Следующие полтора года я провел в поисках ответов, перелетая из Пуэрто-Рико в Японию, из Шри-Ланки в Гондурас. Я видел, как люди погружались на тридцатиметровую глубину, чтобы с помощью гарпунов закрепить спутниковые передатчики на спинных плавниках акул-людоедов. Я погружался на сотни метров в самодельной подводной лодке, чтобы пообщаться со светящимися медузами. Я разговаривал с дельфинами. Со мной разговаривали киты. Я плавал лицом к лицу с самым большим хищником в мире. Мокрый и полуголый, в состоянии азотного наркоза я стоял с группой исследователей внутри подводного бункера. Я парил в невесомости. У меня была морская болезнь. Солнечные ожоги. И адские боли в спине от полетов в узком кресле на многие тысячи километров. И что же я обнаружил?

Я понял, что мы связаны с океаном гораздо теснее, чем кажется большинству людей. Мы – порождение океана. Каждый из нас начинает жизнь, плавая в околоплодных водах, состав которых практически идентичен составу морской воды. По своей физиологии мы поначалу подобны рыбам. У месячного эмбриона сперва вырастают не ноги, а плавники; что касается рук, то их отделяет от превращения в плавники всего один ген. Сердце плода на пятой неделе имеет две камеры, что характерно для рыб.

По химическому составу человеческая кровь удивительно похожа на морскую воду. Младенец рефлекторно поплывет брассом, если его поместить в воду, и может без малейшего дискомфорта задерживать дыхание примерно на 40 секунд – гораздо дольше, чем многие взрослые. Мы теряем эту способность только тогда, когда начинаем ходить.

По мере взросления у нас развиваются амфибийные рефлексы, которые позволяют нам погружаться на невообразимые глубины. Такое давление, как на этих глубинах, могло бы покалечить или убить нас на суше. Но не в океане. Океан – другой мир с другими правилами. Чтобы понять его, нужно думать по-другому.

Чем глубже мы погружаемся, тем необычнее все становится.

Когда вы находитесь на глубине в несколько десятков метров, взаимосвязь человека с океаном ощущается на физическом уровне: вы чувствуете ее в соленом вкусе крови, видите ее в похожих на жабры дугах у восьминедельного плода, замечаете ее в амфибийных рефлексах, общих для людей и морских млекопитающих.

За пределами выживания человека при свободном погружении, на глубине около 200 метров, взаимосвязь с океаном становится сенсорной. Ее можно наблюдать у глубоководных животных.

Чтобы выжить в мире, где нет света, в условиях холода и высокого давления, животные – акулы, дельфины, киты – развили дополнительные чувства, позволяющие им ориентироваться, взаимодействовать друг с другом и видеть. У нас тоже есть эти экстрасенсорные способности; как и главный рубильник, они являются рудиментами нашего общего океанического прошлого. Эти чувства и рефлексы латентны и почти не используются людьми, однако они не исчезли. И похоже, они возрождаются, когда мы отчаянно в них нуждаемся.

Именно эта связь между океаном и нами, между нами и морскими существами, ДНК которых в немалой степени совпадает с нашей, затягивала меня все глубже и глубже.

На уровне моря мы такие, как есть. Кровь течет от сердца к органам и конечностям. Легкие вбирают воздух и выдыхают углекислый газ. Синапсы в мозге передают сигналы с частотой около восьми импульсов в секунду. Частота сердечных сокращений – от 60 до 100 ударов в минуту. Мы видим, осязаем, обоняем, слышим и чувствуем вкус. Наши тела привычны к существованию на поверхности воды или выше.

На глубине около 20 метров мы уже не совсем мы. Сердце бьется вдвое медленнее. Кровь начинает резко отливать от конечностей, устремляясь к более важным внутренним органам. Легкие сокращаются до трети своего обычного размера. Чувства притупляются, а синапсы замедляются. Мозг погружается в глубоко медитативное состояние. Большинство людей способны нырять на такую глубину и чувствовать эти изменения в своих телах. А некоторые ныряют еще глубже.

На 90 метрах мы меняемся радикально. Здесь давление в десять раз больше, чем на поверхности. Органы перестают функционировать. Сердце бьется в четверть своей нормальной частоты, медленнее, чем у человека в коме. Чувства пропадают. Сознание впадает в сумеречное состояние.

На глубине в 180 метров давление океана почти в двадцать раз превышает давление на поверхности; оно настолько велико, что большинство людей не могут его выдержать. Лишь немногие ныряльщики решались погружаться на такую глубину; еще меньше остались в живых. Но с тем, что не по силам людям, справляются другие животные. Акулы ныряют на глубину 200 метров и даже гораздо глубже, используя чувства, о которых мы и не догадываемся. Среди них магниторецепция, настройка на магнитные импульсы расплавленного ядра Земли. Исследования дают основания предполагать, что у людей тоже есть такая способность и что они, возможно, на протяжении тысяч лет использовали ее для ориентирования в океанах и непроходимых пустынях.

Судя по всему, 250 метров – абсолютный предел для человеческого организма при погружении без акваланга. И все же фридайвер из Австрии готов подвергнуть себя риску паралича или смерти и погрузиться еще глубже.

На глубине 300 метров вода становится холоднее, а света почти нет. Включается еще одно чувство: здесь животные воспринимают окружающую среду с помощью слуха, а не зрения. Эта дополнительная способность, эхолокация, позволяет дельфинам и другим морским обитателям «видеть» достаточно хорошо: они могут обнаружить кусочек металла размером с зернышко на расстоянии 70 метров и способны отличить шарик для пинг-понга от мяча для гольфа на расстоянии 90 метров. На суше способность к эхолокации используют слепые – они ездят на велосипедах по оживленным городским улицам, бегают по лесу и распознают здания с расстояния в 300 метров. Они не выделяются ничем особенным; при соответствующем обучении мы все способны видеть с закрытыми глазами.

