По учебному плану Фрэнсис Ли должна была передать учащимся специфические знания, позволяющие расследовать неожиданные и необъяснимые уходы из жизни, в частности определять время смерти, оценивать информацию о разложении и других посмертных изменениях, о травмах, нанесенных тупыми и острыми предметами. Ни в одной другой медицинской школе Америки не преподавали ничего подобного.

Ли была самой невероятной кандидатурой в лидеры зарождавшейся судебной медицины. Почтенная пожилая дама, питающая пристрастие к шляпкам без полей в стиле королевы Марии и черным платьям, которые она шила самостоятельно, Ли была одной из богатых и независимых представительниц Позолоченного века Чикаго. Женщина с непростым характером, почти недостижимыми стандартами совершенства и фанатичной целеустремленностью, Ли не просто вела курс судебной медицины в Гарварде. Благодаря силе своей личности и во многом за счет собственных финансов она практически единолично отвечала за становление судебной медицины в Соединенных Штатах.

Реформатор, педагог, правозащитница – ее влияние сложно переоценить. Эту почтенную матрону, стоявшую на пороге старости, почитали как одного из ведущих авторитетов в судебной медицине.

Но путь к этой точке был для Ли непростым. «Мужчины с подозрением относятся к пожилым дамам с идеями, – сказала она однажды. – Главная моя проблема – убедить их, что я не собираюсь во что-то вмешиваться или чем-то руководить. К тому же я должна внушить им мысль, что разбираюсь в том, о чем говорю»^[2].

Прошло семь лет с тех пор, как она одобрила назначение Морица на пост руководителя первого в стране университетского курса по судебной медицине, и они стали не только коллегами, но и друзьями. Вместе работали над новаторским проектом, способным перевернуть сферу расследования внезапных и подозрительных смертей, создали интенсивный недельный курс по судебной медицине для сотрудников полиции. Мориц и Ли наметили смелый, революционный план, собираясь обучить полицейских современным научным методам криминалистики.

Ли почти два года без устали работала над серией изощренно детальных миниатюрных диорам – они научат полицейских обследовать место смерти, идентифицировать подсказки, которые помогают определить причины внезапного или неожиданного ухода из жизни. Фрэнсис назвала эти обучающие модели «Этюдами на тему необъяснимой смерти». Но теперь из-за ее болезни казалось, что все эти масштабные планы обречены.

«Ни одна из моделей не завершена и не может быть завершена, – писала Ли Морицу во время реабилитации в нью-гэмпширской усадьбе Рокс, построенной на принадлежащих ее семье землях (шесть сотен гектаров). – Надеюсь, вы согласитесь со мной, что в данных обстоятельствах семинар для полиции провести невозможно»^[3].

Мужчины, собравшиеся в конференц-зале корпуса Е-1, приостановили свои мрачноватые занятия, чтобы составить черновик обращения, которое Мориц должен был передать Ли.

«Сим постановили, что все присутствующие на курсе по судебной медицине в Гарвардской медицинской школе обязуются быть вечно благодарны миссис Фрэнсис Ли и выражают свою признательность за всю ее щедрость, сделавшую возможной проведение данных курсов, которые, в свою очередь, так сильно продвинули развитие судебной медицины в Соединенных Штатах; а также все присутствующие искренне надеются на скорейшее выздоровление миссис Ли и ее возвращение к обычной жизни и самочувствию».

Чтобы оценить новаторскую роль капитана Ли в судебной медицине, необходимо отправиться в прошлое и узнать, как раньше выясняли причины смертей, в особенности смертей неожиданных и необъяснимых.

В 1944 году, согласно демографической статистике Соединенных Штатов, умерло чуть более 1,4 миллиона американцев. Большинство этих людей умерли у себя дома или в больницах. Свидетелями их смертей были врачи, медсестры, члены семей. Было известно, что они болели или перенесли травму, их состояние ухудшалось и затем они скончались.

Примерно одна из пяти смертей была внезапной или неожиданной. Скончавшиеся ничем не болели, умерли насильственной смертью, из-за причинения вреда здоровью или при иных неуточненных обстоятельствах^[4]. Всего в 1944 году было зарегистрировано около 283 тысяч подозрительных смертей, из них не более одного или двух процентов (в лучшем случае несколько тысяч дел) проанализировали квалифицированные медицинские эксперты – доктора, специально обученные диагностировать причины и род смерти. В то время лишь в Бостоне, Нью-Йорке, Балтиморе и Ньюарке работали компетентные криминалисты, обученные судебной медицине и располагавшие оборудованными кабинетами. В большей части Соединенных Штатов всё еще пользовались услугами коронеров, архаичным наследием средневековой Англии.

Несмотря на повсеместность и неизбежность смерти, она всегда привлекала особое внимание людей. Разумом мы понимаем, что это произойдет с каждым, но, когда кто-то умирает, нас это все равно печалит и пугает. Глубоко в душе коренится потребность найти ответ. Что случилось? Почему этот человек умер?

Первые попытки расследовать истинную причину смерти в основном касались самоубийств^[5]. На протяжении человеческой истории самоубийство рассматривалось как вызов богам или властям или преступление против себя. Солдаты Римской империи, покончившие с собой, считались дезертирами. Самоубийц запрещали хоронить на некоторых кладбищах.

Коронерская система расследований смертей возникла в средневековой Англии. Коронер (от английского crowner – «человек короны»), «блюститель королевских интересов», служил представителем властей в уголовном процессе. Основной его обязанностью был сбор денег в пользу короны, в первую очередь налогов и штрафов. Коронер должен был доставлять судебные повестки шерифу и при необходимости мог его арестовать. Он также обладал полномочиями по изъятию королевской рыбы: осетра, белуги и другой добычи, достойной королевского стола, а еще исследовал выброшенные на берег обломки кораблей и найденные клады. Его задачей было убедиться, что корона получит все, что ей причитается.

