‒ Через неделю Егору три, а значит, я возвращаюсь в компанию. Даже не терпится, если честно. Нужно было выходить, когда ребёнку исполнилось полтора, тогда бы я не оказалась в таком беспомощном состоянии, но Юра убедил меня посвятить больше времени сыну, утверждая, что маленьким он будет только один раз. Дура! ‒ прыскаю в сердцах, который раз укоряя себя в доверчивости.

‒ Не дура, Нин. Ты была уверена, что живёшь за каменной стеной, а оказалось, что это всего лишь картонная ширма.

‒ Именно так, ‒ запускаю пятерню в волосы, взъерошив их. ‒ А в итоге меня выпроводили с ребёнком без гроша в кармане. И оказалась, что дом строила не я, вкладывалась не я и с фирмой помогала не я. Наверное, кирпичи нужно было класть наравне с рабочими, ‒ хмыкаю, ‒ тогда бы мои усилия были засчитаны.

‒ И раствор замешивать вручную. ‒ Яна закатывает глаза. ‒ Хотела бы я посмотреть на это зрелище, ‒ тихонько хихикает, разбавляя обстановку. ‒ Как-то интересно получается: дом строил для семьи, а собственник – мама.

‒ Не интересно ‒ грамотно. Он ведь понимал, что рано или поздно мы разведёмся: или Лесникова развод от него потребует, или я узнаю. И предусмотрительно переписал имущество. Дом на маму, машины на фирму, включая мою, и Юрочка у нас – генеральный директор с зарплатой в пятьдесят тысяч при годовом обороте фирмы в пятьдесят миллионов. Просто чудно, ‒ шепчу, вздыхая.

Снова и снова прокручиваю каждое слово, действие, отлучку, пытаясь вспомнить, а когда наступило то самое начало конца?

‒ Ну ничего, ‒ Яна успокаивает меня, поглаживая по плечу, ‒ уверена, что суд разделит имущество по закону. Тогда ему придётся выбрать, и вряд ли он согласится иметь тебя в качестве делового партнёра. Пусть откупается. Да и Ирка не позволит лишние контакты с бывшей женой.

‒ На это и надежда. ‒ Надежд на самом деле много, вот только не всегда всё происходит так, как человек предполагает. ‒ Ян, ты не думай, я всё тебе отдам, что занимала. До копеечки. Мне бы только на работу выйти, влиться, а там проще станет.

‒ Я и не думаю, ‒ пожимает плечами. ‒ Когда Саши не стало, вы с мамой мне помогали во всём. Теперь моя очередь.

‒ Да что я там помогала…

‒ Помогала, Нин, не спорь. А лучше деньги, что Орехов давал, откладывала бы на чёрный день, чтобы запас был.

‒ Никогда не думала, что этот самый чёрный день наступит, наверное, поэтому на моей карте пусто. Я ему доверяла.

‒ В следующий раз будешь умнее.

‒ В какой такой следующий? ‒ удивлённо смотрю на сестру, не понимая сути сказанного.

‒ Обычный. Тебе двадцать восемь. Ты же не думаешь, что до конца дней проведёшь в одиночестве, страдая по Орехову.

‒ Не-е-ет, ‒ отрицательно мотаю головой. ‒ Просто в ближайшее время не хочу вступать в новые отношения. Мне бы старые переварить.

‒ А знаешь, ‒ Янка садится напротив, хитро улыбаясь, ‒ чтобы забыть старую любовь, нужно с головой окунуться в новую.

‒ Как Орехов?

‒ Ну нет, ‒ сестра недовольно фыркает, ‒ Орехов поступил, как подлец: создавал вид примерного семьянина, при этом имея стабильные отношения на стороне. Нужно найти неженатого, свободного, готового к отношениям мужчину.

‒ Где, интересно? Дать объявление? ‒ смеюсь, представляя, как мы с Янкой устроились перед ноутбуком, отбирая кандидатов или, того хуже, рассылая моё резюме.

‒ Сам найдётся. Вот увидишь. Только в женатого не вляпайся, а?

‒ Тьфу на тебя, этого ещё не хватало!

‒ Я тоже такого же мнения.

Нашу беседу прерывает истошный визг, что означает ‒ бой начался. Причина может быть разной: игрушка, которая понадобилась одновременно обоим мальчикам, или пульт от телевизора.

‒ Пойдём разнимать наших гладиаторов. ‒ Янка закатывает глаза и, настроившись на разборки, бежит в детскую.

