– Мама! – возмутилась Вика. – Папа же услышит!

– И что? Думаешь, он не знает этого? Каждый месяц меня спрашивает: ну что, моя Викуша не нашла себе еще ухажера? И я постоянно его расстраиваю и говорю: нет, она все золото в Москве решила отремонтировать. Я, кстати, в твоем возрасте уже имела трехлетнюю тебя. Так что давай вперед, не надо как царь Кащей над златом чахнуть. Иди, хотя бы познаешь секс, – она ехидно хихикала, – я пока за твоего отца замуж вышла, покувыркалась в разных постелях. Этот опыт тоже необходим, а то пойдешь под венец с каким-то импотентом, потом всю жизнь жалеть будешь.

А Вике не нужен был просто секс. Ей нужен был Андрей. Целиком и навсегда. А так как получить его навсегда вряд ли бы удалось, она решила не разбивать себе сердце и держаться от него подальше.

Мать Вики звали Амелия. Красивое имя, да и женщиной она была яркой: блондинка с пышными формами, голубыми глазами и курносым, но очень миленьким носом. Отца звали Николаем: высокий, худощавый, русые прямые волосы, синие глаза. Вика была похожа на него, только вот цвет глаз получился смешанным и необычным: голубые с яркими синими вкраплениями на радужке. С мамой у Вики были прохладные отношения. Отец и тот был мягче и ласковей с ней, мог обнять и поцеловать в висок. Воспитанием Вики в основном занимались бабушка и дедушка по материнской линии, а родители почти все время пропадали на рынке, в Турции и Китае – челночили, больше в девяностых заниматься нечем было. Жили все вместе в двухкомнатной хрущевке на Тихом Стане, а когда родители заработали на квартиру, то купили двушку чуть ближе к центру – на улице Удальцова.

По отцовской линии, Николай был родом из Владивостока, Вика не знала практически никого, только слышала про бабушку Валю и тетю Жанну, родную сестру отца. Там была какая-то сложная семейная драма, она поняла только, что Жанну любили, Николая нет и поэтому он сразу после окончания школы уехал в Москву и больше никогда в родной город не возвращался.

Девочка знала только одного дедушку и обожала его, тот постоянно сажал внучку к себе на коленки, гладил волосы, целовал щечки. Дедушка работал в ювелирной мастерской и почти все время пропадал там, но маленькая Вика всегда ждала его с работы, потому что он никогда не забывал о внучке и приносил ей гостинцев: то конфету в красивой упаковке с Красной Шапочкой, то пряники, то печенье. Потом они втроем с бабушкой садились за стол ужинать и пить чай с бубликами.

Бабушки не стало, когда Вика училась на первом курсе института, дедушка очень сильно переживал уход любимой и продержался без нее всего год.

Мать стала уделять дочери больше внимания, когда она из девочки превратилась в девушку и со стороны складывалось впечатление, что они две подруги. Она даже просила Вику не называть ее мамой при людях и постоянно советовала, на какого парня обратить внимание, а какого лучше игнорировать. Отец мог взъерошить волосы и философски протянуть: «Ох, Вику-у-уся, какая же ты у меня девка выросла!» Но все же пока она училась в школе, родители советовали ей «не спешить в отношениях с мальчиками».

– Этим сопливым парням ничего, кроме секса, от тебя не надо. Запомни это. Я сам был когда-то таким прыщавым подростком и могу тебя в этом уверить.

Когда она закончила школу и поступила в университет, родители стали намекать, что пора бы им уже познакомиться хоть с одним поклонником, но Вика отвечала, что ей не до этого, она грызет гранит науки.

И вот мать наконец-то обрадовалась, что у дочери появился парень. Но из-за черствости и равнодушия даже не спросила, кто он и чем занимается, а Вика не спешила делиться. Она решила действовать по интуиции.

И вот сейчас она сидела напротив Андрея, слушала его голос и умирала от желания. Это было дикое животное чувство, никогда ранее ею не изведанное, какое-то колоссальное физическое притяжение, химия: и в воздухе, что искрил, и в умопомрачительном запахе свежести, который исходил от Андрея, и в ее теле, что желало ласки. Когда он смотрел на нее, по шее и груди пробегал жар, а живот скручивало, но это была приятная боль. Это было возбуждение, о котором Виктория неоднократно читала, но никогда раньше не испытывала.