Коронер также расследовал внезапные смерти и смерти, казавшиеся неестественными, выяснял, не был ли покойный убит или не покончил ли он с собой. Когда убийцу казнили или лишали свободы, все его имущество – дом, землю и прочее – конфисковывали. Поскольку суицид был преступлением против короны, коронер забирал в пользу двора и имущество самоубийц.

Коронеры были обязаны ответить на два вопроса: что вызвало смерть и кто за нее в ответе^[6]. Первый вопрос относится к сфере медицины, а второй – к сфере уголовного права. Но коронеру не требовалось знать врачебное дело или закон. Он проводил коронерское расследование, которое совмещало черты медицинской и юридической экспертиз, для чего созывал следственное жюри из десяти – двенадцати человек. Большинство из них были неграмотными крестьянами, но многие могли знать покойного или быть свидетелями смерти. В расследованиях имели право участвовать только взрослые люди.

Коронер и следственное жюри были обязаны изучить труп, как правило, на том же месте, где произошла смерть или где останки были найдены. Расследование проводилось super visum corporis («по обозрении тела»). Невозможность осмотреть тело лишала расследование юридической силы, и тогда оно просто не проводилось. Члены жюри должны были хорошенько обследовать труп, а не просто быстро окинуть его взглядом. Полагалось изучить тело на предмет признаков насилия и отметить наличие ран.

Конечно, в отсутствие базовых медицинских знаний мало что можно выяснить, осматривая мертвое тело. Тем не менее после изучения трупа и опроса свидетелей жюри путем голосования выносило вердикт. Не то чтобы научно обоснованный.

Если присяжные решали, что произошло убийство, следствие должно было назвать убийцу. Коронер имел право предъявить обвинение и арестовать обвиняемого, а шериф был обязан держать его в тюрьме до суда. Коронер выслушивал признание, если обвиняемый его давал, и конфисковывал собственность тех, кого в итоге приговаривали и казнили.

Когда северные европейцы колонизировали Америку, они привезли с собой английское общее право. Шериф, мировой судья и коронер – пережитки Средних веков.

Одно из первых зарегистрированных коронерских расследований в Америке состоялось в Нью-Плимуте зимой 1635 года, когда Джон Дикон, молодой слуга торговца мехом, был найден мертвым. «Обыскав тело, мы не нашли ни ран, ни следов ударов и никакого другого повреждения тела, – подвели итог присяжные. – Мы находим, что причиной его смерти стала телесная слабость, вызванная продолжительным голодом, усталостью от долгой ходьбы и крайнего холода»^[7].

В Мэриленде первый коронер появился через три года после основания колонии. Томас Балдридж, фермер, выращивавший табак, был назначен шерифом и коронером округа Сент-Мэрис в 1637 году. Балдридж получил совершенно расплывчатую инструкцию: «Делайте всё и вся… что делают коронеры или шерифы в любом округе Англии»^[8]. (Более подробное описание должностных обязанностей коронера появилось в 1640 году: «Обнаружив или заподозрив, что некий человек умер в пределах границ судебного округа, беспрепятственно осмотреть мертвое тело и, допросив людей под присягой, вынести правдивый вердикт о том, как, согласно доказательствам, погибла рассматриваемая персона»^[9].)

Два дня спустя после своего назначения, 31 января 1637 года, Балдридж провел первое расследование. Он собрал 12 присяжных (все они были свободными гражданами, табаководами), чтобы изучить труп Джона Брайанта, погибшего при рубке леса. Когда это произошло, рядом с Брайантом находился Джозеф Эдлоу, также табаковод.

Эдлоу сообщил жюри под присягой, что он просил Брайанта отойти в сторону: «Джон, осторожнее, дерево падает». По словам Эдлоу, Брайант отступил на пять или шесть шагов, но дерево, падая, задело другой ствол и, отскочив, упало на Брайанта, раздавив его своим весом. «И более названный Джон Брайант не произнес ни одного слова», – записали присяжные.

Балдридж вместе с жюри исследовал тело покойного. Они отметили «две царапины под его подбородком слева». Следователи справились со своим делом настолько хорошо, насколько можно было ожидать от группы неподготовленных фермеров, и пришли к выводу, что Брайант умер от кровопотери^[10].

Обязанностью Балдриджа как коронера была организация похорон и продажа имущества погибшего для уплаты его долгов. Запись о расследовании кончины Брайанта также включает тоскливый перечень пожитков: «два костюма и старый дублет», чулки и кальсоны, миски и ложки, немного мебели, каноэ, петух и курица, а также слуга Элиас Бич.

Первое известное вскрытие в Америке прошло в штате Мэриленд 25 февраля 1642 года^[11]. Его провел Джордж Бинкс, «лицензиат медицины», который был назначен старшиной присяжных во время коронерского расследования смерти мальчика-индейца, застреленного кузнецом по имени Джон Дэнди.

«Мы выяснили, что этот индеец (по имени Эдвард) пришел к своей смерти в результате выстрела, произведенного Джоном Дэнди, пуля которого попала в надбрюшье возле пупка справа, наискосок опустилась, пробив кишечник, задела последний позвонок и застряла со стороны Ano [ануса]», – сообщалось в докладе.

Что касается Дэнди, то он был приговорен к штрафу в размере трех тысяч фунтов табака и к смерти. Коронер конфисковал «имущество и скот Дэнди, а также переместил его ружья и боеприпасы в более безопасное место, чтобы не допустить их похищения индейцами». Смертельный приговор Дэнди был заменен семью годами службы в качестве палача.