Глава 2

После развода прошло несколько дней. Орехов пропал, на связь не выходил и встреч с сыном не искал, вероятно, до сих пор праздновал воссоединение с Ирой. Да и зачем чужой женщине его ребёнок при условии, что своих у неё нет. С Егором нужно возиться, играть, кормить и следить, чтобы не вляпался куда не нужно. В последний год ребёнок был полностью на мне, а Юра лишь иногда делал вид, что заинтересован делами семьи. По факту же он просто жил, как ему удобно, иногда возвращаясь домой.

Через пять дней у сына день рождения, а значит, мне пора выходить из декретного отпуска. Сегодня пятница, а я всё не решаюсь позвонить своей начальнице и обговорить с ней важные вопросы. Тяжело возвращаться после трёхлетнего перерыва, к тому же сейчас не совсем удачный момент в жизни, и я больше похожа на разбитое корыто, которое нехило помотало в шторме, чем на отдохнувшего человека, готового с энтузиазмом приступить к выполнению своих обязанностей.

Миша и Егор в садике, Яна, обложившись бумагами, работает за компьютером, а я скитаюсь по квартире в поисках занятия. Разбираю вещи, открывая одну за одной коробки, и раскладываю в шкаф. Я немного набрала в весе за время декрета, не всё застёгивается, и появляется новая проблема ‒ мне практически не в чем идти на работу. Строгий офисный стиль, которого придерживаются все в компании, требует определённых вещей, на которые сейчас денег у меня совсем нет. Первую зарплату я получу только через месяц, а до этого момента снова придётся занимать у сестры. Она молчит, принимая мою сложную ситуацию, но, в конце концов, ей и самой нужно на что-то жить, ещё и ребёнка обеспечивать.

Снова опускаются руки и просыпается жалость к самой себе. Кажется, это не просто чёрная полоса, которая со временем должна смениться белой, а бесконечная тёмная дорога без долгожданного выхода к свету. Изо всех сил стараюсь быть оптимистом, у которого стакан наполовину полон, но получается наоборот.

Звонок телефона отрывает меня от очередной коробки, а когда на экране высвечивается «Уварова», меня пронимает нервная дрожь. Моя начальница, не дождавшись, решила позвонить сама.

‒ Здравствуйте, Светлана Владимировна, ‒ начинаю с приветствия. ‒ Хотела вам позвонить, но отвлеклась…

‒ Ага, отвлеклась и чуть не забыла, что тебе на работу в среду выходить, ‒ прыскает в трубку, но по-доброму.

Главный экономист не отличается скромностью и сдержанностью, но такой уж у неё характер. Прямолинейная, часто жёсткая, но одновременно справедливая. Первое время мне с ней было тяжело, когда каждое высказывание примеряла на себя, но затем мне объяснили, что это привычное состояние Уваровой, не направленное на кого-то конкретного. Именно тогда я успокоилась, и между нами возникли вполне ровные отношения.

‒ Я помню.

‒ Только не говори, что решила уволиться.

‒ Нет, конечно. Я обязательно выйду.

К тому же сейчас работа меня спасёт во всех смыслах: поддержит в финансовом плане и поможет отвлечься от постоянного уныния.

‒ Так, слушай. Выходишь в понедельник, никакой среды. Я и так зашиваюсь.

‒ В отделе было четыре человека.

‒ Было. А стало два. Вершинина с мужем переехала в Питер три месяца назад. Артисевич упорхнула в декрет. Осталась Аня, но она новичок, много на неё не накинешь, да и медлительная, всё по десять раз проверяет, пересматривает. Не то что мы с тобой.

‒ Я ведь всего год до декрета отработала…

‒ И я сразу поняла, что ты схватываешь на лету. Нам вместе просто.

Проскакивающая похвала от начальницы греет внутри. Меня так давно не хвалили, что, кажется, я и забыла, как реагировать.

‒ Спасибо…

‒ Не спасибо, а на работу надо. Тем более, насколько я понимаю, теперь она тебе необходима. Или уедешь из Твери?

Новости о моём разводе быстро разнеслись. К тому же свекровь Уваровой живёт почти по соседству с нами, и сейчас соседи видят, что Орехов приезжает с другой женщиной.

‒ Не уеду. Не планировала. Все мои здесь, да и ехать некуда, собственно.

‒ Вот и ладно. Кстати, у нас новый босс, ‒ торжественно объявляет Светлана Владимировна.

‒ А куда делся Авдеев? ‒ даже оседаю на кровать, вспоминая противного, злого, вечно брызгающего слюной Игоря Олеговича.