Андрей отвез ее на машине к дому. Прощались они у подъезда, он поблагодарил ее за прекрасный вечер и сказал:

– Я приглашаю тебя послезавтра на балет в Большой на «Евгения Онегина».

Глаза Виктории вспыхнули:

– В Большой? – переспросила она.

– Угу. Композитор…

Она перебила его:

– Петр Ильич Чайковский. Когда-то у меня была мечта исполнить партию Лариной.

– Ты занималась балетом?

Она горько улыбнулась.

– Расскажешь мне в следующий раз?

Виктория кивнула, а ее щеки снова залило лихорадочным румянцем.

Спать легла она, как только поставила цветы в вазу. Долго смотрела на них и гладила бархатные лепестки, глупо улыбаясь. Уснуть удалось только на рассвете, а с утра вскочила и побежала на работу, чтобы еще хоть разок посмотреть на него. А может, даже и поговорить удастся…

Лучше страстно любить и потерять, чем никогда не любить

Андрей вернулся домой, когда стемнело. Не успел он раздеться, на его телефон пришло сообщение, что тест готов и результат можно узнать по ссылке.

Он кликнул, прошелся глазами по черным буквам и, тяжело выдохнув, присел на диван.

Шесть лет назад он не решился на этот тест, а сейчас какого-то черта он это сделал!

Андрей чертыхнулся и, облокотившись на спинку дивана, закрыл глаза.

И что ему сейчас делать? Как жить? Опять медленно умирать пару лет? Да каких «пару»? Все пять с половиной, которые он прожил без Виктории можно смело вычеркнуть.

И этот мальчишка… Никита. Он ведь его точная копия. Неужели такое возможно? Конечно!

Андрей вскочил и вытащил из шкафа старый семейный альбом. Рассматривая свои детские фотографии, он внимательно всматривался в мальчишечье лицо, которое было один в один как у Никиты.

Резко захлопнув альбом, он набрал своего старого знакомого, который когда-то работал у него в службе безопасности:

– Данила, привет, это Топазов. Помнишь наш старый кейс с тринадцатого года?

– Балерина?

– Да. Нужна срочно вся информация о ней.

– Если я не ошибаюсь, она в Канаде? Что именно надо? Поставить прослушку? – спросил Данила.

– Пока нет. У нее есть ребенок, сын. Мне нужно знать, когда он родился, где, кто его отец, есть ли у нее муж, где она живет и чем занимается.

– Понял. Боишься, что твой малец?

Боялся ли Андрей? Он только сейчас понял, что если это его сын, то…

Он тихо выругался и, закрыв глаза, сказал:

– Пока найди эту инфу. Потом надо будет еще кое-то проверить.

Он встал с дивана, подошел к бару, достал лед из маленькой морозильной камеры, серебряными щипцами положил пять кусочков в стакан и сверху налил виски. Чуть пригубив, он понял, что не хочет пить. Не может. Потому что свою порцию, которая дается человеку на жизнь, он выпил в декабре 2013 года. Из запоя его вытащил Михаил. Первую неделю тот пил вместе с ним, а потом уже пытался остановить. Удалось не сразу. Да и как удалось? Андрея стало воротить не только от алкоголя, но и от жизни. На работу идти не хотел, есть не хотел, руки опустились сами собой и наступили полная апатия и дезориентация. Он целыми днями стеклянными глазами пялился в телевизор, никого не замечая. Когда звонили родители – Андрей не поднимал трубку, даже когда мама заподозрила что-то неладное и прилетела в Москву – она ничего не могла поделать. Сын говорил, что с ним все хорошо, и только выпытав у его лучшего друга, что случилось, она стала упрашивать Андрея поехать погостить к ним в Израиль, но он, конечно же, не согласился.

Вытащили его из этой ямы опустошенности сама жизнь и время. Правда, выбирался он из этой глубокой воронки долго. Года два вообще женщин видеть не мог. Смотрел на красивую блондинку, и его воротило. Но время все же помогло вернуться к жизни. Большую роль в этом восстановлении сыграла Олеся. Со свойственной ей наглостью она просто не замечала его равнодушие, плохое настроение и апатию. Когда он прогонял ее, она уходила, но на следующий день возвращалась.

