Два француза, вырвавшись из схватки, побежали вверх. Шарп развернул коня и выхватил саблю. Французы, услышав грозный звук, обернулись, бросили мушкеты и раскинули руки. Шарп указал им направление на полковые знамена, где собирали пленных. Один покорно побрел вверх по склону, а вот другой вдруг наклонился, схватил брошенный мушкет и рванул вниз. Шарп не стал его преследовать. «Орлы», не выдержав натиска, уже отступали, все больше французов, видя это, следовали их примеру. Союзническая артиллерия прекратила огонь, чтобы не бить по своим, но французская продолжала палить, и Шарп, взглянув направо, увидел появившуюся на склоне вторую колонну.

Между тем первая французская атака окончательно захлебнулась. Передние шеренги не могли отступить, потому что на них давили сзади, и несли тяжелые потери от перешедших в наступление британцев и португальцев, но потом задние устремились за «орлами» вниз, давление ослабло, и остатки колонны покатились по склону. Солдаты перепрыгивали через своих убитых и раненых, а красномундирники и португальцы не давали им остановиться. Какой-то гренадер ударил француза штыком в спину, потом добавил, когда тот упал, и ткнул не пожелавшего сдохнуть врага еще раз. Большой барабан с нарисованным «орлом» катился между телами, а мальчишка-барабанщик с оторванной снарядом рукой сжался под кустом. Преследователи пробежали мимо.

– Назад! – сердито скомандовал Лоуфорд. – Назад! – Его то ли не слышали, то ли не желали слушать – победители просто хотели убивать. Полковник посмотрел на Шарпа. – Остановите их! Верните!

Остановить столь хаотичный порыв было нелегко, но капитан послушно тронул бока чужой лошадки, которая так резво рванула вниз, что всадник едва не вылетел из седла. Он потянул поводья и услышал, как рядом просвистела пуля. Стреляли вольтижеры, занявшие тот самый холмик. Лошадка снова сорвалась в галоп, Шарп едва успел вцепиться в луку седла, и тут глупое животное споткнулось, и он почувствовал, что летит. Ноги, к счастью, выскочили из стремян, и он приземлился ниже по склону, грохнулся на землю, прокатился с десяток ярдов и врезался в камень. Уверенный, что сломал с десяток костей, капитан попробовал подняться и обнаружил, что отделался ушибами. От Феррагуса досталось больше, но падение с коня разбудило уснувшую боль. Шарп решил было, что лошадь нарвалась на пулю, однако, нагнувшись за саблей, увидел, что она преспокойно трусит вверх без сколь-либо заметных повреждений, если не считать ободранного уха. Прокляв чертову тварь, Шарп махнул на нее рукой и, подобрав палаш и винтовку, пошел вниз.

Кроме красномундирников, на склоне было немало ирландцев из 88-го, занятых обычным делом – проверкой карманов убитых. Те, кто не знал Шарпа, недовольно ворчали, ругались и даже бросали недвусмысленные предостерегающие взгляды. Шарп с ними не связывался. Если в армии и был полк, способный позаботиться о себе сам, то это Коннахтский. Спускаясь ниже, он кричал солдатам, чтобы возвращались, но многие уже почти скрылись в тумане, и Шарп, пытаясь докричаться до них, сам приблизился к опасной границе и остановился, лишь когда увидел поднимающиеся из долины две французские колонны. Одна, как он уже знал, находилась где-то у вершины хребта, но эти две представляли собой свежие, а потому куда более грозные силы.

– Южный Эссекский! – Когда-то, в бытность Шарпа сержантом, его голос разносился на полгорода, но сейчас достичь былой мощи мешали разбитые ребра. – Южный Эссекский! Назад! Назад!

Ядро бухнуло о землю в пяти шагах от него, подпрыгнуло и взорвалось шипящим дымом. Два осколка просвистели так близко, что капитан ощутил на лице их жар. Французские пушки стояли у подножия холма и били по преследующему разбитую колонну противнику.

– Южный Эссекский! – взревел Шарп, и на сей раз его услышали.

Красномундирники остановились и потянулись вверх. Слингсби, с обнаженной саблей в руке, тоже наблюдал за новыми колоннами, но, услышав Шарпа, сунул ее в ножны и взялся подгонять роту. Харпер, увидев капитана, повернул к нему. Семистволку сержант забросил за спину, а в руке ирландец держал винтовку с красным от крови двадцатитрехдюймовым штыком. Остальные, осознав новую опасность со стороны наступающих французских колонн, поспешили за Харпером.

