– Мам, Тимура дразнят толстым, а я не хочу быть таким, – заметил я. Тимура почти не били, но ему за полноту сполна доставалось. Все тычки он воспринимал с философским спокойствием и вообще никак не реагировал на них. Меня он никогда не защищал, только советовал не обращать внимания. А я считал, что друзья должны во всем помогать друг другу, в том числе защищаться от нападок остальных мальчишек. Как это делал Саня.

– Ох уж эти мальчишки! – вздохнула мама.

Вернулся злой отец, ругаясь на чём свет стоит. В машину он сел, в сердцах хлопнув дверью так, что у меня в голове отдалось. Я на всякий случай сделал вид, что рассматриваю однообразные пейзажи за окном. Леса, поля, покрытые снегом, навевавшие тоску. Но даже это лучше взбешённой физиономии отца. Обычно, с кем-то поругавшись, отец сразу же вспоминал обо мне. Я мечтал уже поскорее доехать домой, закрыться в своей комнате и написать Сане. Каникулы у меня будет «веселые», судя по всему.

Как ни странно, отец на меня даже не посмотрел. Всю дорогу он возмущался, негодовал, какие все вокруг сволочи и не умеют ездить. Мы с мамой старались не прерывать его монолог и только кивали головой.

Когда мы доехали до дома, я выдохнул. Опасность миновала: отец не задавал неудобных вопросов и даже похвалил за хорошие оценки. Он также рассказал, что побывал у Амадея Ивановича перед тем, как встретить меня, и что директор ничего плохого обо мне не сказал. Отец сухо мне улыбнулся, и это означало просто высшую степень любви ко мне.

Отец с детства подавлял мою личность, стараясь вырастить выдуманного им сына. Я должен был быть настоящим мужчиной, сильным как скала и мужественным. Он вбил себе в голову определённый образ и злился, что я ему не соответствую. Я был эмоциональным и ранимым, а он ненавидел, когда я плакал. Помню отвращение на его лице, когда он видел мои слезы. Он бил меня по щекам и требовал, чтобы я перестал разводить сопли. При нём я делал абсолютно бесстрастное лицо и старался занимать как можно меньше места.

За ужином мать подтвердила мои опасения и сообщила, что Новый Год мы будем отмечать с нашими родственниками – папиным братом и его семьей. Они приходили к нам каждый год, так что я не особо не удивился, но и совсем не обрадовался. Я их не любил. Дядя Вова был ещё хуже моего отца, и шутки у него были дурацкие. Он, как и отец, считал, что я вырасту слабаком и размазней, о чём неоднократно мне сообщал, особенно после стаканчика чего-нибудь крепкого. Тётя Наташа, его жена, тоже любила пройтись по моим болевым точкам. Раньше меня это очень задевало.

Их дочку и мою двоюродную сестру Лизку я тоже терпеть не мог. В детстве мы с ней дружили, но потом она пошла в школу и начала меня презирать. Она тоже училась в «Городе Солнца», только в химико-биологическом классе. Родители хотели, чтобы мы пошли в один класс, но получилось, что её отправили в параллельный, потому что ей больше нравилась биология. Моего мнения не спрашивали. Отец считал, что я должен любить математику и физику по умолчанию.

Лизка меня дразнила и говорила, что Колян правильно делает, что меня бьёт, раз я такой лох. Вот такое вот предательство. Помню, меня это очень обидело, и с тех пор я с Лизкой не общался, только на семейных праздниках, чтобы родители ничего не заподозрили. Узнав про Лизку, Саня предлагал её побить в профилактических целях, но я считал, что так поступать нельзя. Не надо было опускаться до её уровня.

– Какие вы все воспитанные! – говорил Саня, разводя руками. – Если ведёт себя как сволочь, должна получить в ответ. Око за око!

Я с Саней был не согласен, но такая забота мне льстила. Мой друг всерьёз воспринимал мои проблемы, и мне хотелось отплатить ему тем же.

Перед сном я написал Сане сообщение, спросив, как у него дела. Друг сразу же заверил меня, что у него всё отлично, и поинтересовался, не обижает ли меня отец. Я ответил, что всё прекрасно, а потом пожелал ему спокойной ночи. После даже такого короткого общения с Саней на душе стало легче. Я посмотрел в окно, увидел, как ярко сверкали звезды, и улыбнулся им. У меня сладко сжималось сердце от какого-то странного предчувствия. В тот момент я был счастлив.