Познакомились они на набережной возле Москва-Сити. Андрей вышел покурить и прогуляться после совещания: тяжелая голова раскалывалась от тупой, бьющей в висок боли. Погода была мерзкая: холодный майский дождь третьи сутки лил как из ведра. Но когда в душе такой же ливень, то погоду за окном почти не замечаешь. Он перешел дорогу и прошел посмотреть на реку, как рядом притормозила девушка на самокате. На ней была болоньевая куртка и джинсы, поверх одежды салатовый дождевик. В одной руке она как-то умудрялась держать прозрачный зонтик.

– Похоже, чувак, ты не в себе, да?

Андрей попытался зажечь сигарету, но та моментально промокла, и он достал из кармана пачку, чтобы вытащить вторую. Над его головой возник зонтик, и только тогда он одарил девушку взглядом. Совсем не добрым и незаинтересованным.

– Давай закуривай, тебе же явно надо.

Андрей действительно прикурил и, сделав глубокую затяжку, прикрыл глаза.

– Что у тебя случилось? – не отставала Олеся.

– Ничего, – тихо произнес Андрей, – просто устал.

О том, что устал он от сухих и бестолковых дней, Андрей промолчал.

– Работаешь тут? – она кивнула на высоченную башню.

– Угу.

– Круто. Давно мечтаю работать в Сити.

– А кто ты по специальности? – Андрей еще раз затянулся сигаретой.

– Никто, – девушка громко рассмеялась. – Все никак не могу закончить институт. А ты кем работаешь?

Андрей скривился и пожал плечами, на которые все же попадал дождь.

– Фиг его знает. Что-то делаю.

– О, так ты философ? Поехали со мной!

Андрей серьезно посмотрел на девушку, потом на самокат, но Олеся не унималась:

– Давай, не бойся. Мы оба худенькие и стройные, поместимся. Вставай сзади, держись за меня, и ты не пожалеешь!

Андрей подумал, что хуже, чем ему было сейчас, уже точно не будет, встал на подножку самоката и обнял Олесю сзади.

Они действительно добрались быстро и без приключений. Олеся привезла его в кафе «Шинок», заказала ассорти из шести видов сала, попросила дополнительно принести им чеснока, на горячее была ножка молочного поросенка, запеченная на ольховых дровах, а на десерт варенье из земляники.

Только когда они закончили обедать, Андрей понял, что вышел на набережную и не захватил с собой кошелек.

– Да не парься ты, я оплачу. Будешь должен, – Олеся задорно засмеялась.

– Тогда я тебя подвезу до дома, – предложил Андрей.

– На чем? – продолжала веселиться девушка.

– Майбах тебя устроит?

– А где он? До него мы будем добираться опять на самокате?

– Нет, водитель подъедет и заберет нас, – успокоил ее Андрей, улыбаясь.

С этой девушкой ему впервые за последних четыре года было нормально. Нет, не хорошо, просто нормально. Она его не напрягала, не раздражала. Наверное, если бы у него была сестра, то она походила бы на Олесю.

– У тебя есть водитель? – удивилась девушка, а потом прищурилась и шепнула ему на ухо: – А может, у тебя еще есть деньги снять на ночь «Four season» на Красной площади?

Андрей хмыкнул и задумался: надо ли ему это? Так хорошо сидели, говорили по душам, Олеся рассказала про строгих родителей и как она назло им вышла замуж за первого встречного. А теперь эта замужняя дама предлагает ему переспать с ней?

Пока он думал, девушка тяжело вздохнула и махнула рукой:

– Понятно, нет у тебя таких бабок. Да и у меня нет. А вот мечта переночевать в крутом отеле в пентхауса на Красной площади – есть.

– Будет тебе пентхаус! – Андрей взял телефон и выдал инструкции водителю.

Через полчаса они уже были в отеле. Пентхауса не оказалось, но им предложили номер люкс «Королевский юг» с частной террасой и видом на Красную и Манежную площади.