Убедившись, что рота подчинилась приказу, Шарп и сам повернул назад. Французские снаряды и ядра продолжали вгрызаться в склон, но расходовать боеприпасы, ведя огонь по рассеянным целям, дело пустое. Одно ядро покатилось вниз, заставив Харпера подпрыгнуть.

– Задали мы им, сэр, – ухмыльнулся сержант.

– Надо было оставаться наверху.

– Да, далековато убежали. – Харпер посмотрел вверх и удивленно покачал головой. – Мистер Слингсби… – нерешительно добавил он после паузы и замолчал.

– Мистер Слингсби что?

– Сказал, что вы нездоровы, сэр, что командовать будет он.

– Лживый ублюдок, – бросил Шарп, не слишком заботясь о том, слышат его другие или нет.

– Так что, командует он? – бесстрастно спросил Харпер.

– Полковник сказал, что мистеру Слингсби надо дать шанс.

– Вот он его и получил.

– С ротой должен быть я.

– Но был он. Парни все живы. Кроме Додда.

– Что с Мэттью? Убит?

– Не знаю. Просто его нигде не видно. Я присматривал за ребятами, но его не заметил. Может, уже вернулся.

– Я его тоже не видел.

Они остановились и пересчитали роту по головам. Все были на месте, кроме капрала Додда.

Слингсби поспешил к Шарпу.

– Принесли приказ, Шарп? – резко спросил он.

– Приказ один – побыстрее вернуться на позиции.

– Поторопитесь! – крикнул Слингсби и снова повернулся к Шарпу. – Хорошо поработали!

– Да?

– Обошли вольтижеров с фланга. Честное слово! Было на что посмотреть!

– Неужели?

– Жаль, вы не видели. – Слингсби прямо-таки захлебывался от гордости. – Проскочили мимо, зашли с фланга и ударили!

Шарп мог бы охладить его пыл несколькими комментариями, однако предпочел промолчать. Харпер, наклонившись, вытер штык об убитого француза и быстро обшарил его карманы. Догнав Шарпа, сержант предложил ему половину круга колбасы:

– Вы же любите французскую, сэр.

Шарп сунул трофей в карман, приберегая к обеду. У ног упала пуля, и капитан посмотрел в сторону занятого неприятелем холмика:

– Жаль, они его захватили.

– Нас не касается, – пожал плечами Слингсби. – Надо же, обойти с фланга! Ну и задали ж мы им!

Харпер скосил глаз на Шарпа и отвернулся, сдерживая усмешку. Британские и португальские орудия уже били по второй колонне, которая выходила к вершине. Две свежие, обе меньше первых двух, поднимались следом. Еще одна пуля, посланная с захваченного вольтижерами холма, вжикнула над головой, и Шарп принял в сторону.

– Моя лошадь еще у вас? – спросил Слингсби.

– Не здесь, – ответил Шарп, и Харпер издал звук, как будто поперхнулся.

– Вы что-то сказали, сержант? – Слингсби строго взглянул на ирландца.

– Дым, сэр, – ответил Харпер. – Попал в горло. Я ведь, сэр, в детстве был хилым. И все из-за дыма в доме. Матушка, упокой ее Господь, даже выгоняла спать во двор. Пока волки не пожаловали.

– Волки? – насторожился Слингсби.

– Да, сэр. Три здоровенные зверюги. И языки у них были такие, как ваш мундир, сэр. Сильно напугали. С тех пор спал только в доме. Бывало, кашлял всю ночь. Так что, сэр, это все из-за дыма.

– У вас что же, и трубы не было? – фыркнул Слингсби.

– Не додумались, сэр, – тоном деревенского дурачка ответил Харпер, и Шарп не удержался и рассмеялся, за что удостоился неприязненного взгляда от новоявленного капитана.

Оглядевшись еще раз, Шарп заметил прапорщика Айлиффа с обнаженной саблей, на острие которой застыла кровь.

– Отличная работа, мистер Айлифф, – одобрительно сказал он.

– Он сам на меня наткнулся, сэр, – неожиданно бодро ответил паренек. – Такой здоровый!