Глава 14

Утром мы с мамой украшали дом. Отец принёс настоящую живую елку, и она своим запахом тут же заполнила весь дом. От аромата кружилась голова и верилось, что в новом году всё будет намного лучше, чем в прошлом. Я вешал елочные игрушки, знакомые мне с детства, и думал, что этот год обязательно должен стать счастливым. В прошлом году я загадал друга, и желание сбылось. Значит, новогодняя магия существует. Я твёрдо решил, что в этом году загадаю, чтобы мы с Саней никогда не расставались.

К обеду пришла Лизка с родителями. Я не был рад её видеть, она, скорее всего, тоже испытывала подобные чувства ко мне, поэтому сразу же показала мне язык и скорчила рожицу. Саня был прав, Лизку надо проучить. С тех пор, как мы рассорились, она так и норовила то подставить подножку, то толкнуть меня. При этом если я давал ей отпор, то она тут же жаловалась родителям, и доставалось мне одному. Но не отвечать ей я тоже не мог, это было несправедливо.

Весь вечер она вела себя нормально. Я заранее приготовил для неё игру на компьютере, чтобы она ею заинтересовалась и не трогала меня. Мой план сработал: она уткнулась в экран и не замечала меня некоторое время. К нам периодически заходили взрослые, и все командовали, чтобы я развлекал Лизку. Та была настроена дружелюбно и даже снизошла до светской беседы. Тогда мы обсудили компьютерную игру, а потом разные популярные песни. Вкус у нее был кстати ничего.

В одиннадцать часов вечера мы сели за стол в ожидании Нового года. Взрослые выпили вина, а нам с Лизкой налили детского шампанского, от которого у меня здорово сводило зубы. Папа вёл неинтересные разговоры, вещал что-то про политику, а остальные сидели со скучающим видом. Особенно мама. Она терпеть не могла, когда папа начинал рассуждать о том, в чём не разбирался. Пару раз она пыталась перевести разговор на более легкие темы, потом начала показывать, как расшила какое-то полотно. И дядя Вова с тетей Наташей наконец оживились: даже они считали папу занудой.

Мы с Лизкой сонно пялились в телевизор, где шла унылая новогодняя программа. Я вспоминал, как мы с Сашей и Антоном обсуждали, как провели бы Новый Год в школе. Например, вырядились бы привидениями и пошли бы пугать учителей. Это уж точно было бы веселее, чем смотреть дурацкие концерты по телевизору и слушать скучные взрослые разговоры. В следующем году я лучше останусь в школе, пусть даже мама и обидится.

– А Дима вот полугодие на все пятерки закончил, – похвасталась мама, когда папа в очередной раз пытался завести волынку про фондовые биржи. Можно подумать, это кому-то интересно.

– Он у тебя толковый парень, – кивнула тетя Наташа. – А у Лизки одна четверка, у неё с орфографией проблемы.

Я краем уха слушал их разговор. Мне было приятно, что про меня так говорят.

– А как у Димы с друзьями? – спросил тетя Наташа, и у меня появилось дурное предчувствие. Папа сейчас мог вспомнить незаконченный разговор в машине, и ничем хорошим это бы не закончилось для меня.

– Дима друга завел, – сообщила мама. – Его ведь Саша зовут, да, милый? – обратилась она ко мне, и я сразу же напрягся.

– Так кто, всё-таки, его родители? – вдруг вмешался отец, тут же вспомнив обо мне. Я похолодел, понимая, что нужно соврать. Если отец узнает, что Саня из детского дома, то устроит скандал и, чего доброго, запретит нам общаться. Хотя внутри меня сидел демон, шепчущий мне всякие бунтарские вещи. Почему отец вообще судит о людях только по тому, кто их родители? Сын за отца не отвечает. И я буду общаться с теми, кто мне нравится.

– Не знаю, – буркнул я и, в принципе, даже почти не соврал. – Я дружу с ним, а не с его родителями.

– Дима, – раздражённо начал отец, – надо всегда знать, кто родители твоих друзей. Так ты сможешь всегда спрогнозировать поступки этого человека. Яблоко от яблони недалеко падает, я тебе уже сто раз это говорил.

