Торжество было безнадежно испорчено. Цыгане, салют, танцы, подарки – все шло по утвержденному расписанию. Но Вячеслав Никанорович оказался во власти тревог и терзаний, на поздравления реагировал вяло, к еде почти не притрагивался ввиду пропавшего аппетита, чем изрядно озадачил гостей и вверг в некоторое волнение новобрачную. «Меня сливают, это ясно, – мысленно рассуждал Вячеслав Никанорович, – конфуз произошел, видимо, когда чихнул, и, ведь ни один подлец не подсказал вытереть эту чертову соплю. Но это не важно, это лишь предлог. Будь я в силе, никто и не заикнулся бы об этом. Нужно понять, что эта землеройка в лампасах накопала на меня! Видать, что-то знает. А может, тут Москва замешана? Может, уже есть решение о моей отставке?! Да, похоже, дни мои в кресле губернатора сочтены, иначе эта образина не посмела бы так глумиться». Иногда Вячеслав Никанорович, полуприкрыв для конспирации глаза, следил за прокурором. Тот весело хохотал и оживленно болтал с соседями по столу. «Вот падла, уже растрезвонил», – ужаснулся губернатор. Когда гости очередной раз принялись скандировать боевой клич «Горько, горько», жених, погруженный в свои мысли, задумчиво встал, рассеянно бросил невесте: «Остаешься за главного», бесцеремонно выдернул за руку активно флиртующего с чьей-то «очаровательной спутницей» Монеткина и скрылся с ним в боковой зале. Гости недоуменно перешептывались, но быстро заключили, что у губернатора неотложные дела, возможно, связанные с федеральным центром (человек такую должность занимает, тут ни на секунду расслабиться нельзя!), и разухабистая, безбрежная свадебная феерия после небольшой заминки заискрилась, засверкала далее во всю мощь.

Едва скрывшись от гостей, Вячеслав Никанорович, не в силах подобрать подобающие случаю слова, некоторое время пыжился, сдавленно сипел что-то нечленораздельное и совершал странные возвратно-поступательные действия руками, молотя воздух сжатыми кулачищами. Монеткин уже начал тревожиться за состояние шефа (вот поросенок, накидался уже, что ли?).

– Похоже, силовики свалить меня решили, – горячо зашептал губернатор, наконец совладав со своими нервами, – или в Москве появилось мнение на мой счет, а эта крыса прокурорская уже разнюхала.

– Павел Лаврентьевич!? – изумился Монеткин, – да ни в жизнь! Вы же с ним… – помощник намеревался перечислить некоторые совместные бизнес-проекты, цементирующие крепкую мужскую дружбу Вячеслава Никаноровича и Павла Лаврентьевича, но осекся, увидев решительный губернаторский кулак перед собственным носом как предупреждение не болтать лишнего.

– Он хамит мне в лицо, – задыхаясь от негодования, прохрипел Вячеслав Никанорович, – как будто я простолюдин какой-то, будто мое дело уже решенное.

– Верно, это какое-то недоразумение, – помощнику не терпелось вновь окунутся в пьянящую атмосферу банкетного зала, сотканную из элитного алкоголя, утонченных блюд, женской красоты и карьерного успеха, – сейчас выпьете на брудершафт, завтра и не вспомните о своих опасениях.

– Он мне заявил… – сцепив зубы, обиженно, в полголоса, задыхаясь от праведного гнева, процедил губернатор, – он мне заявил, что у меня костюм сопливый! – выложил козырь губернатор.

– Как… какой? – начал заикаться от ужаса ничего не понимающий Монеткин. Дело принимало скверный оборот, об пьянящей атмосфере пришлось на время забыть.

– С зеленоватой! – бешено вращая глазами, старался не сорваться на крик Вячеслав Никанорович, – Подлец, душегуб! Нет, тут без Москвы не обошлось, чую всем нутром, оттуда ветер дует.

Да-а, – у Монеткина подкосились ноги, и он, протяжно выдохнув, плюхнулся на очень кстати стоящий «венский» стул, – тут, похоже, большая политика замешана, никто из местных не отважится на такой риск.

– Угу, – удрученно кивнул губернатор, – только мы еще посмотрим, чья возьмет!

– А вы осмотрелись? – озарила догадка помощника, – может, так сказать, сопелюшка правда, где-то притаилась, подлюка, маленькая такая, а Павел Лаврентьевич по-дружески то вам и подсказал. Что бы свадебные фотографии не испортить.

– За что ты деньги получаешь! – сокрушенно покачал головой Вячеслав Никанорович, – да будь я в силе, никто и пикнуть не посмел бы! Они фотографировались бы с этой соплей, да целовали бы эту соплю, еще и почитали за высшую милость, оказанную им!