– Сержант, – пояснил Харпер. – Собирался проткнуть мистера Айлиффа.

– Верно!

– Но мистер Айлифф, сэр, так ловко от него ушел! Как белка. А потом и сам угостил лягушатника сталью. Хороший получился удар, мистер Айлифф, – похвалил Харпер, и прапорщик густо покраснел.

Шарп попытался вспомнить, когда сам в первый раз побывал в серьезной драчке, сталь на сталь, но поскольку рос он в Лондоне, то и привык к жестокости с малых лет. Другое дело мистер Айлифф, сын обедневшего эссекского джентльмена. Разумеется, для парня сегодняшний бой стал откровением. И надо признать, юнец не оплошал. Капитан улыбнулся:

– Так скольких уложили, мистер Айлифф? Неужели только одного?

– Только одного, сэр.

– А вы ведь офицер. Вам положено по паре в день!

Все рассмеялись. Айлифф довольно приосанился.

– Хватит трепаться! – Слингсби вспомнил, что ротой командует он. – Шире шаг!

Полковые знамена Южного Эссекского двинулись в южную сторону; полк спешил туда, где шел бой со второй колонной, и стрелки взяли наискосок. Французы прекратили бомбардировать склон и перенесли огонь на вершину хребта. Тлеющие фитили оставляли в небе над ротой дымчатые змейки. Шум сражения усиливался, треск мушкетов сливался с барабанным боем и воинственными криками.

Проводив роту до вершины, Шарп неохотно отправился на поиски Лоуфорда. Туман, упавший было на дно долины, снова сгущался, накрывая плотными хлопьями две небольшие колонны и раскатываясь дальше к югу, туда, где шла еще одна колонна. Она была первой и потому поднималась медленнее. Дорога, вдоль которой двигалась колонна, помогала ориентироваться в тумане, скрывавшем француза от неприятеля, так что к вершине первые шеренги вышли организованно, сохранив строй. Восемь тысяч человек, подгоняемые ста шестьюдесятью тремя барабанщиками, приблизились к цели и остановились, наткнувшись на плотный огонь.

Наверху их ждали 74-й шотландский полк и португальская бригада, на правом фланге которой разместились две батареи девятифунтовых орудий. Пушки ударили первыми, забросав наступающих ядрами и картечью и залив кровью чахлые кусты, а за ними открыли огонь шотландцы. Их поддержали португальцы, и колонна, подобно быку, смущенному напавшими со всех сторон терьерами, застыла на месте. Колонна против шеренги. Численное преимущество было на стороне первой, но вторая всегда имеет преимущество огневое. В колонне стрелять могут только первые ряды, в шеренге применение мушкету находил каждый. Град пуль окрасил французский строй в красное, но этот строй держался. Вольтижеры, отогнав британских и португальских стрелков, рассыпались вдоль фронта, а за их спинами офицеры гнали вперед солдат, барабанщики выбивали pas de charge, однако тем, кто стоял впереди, недоставало сил преодолеть свинцовый заслон. Они, правда, отвечали, но слабо, неуверенно, а между тем ряды их съеживались и рвались. Да тут еще и португальская артиллерия получила подкрепление. Новые орудия вытащили на позиции, развернули, лошадей выпрягли и отвели подальше, а пушкари принялись забрасывать неприятеля картечью. Вскоре левый угол колонны напоминал скотобойню. Развороченные тела, кровь, кричащие от боли раненые… Пушки били и били, безжалостно и неутомимо молотя и обжигая плотную человеческую массу. Каждое ядро опускали в жерло на веревочной петле, чтобы не скатилось вниз, и горящие обрывки веревок вертелись в воздухе, словно исполняли безумный огненный танец. Обороняющиеся получали подкрепление с южного участка по проложенной в тылу дороге, и подходящие части, пристраиваясь к южному флангу, усиливали огневую мощь союзников.

Не в силах продвинуться выше, колонна начала смещаться к северу. Обнаружив за португальской бригадой свободное место, французские офицеры погнали солдат вправо, а рота вольтижеров поспешила вверх, рассчитывая занять плацдарм.

Первым этот маневр колонны заметил полковник Лоуфорд.

– Мистер Слингсби! – крикнул он. – Разверните роту! Отбросьте мерзавцев! Полк – направо!