиваясь. – От нас не возвращаются.

– Да заткнешься ты наконец! – закричала она.

Эрик перехватил взметнувшиеся кулаки, прижал девушку к груди, обнял.

– Ш-ш-ш… Не надо. – Он коснулся губами ее волос. – Хватит. Тебе сегодня нужна холодная голова. Еще защищаться.

– А ты можешь думать хоть о чем-то другом? – Она отпихнула его, разрывая объятья.

Эрик приподнял ей подбородок, заглянул в полные слез глаза.

– Почему бы мне не думать о твоем будущем, если своего у меня больше нет? – Он поцеловал соленые ресницы. – Не вздумай провалиться. Ради меня, хорошо?

– Хорошо… – всхлипнула Мара. – Я тебя…

– Не надо. – Он накрыл ее губы пальцами, не давая договорить. Улыбнулся. – Не стоит. Беги, время идет, а тебе еще надо умыться.

Она шагнула назад.

– Беги, – повторил Эрик. – Покажи им всем, что ты не влюбленная дура, а полноправный магистр. И будь счастлива.

Она кивнула:

– Я буду ждать.

Быстро-быстро застучали шаги по лестнице. Эрик откинул голову, глядя в потолок и часто моргая. Вот и все.

– Пойдем, – сказал Альмод. – С наставником прощаться будешь?

– Нет.

– Ну и правильно.

– Да иди ты со своим «правильно – неправильно»! – не выдержал Эрик. – Сам как-нибудь решу.

– Они не стоят твоего внимания, – продолжал чистильщик, словно не услышав. – Даже у твоей девчонки больше смелости, чем у этих умудренных сединами. Они бросили тебя еще на защите. Боялись слово поперек сказать – а вдруг я в отместку заберу любого из них, чтобы через неделю вернуться за тобой.

– В смысле?..

– Кто проверит, погиб ли новобранец от тусветных тварей, ошибки в плетении или недовольства командира? Рапорт написан, тело предано огню, отряду снова нужен четвертый.

Вот, значит, как…

– Хочешь напугать покрепче?

– Нет, зачем? Просто порой мне самому любопытно: многие ли из пропавших отрядов погибли не потому, что не справились с опасностью, а лишь потому, что командир окончательно зарвался?

– Еще сильней зарвался? – брякнул Эрик прежде, чем осознал, что несет. Охнув, закрыл рот рукой.

Альмод лишь заливисто расхохотался.

3

Пожалуй, зря Альмод сюда приехал. Конечно, на границах сейчас неспокойно, и вытаскивать оттуда опытного бойца было бы, наверное, неправильно. Стоило, конечно, напомнить себе, что, если чистильщики однажды не удержат тварей, все эти приграничные распри покажутся дракой школяров-первогодков.

Но совершенно некстати пришли в голову слова Ульвара: дескать, проще изначально выковать оружие под себя, чем приноравливаться к тому, что пришло в руки. И Альмод решил съездить в университет. Благо, Солнечный был лишь в трех днях от места последнего прорыва. Того, что стоил жизни Уне. До границы пришлось бы добираться недели две. Если не рисковать, переходя между мирами. А они и так задержались из-за Уны, и дольше тянуть время не стоило.

Но старому другу нравилось возиться с молодняком. Превращать личинку чистильщика в доброго бойца. Сам Альмод предпочитал с самого начала иметь дело с личностью. Разглядеть ее в толпе детишек с одинаково наивными глазами казалось невозможным.

Он искоса глянул на Эрика, молча шагавшего рядом. Они шли мимо торговых рядов, где, как всегда, было полно народа. Пацан здорово его разочарует, если не попытается удрать. Впрочем, тот не подвел. Огляделся – наверняка самому казалось, что незаметно. Дождался, пока рядом окажется группа мужиков, перед которой можно было бы проскользнуть. Шарахнул Альмода усыпляющим плетением. Чисто сделал. И быстро, многие и заметить бы не успели. Неплохо, очень неплохо.

Альмод мог бы разорвать нити задолго до того, как плетение сложится. Но предпочел подождать. Одно из немногих преимуществ, появлявшихся у чистильщиков после посвящения: ни одно плетение, затрагивающее разум, на них не действовало. Ни контроль, ни отведение глаз, ни снотворное.

Глаза парня изумленно расширились, но растерялся он ненадолго. Рванул наперерез той группе мужиков, едва проскочив, плетением столкнул троих прямо на Альмода. И попытался затеряться в толпе.