Кирюсик сдвинул черные очки на лоб и… испортил кульминационный момент. Джеймс Бонд растворился в полумраке склада. Передо мной стоял довольно потрепанный мужчина с огромным фингалом под левым глазом. Надо бы поинтересоваться у «Сукиных детей», не новенькая ли из Боткинской аптеки дала отпор любвеобильному «магнату».

– Мария Степановна, – не оборачиваясь к старушке, позвал Кирюсик, – не могли бы вы подежурить несколько дней без Евгении Ключевой? За двойную оплату?

– Да–да, конечно! – бодро откликнулась преисполненная важности сменщица. По ее змеиной улыбке я сразу поняла, что она меня уделала. Вполне может сдаться, что, вволю наплясавшись на моих костях, она задержится на временной подработке и таким образом соберет довольно–таки приличную сумму для достойной встречи Нового года.

Э–эх, сказала бы мне, я бы сама по–дружески купила ей баночку красной икры.

– А вы, Ключева…

Боже, как официально!

– … отстраняетесь от работы до выяснения обстоятельств. Сдайте, пожалуйста, ключи.

Вот так я осталась и без работы, и без «Любарума». Когда я вышла в торговый зал, положив у кассы ключи от личного шкафчика, склада и входной двери, Марь Степановна хлопотала над лицом Кирюсика, намазывая синяк бодягой, охая и ахая, и почем свет ругая дворников, не посыпавших реагентом заледенелый тротуар.

Я не стала ее переубеждать. Мало ли как сложится расследование? Зачем сжигать мосты и рассказывать ей, каким образом Кирюсик получил боевое ранение. Катюха, та самая, из новеньких, оказалась мастером спорта по боксу. Надо бы взять у нее пару уроков.

А пока – в глушь, в Саратов!

Галка, прими меня в свои объятия! Хочу поплакаться на твоей груди.

Ну и родителей повидать надо бы.

Собрав вещи и вызвав такси, я отправилась в поселок. «Тихие воды» – замечательное место.

Мимо пролетали согнутые под снегом деревья, в стекло бились жесткие снежинки, а я вытирала набегающую слезу.

Ну почему же мне так не везет?

Прощай король! Прощай халиф! И ты, Чингачгук, прощай! Не свидеться нам больше!

А на горизонте ни одного принца. В поселке только стар да млад. Местному ловеласу, самому старшему из подрастающего поколения, всего–то семнадцать.

Я еще не до такой степени одичала, чтобы бросаться на детей.

Как ни странно, за последнее время мне только один нормальный (ну ладно, условно нормальный) мужик и встретился, и тот во сне.

Жалкая я. Невезучая. Стоило только разобраться, что мои сны вещие, как тут же потеряла ключи в рай…

– Женька! Какими судьбами?! – Галина наспех вытирала руки о рабочий фартук. Я едва успела бросить рюкзак на пол, как она прыгнула ко мне на шею. Маленькая, а такая тяжелая.

– У меня незапланированный отпуск, – я не стала с порога вываливать накопившееся. Всему свой черед. Как издревле поступают в деревне? Сначала накормят–напоят, а потом уже и в печь сажают. – У тебя есть чего пожевать? С утра маковой росинки во рту не было.

В мастерской у Галки тепло – в углу стоит печь, где она свои изделия обжигает. Ей гончарное дело от деда досталось. Старик сначала хотел умения сыну передать, потом Галкиному старшему брату, но те оказались бесталанными и выбрали иную стезю – служение Родине, где приносили гораздо больше пользы. На радость отчаявшегося деда недюжинный интерес проявила внучка. И помощницей оказалась такой отменной, что старик годочков через пять отошел в иной мир с улыбкой на устах: нам всегда хочется, чтобы то дело, в которое мы вложили душу, после нас не зачахло.

Короче, Галка подхватила знамя из рук павшего бойца, и громкое имя Романовых по–прежнему звучало то на выставках, то в кругу ценителей керамики.

– У меня только кефир, – она обернулась на литровый пакет, низ которого был залапан грязными руками: пила не отходя от гончарного круга. – А вечером я собиралась к твоим родителям на бешбармак.

Я чуть не подавилась слюной.