Поучая помощника, губернатор внимательно всматривался в свое отражение в большом зеркале, перед которым ранее наводила марафет невеста.

– Тем более, что ничего и нет, – кручинясь, в глубокой задумчивости пробормотал он, не обнаружив ничего инородного на своем шикарном костюме,

– Может, коллегию на понедельник соберем, – пытался конструктивно соображать Монеткин, – Павла Лаврентьевича персонально вызовем, да и…

– И что? – недобро сощурился Вячеслав Никанорович, предчувствуя ляп помощника.

– Да и… ну… – Монеткин по выражению лица шефа уже догадался, что оплошал, но еще не мог понять, как именно, и неуверенно, спотыкаясь и оговариваясь, сформулировал корявенькое, – и на коллегии разберем его поведение.

– Чем!? Чем я его разбирать буду!? – почти заорал негодующий губернатор, – это ж прокурор! Он же мне не подчиняется!

Собеседники задумались, собираясь с мыслями. Свадебное торжество, сулившее лишь положительные эмоции, вдруг обернулось жесткой политической интригой, хорошенько поскоблив которую, можно было обнаружить и тайный заговор, и властный переворот, и иные самые мрачные перспективы. Одно было ясно – необходимо принимать срочные меры, выявлять источник коварной угрозы, выстраивать линию защиты и противостоять внезапной опасности, дамокловым мечом нависшей над головой наивного и доверчивого губернатора в разгар его собственной свадьбы. Тяжелые думы прервала Людочка, взволнованная долгим отсутствием жениха.

– Вячеслав Никанорович, – стреляя глазками, кокетливо протянула невеста, обнаружив суженого в пустой зале, – ну сколько можно работать! Позже о делах поговорите, позже! Иначе меня сейчас украдут. И куда только милиция смотрит – крадут невесту посреди свадьбы!

– Вот именно! – вдруг просиял жених, не обращая внимания на невесту, – куда наше надзорное ведомство смотрит! В области расплодилось ворье, процветает коррупция, криминогенная обстановка ухудшается. Нужно собрать материальчики на прокурора, и подсунуть их кому надо в Москве. Так сказать, организуем контригру. Возглавим крестовый поход против оборотней в погонах, окопавшихся в областной прокуратуре! И пусть посмеют потом отправить в отставку честного губернатора, борца с коррупцией и стражника закона!

– Стоящего на страже закона, – механически поправил Монеткин.

– Идиот! – обрушился губернатор на помощника, – стоящий-лежащий, закон-шмон, – какая разница! Главное, быстро нужно действовать, времени у нас нет. Кстати, – Вячеслав Никанорович пристально уставился на Монеткина, – раз ты такой грамотный, прямо завтра, с утра, встретишься с редактором «Губернских новостей», это мой человек, и тисните в первый же номер какую-нибудь компрометацию на прокурора. Это будет, так сказать, предупредительный выстрел, а не одумаются – откроем огонь на поражение!

– Я лучше прямо сейчас в редакцию поеду, – Монеткин на всякий случай демонстративной лояльностью отводил от себя гнев шефа, – что бы в завтрашний же номер успеть.

Вячеслав Никанорович слегка кивнул, одобряя служебное рвение помощника, проводил его глазами до выхода, и только после этого обратил внимание на медленно закипающую «розмаринку», молча взял ее под руку и вернулся в зал.

Остаток свадьбы был скомкан. Новобрачный, хоть и повеселел слегка, но шутки воспринимал плохо, мало пил, почти не ел, всеобщему ликованию не предавался. Гости, на всякий случай подражая его поведению, тоже стали вяло реагировать на разного рода увеселительные мероприятия, доводя до исступления выбивающуюся из сил столичную ведущую. Вскоре жених сказался простуженным, и покинул ресторан с разгневанной законной супругой. За виновниками торжества потихоньку потянулись разочарованные гости, и ближе к полуночи огромный зал модного загородного ресторана оказался почти пуст, лишь за одним столом о чем-то ожесточенно спорили, едва не на кулаках, три представителя элиты, перебравшие дармового коньяка.

