– Я не знаю, – нервно проговорила она, – почему у меня красные глаза, но, клянусь, что не ревела.

– Ладно, – вздохнула я, – идём обедать.

– Спасибо, Зина, я сегодня не голодная.

С этими словами она поспешила в дом. Я поплелась за ней следом, изнывая от желания узнать причину её беспокойств. Я хорошо знала хозяйскую дочь. Она никогда не переживала, а уж тем более не плакала по пустякам. Она была очень терпеливой и могла запросто снести несправедливость, обиду, да что угодно. И чтобы довести её до слёз, нужно было сильно постараться. Пока я мучилась догадками, в моём мозгу селились самые страшные мысли. Я вдруг решила, что девочку преследует физическая боль, но она просто боится говорить об этом мне и родителям. С намерением ещё раз попытаться от неё чего-то добиться, я отправилась в её комнату, но та оказалась заперта.

– Вот так новость, – пробормотала я в волнении, – раньше её дверь всегда была открыта. Я начала лихорадочно дёргать ручку. Но не прошло и секунды, как дверь открылась.

– Зина, ты чего? – пожала плечами Ксения. Очевидно, она готова была меня убить, и всё же изо всех сил старалась оставаться предельно спокойной. – Проходи. Что ты хотела?

– Я хотела правды! – грозно произнесла я в надежде, что девочка испугается и тут же мне всё выложит на блюдечке. Но она лишь похихикала над моей притворной яростью и, сев за стол, продолжила что-то писать в школьной тетради. – Почему ты заперла дверь?

– Чтобы ты не вламывалась ко мне без спроса, что ты очень любишь делать! – съязвила Ксения, что в последнее время всё чаще себе позволяла. Я вдруг с грустью подумала, что теряю свою Ксению, свою добрую славную девочку.

– То есть мне больше не нужно приходить к тебе с бутербродами и свежим соком? И ты больше не нуждаешься в чистой уютной комнате? И наши разговоры по душам стали тебе не в радость? – набросилась я на и без того унывающего ребёнка.

Бедняжка вскочила со стула и бросилась ко мне с объятиями.

– Прости, Зина, – всхлипнула она, гладя меня по голове. – Это всё… это всё…

Ей не хватало решительности во всём признаться и это было так похоже на неё.

– Ну, расскажи наконец своей Зине, что произошло? – мягко попросила я.

– Сегодня у меня снова была физкультура, – с неуверенностью в голосе начала девочка. – На этот раз учитель не принуждал каждого играть в баскетбол, а призвал к игре только желающих. Естественно, я не стала зачислять себя в команду и продолжила наряду с другими девочками выполнять несложные упражнения вроде приседаний и растяжки. Игра шла полным ходом, когда я устала и присела на скамейку передохнуть. От нечего делать я начала зевать по сторонам и вдруг мой взгляд упал на играющих в баскетбол ребят на другой половине спортивного зала. В одной команде были Яна, моя одноклассница, и Садовский. Он всё время держался близко к Яне и то и дело что-то говорил ей, глядя прямо в глаза. Она в ответ или тоже что-то отвечала, или просто дарила ему ослепительную улыбку. А после урока, когда мы переодевались, я чуть не оглохла от радостного визга другой одноклассницы, Кати. Яна что-то шепнула ей на ухо, а она прокричала:

«Кто, Садовский?» Тогда Яна приложила указательный палец к губам, видимо, не желая о чём-то распространяться. Но я ведь неглупая. Я сразу поняла, о чём. Садовский предложил ей встречаться, и судя по тому, как она вся сияла, она ответила согласием. Ты, Зина, не подумай, что я ревную или ещё что. Просто я привыкла к мысли, что нравлюсь кому-то. А это оказалось обманом, ибо так быстро найти замену может только тот, кому не столь важно, кто будет его возлюбленной. Права была мама. А мы ещё не верили ей.