Отец был неправ. Я, например, на него совершенно не походил и никогда не собирался становиться таким же жестоким и злым. И вообще не хотел иметь с ним ничего общего, но родителей ведь не выбирают. Когда вырасту, то обязательно буду полной его противоположностью. Если у меня будут дети, так с ними себя вести не буду.

– Он сирота из детского дома! – вдруг высказалась Лизка, молчавшая до этого. Поначалу я подумал, что она специально решила меня подставить. Но она сидела как ни в чем не бывало, и просто таким образом констатировала факт, не понимая, что сейчас мне будет мучительно больно.

«Дура,» – подумал я про себя, понимая, что её слова вызвали бурю негодования. Сколь веревочка не вейся, а конца не миновать. Очень хотелось стукнуть Лизку, как советовал когда-то Саня.

– Что? – переспросил отец, хмуря брови. – Он детдомовский?

– Да, – огрызнулся я. – И что?

– Кого только в школу не принимают, – скривилась тетя Наташа.

– Я отдал своего сына в приличное учебное заведение, но и туда всё-таки пролезла всякая шваль, – процедил отец, вставая из-за стола и подходя ко мне. Я инстинктивно сжался, а он схватил меня за шиворот и поднял со стула. И всё это на глазах Лизки, растерянно за этим наблюдавшей. Она явно не ожидала такого развития событий.

– Нам надо поговорить. Дима, идём.

– Никуда я не пойду! – но отец уже схватил меня и потащил в мою комнату. Там он усадил меня на стул, толкнув, а сам сел в кресло напротив. У него было очень злое лицо, и я всё ждал, когда он меня ударит.

– Мой сын подружился с отребьем. Другого я от тебя не ожидал! – сквозь зубы сказал он. Я буквально каждой клеточкой своего тела чувствовал его ярость и злобу. Больше всего мне хотелось сейчас забиться под стол, но я отбросил эти унизительные мысли.

– Саня не отребье! – горячо воскликнул я. – Он отличник, между прочим! И он не виноват, что попал в детский дом.

– Знаешь, кто его родители? – закричал на меня отец, вскакивая с кресла. – Наркоманы и алкоголики! А ты с ним общаешься!

– Но он же не алкоголик и наркоман! – я помнил, что рассказывал Саша о своих родителях, но отец меня всё равно бы не услышал.

– Дрянь! – зло бросил отец и ударил меня. Я зажмурился и закрылся руками. – Я запрещаю тебе с ним дружить. Ясно? Хочешь стать таким же, как он?

Потом отец начал избивать меня. На меня сыпались удары, а отец приговаривал:

– Даже не смей к нему приближаться! И с директором я поговорю. Кого они в школу стали набирать, а? Совсем с ума посходили!

– Я сам буду решать, с кем мне дружить! – заорал я, чувствуя приближающиеся слезы. Это было так несправедливо, неправильно и мерзко. От обиды хотелось разреветься, как ребёнку. Вот только лучше бы это тогда не стало: отец бы ещё больше разозлился.

– Сам? Ты? – зло ухмыльнулся отец, продолжая отвешивать мне оплеухи. – Да ты даже друга нормального не можешь найти! Нашёл себе какое-то отребье и радуется, скотина такая!

– Я всё равно буду с ним дружить! Всё равно! И ты меня не заставишь!

Отец вдруг прекратил меня избивать и посмотрел на меня так, словно я был каким-то тараканом, которого нужно прихлопнуть тапком.

– Новый Год ты отмечать не будешь. Ты наказан Сиди в своей комнате и не смей даже показываться. Ясно?

Не дождавшись моей реакции, отец вышел из комнаты, а я остался сидеть на стуле, боясь с него встать. Я ни за какие сокровища мира не откажусь от моего Сани, никогда его не предам, и мы всегда будем вместе. Меня трясло от ненависти к собственному отцу. К горлу подступали слезы, но я решил, что никогда не буду плакать перед ним, не буду показывать ни единой своей слабости.

Я слышал, как отец вернулся к гостями и громко заявил:

– После двенадцати позвоню Амадею и спрошу, какого чёрта он набирает всякую шпану в школу.

– Валера, тебе не кажется, что ты перебарщиваешь? – услышал я голос мамы. Она редко меня защищала, но тут даже она решила за меня вступиться. – Диму провожал очень милый мальчик.

– Ты его защищать собралась?