‒ Ой, так удивилась-то, будто человек он был хороший, добрый, понимающий, ‒ цокает. ‒ В кавычках, конечно. Всем офисом радовались, когда его сняли.

‒ А за что?

‒ Взял то, что не положено, у тех, у кого брать нельзя. Большего сказать не могу.

‒ Поняла.

Вероятно, Авдеев решил, что руководители компании много зарабатывают, и немного взял себе. Немного превратилось в значительно, на чём и погорел. Жадность до добра не доведёт.

‒ У тебя ребёнок в сад ходит?

‒ Да.

‒ Вот и отлично. Жду в понедельник к восьми.

‒ До встре… ‒ не успеваю закончить, как женщина скидывает звонок.

Она в своём репертуаре. Это просто я отвыкла от неё, да и от своих задач в целом. Но срок окончания декретного отпуска мне на руку. Я ещё не была в офисе, но уже хочу, чтобы выходные пролетели быстрее. Настолько засиделась дома, погрязнув в ребёнке и кухне, что сейчас для меня любой выход в люди сродни праздничному событию.

‒ Янка, ‒ кричу, ещё не дойдя до комнаты сестры, ‒ мне в понедельник уже на работу, ‒ торжественно заявляю, остановившись в дверях.

И только потом внимательно смотрю на сестру, забыв, что она может консультировать клиента по телефону или по видеосвязи.

‒ Отлично! ‒ Сестра вскакивает. ‒ Ты рада?

‒ Очень. К тому же противный босс Авдеев, которого все не переваривали и старались избегать, ушёл. Точнее, его ушли.

‒ А за что?

‒ Не знаю, но вряд ли это было добровольным решением, ‒ хмыкаю, показывая Янке, что когда-нибудь этот жук должен был понести наказание за издевательства над персоналом.

А издеваться он умел: то работаем до восьми вместо положенных до пяти, потому что он отчёт не успел сдать; то в Москву начальники отделов с документами за него едут за свой счёт; то в выходные работаем, потому что дедлайн по всем фронтам.

‒ На работу есть в чём пойти? Ты вроде говорила, что на размер поправилась и многие вещи малы.

‒ Есть, ‒ махнув рукой, разворачиваюсь, чтобы прямо сейчас проверить это самое «есть».

После часа примерок у меня остаётся пара брюк, юбка, несколько рубашек и два костюма. Негусто, но на первое время хватит, а с полученной зарплаты можно будет докупить нужное.

‒ Да, скромно, ‒ вздыхает Янка.

‒ Что есть.

‒ Помнится мне, ты была страшной модницей. Любила строгий стиль и туфли на высокой шпильке.

‒ И сейчас люблю, ‒ вытаскиваю две коробки с великолепными лодочками синего и зелёного цветов. ‒ Слава богу, хоть размер ноги не изменился. Успела забрать всю обувь из дома Орехова, свои вещи и Егора.

‒ Много твоего там осталось?

‒ Нет. По мелочи, но и этого очень жалко. Альбом Егорки не забрала, в который вкладывала все его фото с самого рождения ‒ это ценное. Но Ирка выбросит. Для неё это важности не имеет, ‒ пожимаю плечами, вновь хлюпая носом.

В доме Юры осталось множество вещей, которые мне были дороги. На сборы мне выделили три часа, и, растерявшись, в спешке о многом я просто не вспомнила, забирала самое основное.

‒ В очередной раз козёл. ‒ Янка бьёт по кровати кулаком, поджимая пухлые губы.

‒ Ладно, ‒ смахиваю слезинки, ‒ всё уже сделано. Сейчас мне нужно строить свою жизнь заново, без надежды на его помощь. Представить, что я одна, совсем, и рассчитывать могу исключительно на себя.

‒ У тебя есть мы. ‒ Сестра начинает спорить. ‒ Мы всегда поможем.

‒ Я знаю, ‒ присаживаюсь рядом и беру её ладонь в свою, мягко поглаживая. ‒ Но я не могу постоянно скидывать на вас с мамой свои проблемы. Мне нужно учиться жить без чьей-либо поддержки.

‒ А я помогу, да?

‒ Конечно! К тому же вряд ли первые дни я смогу забирать Егора из садика, справишься?

‒ Ты ещё спрашиваешь? ‒ фыркает. ‒ Вместе с Мишей. Да даже если Мишка болеть будет, Егора отведу и приведу.

‒ Знаешь, ‒ задумавшись, застываю, ‒ мы у тебя месяц живём, и Егорка не болел ни разу. В доме Орехова с больничного не вылезали.