А в это время несчастный Монеткин, кляня судьбу, соплю и прокурора, в соавторстве с редактором «Губернских новостей» выполнял распоряжение шефа. Светлый праздник губернаторской свадьбы обернулся рутинной, нудной писаниной в редакции, отчего Монеткин искренне и глубоко страдал. В сокровенных чаяниях он мечтал стать великим политическим деятелем, как ручеек мечтает стать великой рекой, он грезил о великих свершениях на благо народа, как грезит о небе самолетик в детском парке аттракционов. «Стряпать статейки – разве это мое призвание!» – мучился губернаторский помощник, пока опытный редактор, выслушав задачу, быстро накидывал варианты газетной статьи. Но пребывающий в сквернейшем расположении духа помощник губернатора неизменно браковал эти наброски, справедливое негодование требовало удовлетворения, и Монеткин выместил растущее раздражение, отодвинув от компьютера редактора и самолично откорректировав материал. Вышло жестко, зло и емко, в соответствии с суровой реальностью политической борьбы и наисквернейшим расположением духа Монеткина. После контрольной читки искушенный редактор в деликатных выражениях, призывающих «не рубить с плеча» и «семь раз отмерить, прежде чем отрезать», попытался вразумить молодого человека. Но накопленный гнев вкупе с усталостью – а время уже перевалило глубоко за полночь, и заново переписывать статью не было никакого желания – заставили Монеткина остаться непреклонным, и статья была подписана в печать.

xxx

Утром следующего дня в кабинете прокурора состоялась традиционная планерка.

– Ну, конвоиры беззакония, какие будут соображения? – восседающий во главе массивного стола Павел Лаврентьевич отложил завтрашний выпуск «Губернских новостей» с претенциозным заголовком «Нелегальное казино прокурору подчинено» на первой полосе и бросил испепеляющий взгляд на своих заместителей, сидевшими двумя стройными рядами по обе стороны стола. Горечь обиды и печали больно жалили уязвленное самолюбие прокурора, скорбь и непонимание вероломного поступка губернатора прочно обосновались в прокурорском сердце, медленно, но верно нарастала благородная жажда справедливой мести. Подумать только, – значит, еще вчера Вячеслав Никанорович принимал искренние, от всей души, поздравления от чистосердечного Павла Лаврентьевича, уже тая иезуитский план нападения. Что за змея пригрелась в кресле губернатора! В кабинете висела тягостная, гнетущая тишина, даже жужжавшая муха прониклась трагичностью момента и замолчала.

– Слушайте, – не дождавшись ответа, вдруг оживился прокурор, – а этот брюхоногий бегемот случайно с катушек не слетел? Нет? Как иначе это объяснить? И Павел Лаврентьевич грохнул кулаком по газетной передовице, надеясь на хоть какую-то реакцию подчиненных. Но таковой, к вящей досаде Павла Лаврентьевича, не поступило.

– С другой стороны, он сам шнурки завязать не сможет, – вынужден был продолжить монолог Павел Лаврентьевич, – кто-то надоумил его. Тут, вероятно, большая политика замешана.

– Может, это самодеятельность редакции, – робко подал голос молодой заместитель по фамилии Цапко, – а Вячеслав Никанорович об этом и не знает. Уничижительный дружный смешок коллег был ему ответом.

– Эх, желторотый, – снизошел старый опытный заместитель, «видавший виды тертый калач», как ласково звал его Павел Лаврентьевич, – в этой газетенке без ведома губернатора даже прогноз погоды не напечатают.

Дружеское подтрунивание над Цапко немного разрядило грозовую атмосферу, но проблема оставалась нерешенной. Павел Лаврентьевич, как старший по званию и чину взял ответственность за принятия решения на себя: «Похоже, эта ехидна брюхоногая решила меня свалить, – задумчиво проговорил он, сокрушенно, словно не веря в происходящее, покачивая головой, – видать, замену мне нашел. Более сговорчивого». Затем встал, прошелся по просторному кабинету, собираясь с мыслями, и, тяжело вздохнув, пробормотал: «Эх, Слава, Слава».

– Может, просто направим запрос в редакцию, – подал голос один из заместителей, – проведем проверку, в результате которой изложенные факты не подтвердятся, ну, напечатают опровержение, да и дело с концом?

– Хорош тарахтеть! – рубанул прокурор и стукнул кулаком по лежащей на столе газете, – нужно кончать эту беллетристику! Тут обратного хода нет, запасные выходы замурованы. Сам губернатор не осмелился бы, тут из Москвы ветер дует. Спинным мозгом чую, большая политика замешана! В кабинете воцарилась тишина. Оглушенные глубиной проблемы, подчиненные боялись даже вздохнуть. Павел Лаврентьевич, довольный произведенным эффектом, обвел пристальным взглядом каждого из присутствующих, после чего скорбно потупился и трагичным, подрагивающим от волнения голосом вынес решение: «Лучшая оборона – это нападение. Но! (эффектная пауза, указательный палец нацелен на потолок) строго в рамках закона»! И, дабы исключить любое отклонение от намеченного курса, четкими формулировками начал раздавать указания: «Подготовить материалы по ЖКХ, по областной программе переселения из ветхого и аварийного жилья, посмотрите на сельское хозяйство, на операции с земельным фондом и имуществом в целом, займитесь бюджетом, что там можно по нецелевому расходованию пустить, поднимите дела по дорожному строительству…