– Ты сразу ко мне заскочила? – Галка была смущена, что не может нормально встретить дорогую гостью. Но я ее понимала. Когда тебя охватывает азарт созидания, о еде и времени начисто забывается. Не сказать, что я человек искусства – лишь однажды увлеклась вышивкой крестом и прекрасно помнила, как до утра не могла оторваться от салфетки, растянутой на пяльцах. Потом в школе спала на парте. И на кой черт мне сдалась эта тряпка?

Крестики–мережки – все осталось в прошлом.

– Можно я у тебя поживу? Я и в магазин слетать могу, и кормить тебя по часам…

– Выкладывай, что произошло? – Галка развязала тесемки фартука. Подруга дороже искусства. Приятно.

– Я влюбилась…

Через час, когда было рассказано все то, что другие посчитали бы бредом сумасшедшего, Галка крепко меня обняла.

– Мы найдем этого гада, и заставим тебя полюбить. Обещаю.

– Алло, Галчонок! Ты не забыла, все три встречи происходили во сне?

– А скво? А будильник в шесть ноль–ноль? Нет, король–халиф–вождь краснокожих точно существует, нужно лишь знать, где он ходит. Там и разложим силки.

– Ну, ты, мать, сильна! – даже я опешила. – Думала, смеяться будешь, а ты… Или все–таки смеешься?

– Женька, ты об одном забыла: мужчина, купивший первую бутылку «Любарума», реально существует. А кто, как не он, мог являться к тебе во сне?

– Скорее всего, я являлась к нему…

– Это неважно! Смотри: ты три ночи подряд пила снотворное…

– Нет, был перерыв. Это когда мы с тобой купались в пене и пили шампанское…

– Не перебивай. Что я хочу сказать? Он тоже пьет снотворное. Каждую ночь. А значит?

– У него бессонница?

– Балда. Ему нравится видеть сны, в которых он то король, то халиф и… – Галка смотрела в ожидании, что до меня, наконец, дойдет, на что она намекает.

– Блин! Сколько интересного я пропущу! – я грызла ноготь большого пальца.

– Все. Не могу, – сдалась Галина. – Тебе надо поесть. Видимо голод притупляет мыслительные процессы. Пошли к твоим родителям.

Я покачала головой.

– Нет. Пока не скажешь, что придумала, с места не сдвинусь.

– Какая же ты глупая! «Любарум» у него рано или поздно закончится. И вождь краснокожих придет за новой порцией. В твою аптеку.

– Но «Любарума» нигде нет! Я же говорила, что обзвонила все аптеки города – о таком снотворном никто не слышал.

– Вот именно. Поэтому он придет туда, где купил его. Тот, кто произнесет волшебную фразу: «Дайте мне бутылочку “Любарума”», и есть твой таинственный незнакомец! Тебе остается лишь рассчитать, когда это событие случится и дежурить в аптеке день и ночь. И пожалуйста, не тупи! – Галка видела, что я уже открыла рот, чтобы спросить, как определить приблизительную дату.

Пришлось его захлопнуть.

– Высчитываешь, сколько всего капель в бутылке, – делилась знаниями подруга, – делишь на пять, и ву а ля, ты знаешь точное количество ночей.

– Так–так–так! – я достала телефон и прочитала вслух найденный в гугле ответ: – «Фармацевтической мерой капли принято считать 0,05 мл, таким образом, 20 капель есть 1 мл».

– Сколько миллилитров было в твоей бутылочке? – Галка достала калькулятор.

– Сто… – мой голос упал. Шляпа я.

– Мда… – Галина обескураженно смотрела на полученную цифру. – «Любарум» кончится у него через год.

Я повесила нос.

– Не грусти, подруга! Все будет хорошо! – Галка хлопнула меня по плечу. – Как говорил Пастер «Фортуна улыбается только тем, кто к этому готов». А мы ведь готовы? Так, слезы вытерли, улыбнулись и вперед! Нас ждет бешбармак. Родители хоть знают, что ты приехала?

Глава 9. История Ильи Самоделкина и Сашеньки Винт

Нет повести печальнее на свете,

Чем повесть о Ромео и Джульетте.

У. Шекспир

Рядом с родителями мы всегда остаемся детьми. Несмышлеными, требующими наставлений, заставляющими переживать и не спать ночами. Как только переступаю порог отчего дома, такой становлюсь и я – казалось бы, взрослая, самостоятельная женщина.