Ксения глубоко вздохнула и вновь опустилась на стул. Я положила руку ей на плечо в знак поддержки, но не находилась, что сказать. Все слова будто вылетели из головы.

Лишь одна мысль всегда была со мной. Ксения не забудет этого мальчика, как не забыла первую подругу в детском саду, первый поход в школу и всё то, что произвело на неё неизгладимое впечатление. Она, конечно, полагала, что большей грусти, чем сегодня, не испытает никогда. Но я-то знала, что всё только начинается. И совсем скоро эта безобидная грусть уступит место немыслимым страданиям. В её сердце только зацветали лепесточки, обещавшие превратиться в большие ягоды. Но, разумеется, я и не помышляла говорить ей об этом, чтобы не огорчать лишний раз, хотя она всё равно не поверила бы мне. Вместо этого я очередной раз предложила ей поесть, и она, совсем изголодавшаяся, с удовольствием согласилась. Но когда мы уже было покинули комнату, она вдруг остановилась у двери и резко обернувшись, сказала предупредительно:

– Только, Зина, имей ввиду, что я не влюблена! А плакала, потому что мне стало немного обидно.

– Конечно, – кивнула я. – Идём на кухню.

За столом уже собрались остальные домочадцы. Андрей Иванович, как всегда, эмоционально рассказывал жене о ферме. Он был так неравнодушен к своим лошадкам, что готов был посвящать целые часы разговорам о них. При том ему хотелось донести до собеседника как можно больше информации, потому он говорил очень быстро и громко. Жена его всем видом показывала, что не испытывает восторга от бесед на эту тему, но увлечённый собственным монологом хозяин этого не видел в упор.

Когда мы с Ксенией сели за стол, Андрей Иванович вдруг вспомнил, что встречался сегодня с лучшим другом. И я вдруг с досадой подумала, что пока в этом доме будет звучать фамилия Садовский, бедная девочка будет вспоминать Виктора, а это ей было совсем ни к чему.

– Представляете, – сказал хозяин, – сын Олега с прошлой недели – главный агроном в колхозе.

– Как же это получилось, что его так быстро назначили? – удивилась Ольга. – Насколько я знаю, ему и тридцати нет.

– Старый агроном умер. Лучшей кандидатуры, чем Иван, на примете не оказалось. А что? Молодой, образованный, порядочный человек. Почему бы и нет?

– Ну да, – задумчиво проговорила Ольга, сделав глоток чая. – А жениться не собирается?

– Не знаю. Два года встречается с какой-то Иринкой. Олег вроде бы даже квартиру им купил. Но пока только сожительствуют. Младший быстрее женится, чем старший, – усмехнулся хозяин и допив свой чай, встал из-за стола и удалился из кухни.

– Ну – ну, – пробормотала ему вслед Ольга, – женится, конечно. Кстати, – женщина с улыбкой обратилась к дочери, – он всё ещё один ходит или с новой пассией?

Я подумала, что узнай сейчас Ольга правду, мне придётся признать свою ошибку. Тогда я легонько наступила девочке на ногу под столом, давая тем самым понять, что лучше ей будет солгать. Но Ксения толи не поняла намёка, толи не хотела ничего скрывать от матери.

– С новой, – ответила чуть слышно она.

Ольга рассмеялась и с лицом чемпиона вскочила со стула и заходила взад-вперёд по кухне, скрестив руки на груди. Я приготовилась слушать её издевательскую речь и про себя ругала Ксению за то, что она упустила возможность избежать этого.

– Зина, – весело и злобно проговорила хозяйка, – а не ты ли ещё на прошлой неделе утверждала, что этот тип искренне любит нашу девочку?

Я молча кивнула головой.

– И не ты ли пророчила им свадьбу и долгие лета вместе?

– Да, я, Ольга Николаевна, – сухо отозвалась я. – Но я не отказываюсь от своих слов и по-прежнему считаю, что, если бы вы не вмешались в дела молодых людей, у них всё могло бы получиться.