На глубине 760 метров темнота становится непроницаемой, а давление здесь в 80 раз выше, чем на поверхности. Животных, обитающих на этих глубинах, опасность подстерегает со всех сторон. Скаты приспособились использовать электрические импульсы своих тел, чтобы насмерть поражать добычу и обороняться от хищников. Ученые обнаружили, что каждая клетка нашего организма тоже обладает электрическим зарядом. Тибетские буддийские монахи, которые практикуют йогу Туммо, умеют повышать температуру своего тела на 8 градусов, что помогает им согреваться в холодные зимы. Английские исследователи считают, что контроль за работой клеточных импульсов в наших телах позволяет людям не только генерировать тепло, но и лечить многие хронические болезни.

В черной и беспощадной глубине, на 3050 метрах, мы обнаруживаем кашалотов, чье социальное поведение, как это ни удивительно, больше напоминает поведение людей, чем каких-либо других существ на нашей планете. Кашалоты могут взаимодействовать друг с другом способами, которые, возможно, сложнее, чем любая форма человеческого языка.

Воды на глубине 6010 метров – самая суровая среда обитания в мире. Давление здесь в 600–1000 раз выше, чем на поверхности; температура едва превышает отметку замерзания. Нет света, и очень мало пищи. И все же жизнь есть и тут. Более того, эти жуткие воды, возможно, являются колыбелью всей жизни на Земле.

Два миллиона лет человеческой истории, две тысячи лет научных экспериментов, несколько сотен лет глубоководных приключений, сотня тысяч морских биологов-аспирантов, бесчисленные тематические ТВ-программы, «Неделя акул»^[3] – и все же мы открыли лишь малую часть океана. Конечно, люди иногда погружались на большую глубину, но разве они действительно что-то видели? Если сравнить океан с человеческим телом, то наши знания о нем подобны фотографии пальца, на основе которой мы делаем попытки понять, как работает все тело. Печень, желудок, кровь, кости, мозг, сердце океана – все, что в нем есть, то, как он функционирует, как мы функционируем в нем, – все это остается тайной, по большей части сокрытой в его темных, недоступных солнечным лучам водах.

Для пояснения отмечу, что у этой книги нисходящая траектория. С каждой главой она будет вести вас все глубже – от поверхности моря к самым темным его глубинам. Я погружусь так глубоко, как только смогу, а там, куда мне не удастся добраться, буду использовать посредника – одно из тех поразительно похожих на человека глубоководных животных.

Исследования, о которых я расскажу, составляют лишь ничтожную часть объема современных знаний об океане и касаются только связи с ним человека. Ученые, искатели приключений и спортсмены, упомянутые в книге, – всего лишь небольшая группа среди тысяч людей, стремящихся проникнуть в тайны океана.

Не случайно многие исследователи ныряют без акваланга. Я быстро понял, что фридайвинг – больше, чем спорт. Это быстрый и надежный способ приблизиться к некоторым из наиболее загадочных морских обитателей. Акулы, дельфины и киты, например, могут погружаться на триста метров и глубже, но изучать их на таких глубинах невозможно. Небольшая группа ученых недавно открыла способ вступить с этими животными в гораздо более близкий контакт, чем это удается морякам, аквалангистам или роботам-исследователям: нужно подождать, пока животные поднимутся к поверхности, где они кормятся и дышат, и подобраться к ним на их условиях – то есть в свободном погружении.

– Нырять с аквалангом – все равно что ехать по лесу на внедорожнике с поднятыми стеклами, включенным кондиционером и грохочущей музыкой, – говорил мне один исследователь-фридайвер. – Ты не просто изолирован от окружающей среды – ты вносишь дисгармонию. Животные тебя боятся, ты для них угроза!

Чем больше я вникал в дела этих ученых, тем больше мне хотелось принять в них участие и установить с объектами их изучения такой же близкий контакт. Я начал нырять самостоятельно. Я стал образцовым учеником. Я погружался глубоко.

Мои тренировки и погружения также стали частью нисходящей спирали этой книги – личным квестом по преодолению сухопутных инстинктов (известных также как дыхание), включению главного рубильника жизни и превращению моего тела в совершенный нырятельный аппарат. Только благодаря фридайвингу я сумел подобраться к животным, которые столь многому учат нас о нас самих, настолько близко, насколько это возможно физически.

Но я знал, что у фридайвинга есть свои ограничения. Даже опытным ныряльщикам обычно трудно погружаться глубже, чем на 45 метров, а если человеку это и удается, он не может долго оставаться на такой глубине. Среднестатистический новичок вроде меня после несколько долгих месяцев не может преодолеть отметку в десяток метров. Чтобы проникнуть глубже и увидеть животных, которые никогда не появляются у поверхности, я присоединился к другой группе фридайверов – субкультуре рукастых океанографов-любителей, революционизировавших и упростивших доступ к океану. Пока остальные ученые, работающие в правительстве и научных институтах, заполняли документы на получение грантов и страдали от сокращения финансирования, эти умельцы своими руками строили подводные лодки из водопроводных деталей, отслеживали акул-людоедов с помощью айфонов и расшифровывали загадочный язык китообразных, используя хитроумные штуковины, собранные из дуршлагов, ручек от метел и пары обыкновенных камер Go-Pro.