– Ой, Женька приехала! – мама всплеснула руками, коротко обняла и стащила с плеча рюкзак, в который я набрала в местном сельпо всяких подарков. Магазины в городе едва ли порадовали бы лучшим ассортиментом. – А говорила, до следующей недели выбраться не сможешь?

– Я… э–э–э…

– Мать, ты чего дитя у порога держишь? – папа, как всегда, пришел на помощь. Он появился из кухни с огромной скалкой в руках, обнял так крепко, что я пискнула, и наверняка оставил на одежде мучные следы. В приготовлении бешбармака он главный. Маме доверяли лишь вилку, которой она с регулярностью немецкого автомата тыкала мясо, проверяя его на готовность. А могла бы и не тыкать. Тут папа хитрил – иначе маму на кухне не удержать, и катай тогда тесто в одиночестве. А так и поговорить можно, и посмеяться, и жена при деле. Этот секрет знала только я, а мама была уверена, что без ее участия мясо наверняка останется жестким.

Выполняя ответственное задание, стоя у кастрюли, исходящей паром, мама раскраснелась, отчего стала еще больше похожа на русскую красавицу. Такую белотелую, с щеками яблочками, с собранной на затылке косой и с яркими аметистами в ушах. Утратив городской лоск, извечную синеву под глазами от тяжелого бухгалтерского труда, заодно избавилась она и от тех болезней, что дарила людям цивилизация. Отец, пребывающий в вечных командировках, не без боли замечал, как сильно и в не лучшую сторону менялась его Лада – так он ласково называл маму. Задерганная работой, торопливым ритмом города, видящая природу только по телевизору или во время недолгой поездки к морю, она с годами становилась такой же серой и унылой, как и бетонные здания вокруг нее. А ведь его Лада слыла первой красавицей финансового института! Поняв однажды, что город когда–нибудь отнимет у него любимую, глава семьи Ключевых принял кардинальное решение – купил дом в Тихих водах. Тому способствовала моя Галка, не раз расписывая красоты природы и простоту деревенского быта. Хоть Тихие воды и носили со времен Союза статус поселка, навсегда остались деревней. «Роза пахнет розой, хоть розой назови её, хоть нет».

– Помочь? – я сунулась на кухню, но тут же скалка уперлась мне в грудь. И что за манеру взяли мужики?

– Бешбармак – чисто мужское блюдо, иначе не получится, – предостерег меня папа, стоящий среди веревок, на которых сушились простыни из теста. Сейчас он соберет их и нарежет на крупные квадраты. Кастрюля, готовая принять первую порцию своеобразной лапши, уже булькала подсоленным бульоном.

– А хотя бы луковицу почистить?

– Иди лучше на стол накрывай! На шесть – семь персон. У нас будут гости.

– Кто?

– Соседи.

Невнятный ответ отправил меня в горницу, где почти всю комнату занимал овальный стол. Папина мечта собирать за ним большую семью, размноженную моими стараниями, никак не осуществлялась. Нет принца, откуда же взяться инфантам? Признаю, моя вина. Места, отведенные для будущего мужа и выводка детишек, занимали то соседи, то папины сослуживцы, то мамины городские подруги. Гостеприимный дом встречал вкусными пирогами, разогретой банькой, а в зимнее время и прорубью в реке, что текла, можно сказать, через задний двор.

– В горнице моей светло–о–о–о… – запела я, заставив Галку, сидящую на диване, поморщиться. Она лениво листала толстый журнал, который принесла с собой.

Вдвоем мы застелили стол льняной скатертью, расставили глиняные тарелки – подарок Галчонка на родительское новоселье, вытащили из серванта рюмки и стаканы, сгоняли в погреб за соленой капустой, мочеными яблоками и хрустящими огурчиками – вот такое дополнение к «иноземному», читай казахскому, блюду.

Управившись, уселись терпеливо ждать, когда нас покормят.

– Что за журнал? – спросила я, видя, как Галка пристраивает его на столе рядом со своим прибором.

– Москвичи привезли. Там статья об их ресторане.

– Это который ты оформляла?

Галка, скромно потупив глазки, кивнула.

– Да ладно? И молчишь?

– Вот сядут все за стол, и наступит на моей улице праздник.