– Прекратите! – вскрикнула девочка и стукнул кулаком по столу. – Мне нет никакого дела до Садовского, и я больше не желаю ни говорить, ни слушать про него! Я предпочитаю забыть его раз и навсегда и пожалуйста прошу, не мешайте мне это делать!

Ксения стремглав убежала в свою комнату, и никто не видел её до самого утра.

Естественно, мы вняли просьбе девочки и не упоминали вслух имя Виктора. Собственно говоря, мы сами не сильно нуждались в разговорах о нём.

Не знаю, что творилось в голове и душе юной хозяйки, но с каждым новым днём домочадцы всё больше боялись стать жертвами её неукротимого нрава. От полюбившейся мне девочки Ксении осталось только милое лицо и прямая осанка. В остальном же она так изменилась, что казалось, в неё вселился сам Диавол. Отныне завтракала, обедала и ужинала эта особа в одиночестве, а мне и родителям отказывалась составлять компанию. Она крайне мало общалась со мной и отцом, матери постоянно грубила. Помню, как две хозяйки не на шутку рассорились. Перед этим Ольга обеспокоенно спросила у меня, с чего бы дочери вести себя так дерзко. Кстати, в связи с происходившими с девочкой изменениями, мы со старшей хозяйкой сблизились, и она стала ко мне гораздо благосклоннее. Я предположила, что виной всему переходный возраст Ксении. И в самом деле, медицина, должно быть, обсчиталась случаев, когда спокойный и мирный ребёнок превращался в исчастие ада. Женщина согласилась со мной и успокоилась. А когда застала Ксению за чтением книги в гостиной, села с ней рядом на диван и хотела положить руку на плечо дочери. Но та резко отодвинулась от матери с таким выражением лица, словно её захотел потрогать последний бомж мира. Думаю, в тот момент Ольге стоило отдать должное за то, что при своём строптивом нраве она продолжала проявлять терпение к ещё более строптивой дочери. С несвойственными женщине спокойствием и мягкостью она сказала:

– Дочка, в последнее время ты сильно изменилась, стала более грубой, неподступной. Но в том, конечно, нет твоей вины. Это всё возраст. И я подумала, что нам стоит побороться с нашей проблемой. Давай сходим к психологу?

Предложение матери девочка отклонила, ответив, не отрываясь от книги:

– У меня нет проблем. Тебе надо – ты и иди.

– Послушай, – сказала мать уже более строго, истрачивая последние капли терпения, – ты понимаешь, что своим поведением омрачаешь жизнь и себе и другим? Я тебе не враг и никогда им не была. Я всего лишь как любящая мать хочу тебе помочь.

Всё это время девочка лежала на диване и с таким негодованием глядела на мать, будто та обзывала её самыми скверными словами. А когда вскочила с дивана и принялась в ответ кричать на Ольгу, стало ясно, что её задело каждое слово родительницы.

– Поверь, я отношусь к тебе точно также, как ты относишься ко мне. Ты давно начала омрачать мне жизнь, и продолжаешь это делать. Ты всё испортила. Ты всегда всё портишь. Говоришь, не враг мне? Ты хуже врага! Ты враг, который приносит беды исподтишка! И ты никогда не хотела мне помочь, ты способна только на гадости.

С этими словами Ксения схватила свою книгу и убежала наверх. Ошеломлённая и красная, что рак, Ольга сидела на диване, положив руку на сердце и растерянно глядела на меня.

– Зина, я не понимаю, – чуть слышно проговорила она. – Что я сделала? В чём я провинилась перед ней? Ты говоришь переходный возраст. Но ведь к Андрею и к тебе она нормально относится. А меня просто ненавидит.

Я сидела в кресле и вязала шарф спицами. Мне нечего было ответить хозяйке, и я только пожала плечами.

– Не корите себя, Ольга Николаевна, – попыталась я утешить хозяйку. – Если вдруг вы и совершили что-то неблагоразумное по отношению к дочери, то сделали это непреднамеренно.