– Ну что, освоилась на новом месте? – спросил Ромочка, стараясь придать голосу побольше непринужденности. Наверное, хотел как-то вывести из этого слезного замешательства, за что она ему была очень благодарна.

– Да, освоилась… Только в доме мало нахожусь, в основном по участку гуляю. Даже телевизор включаю редко, а на второй этаж ни разу не поднималась. Я… Я очень аккуратно со всем обхожусь, ты не думай…

– Да перестань, Ирина! Ну что ты… Будто все время извиняешься за что-то!

– Ну как же… Такой дом… Я боюсь что-то не так сделать, вдруг испорчу нечаянно!

– Дом как дом, ничего особенного, подумаешь! И даже в голову не бери, если вдруг покажется, будто что-то неправильно делаешь!

– А ты… Ты так же живешь, да? То есть… У тебя такой же загородный дом есть, наверное?

– Ну да, есть… Только не у меня, а у родителей. Но я не люблю там бывать…

– А почему?

– Не знаю. Я не любитель всех этих пасторальных прелестей. Я больше городскую жизнь люблю. А чем это у тебя так вкусно пахнет?

– Так я суп сварила… Куриный с лапшой… Ой, ты голодный, наверное?

– Да. Ужасно голодный.

– Давай я что-нибудь тебе приготовлю, хочешь?

– Да зачем? Я бы поел твоего супа… Куриного с лапшой.

– Да ну… Он же совсем простой… Ты ведь не ешь такое, наверное…

И опять он странно посмотрел на нее, будто огладил взглядом, немного снисходительным. И произнес тихо:

– Смешная ты… А еще очень красивая… Сама-то хоть понимаешь, какая ты красивая? С твоей внешностью и с твоим ростом тебя в любое модельное агентство возьмут. Я бы на твоем месте попробовал…

– Да ну! – засмущалась она, отворачивая от него лицо. – Какая там красота…

– А я, между прочим, шампанского привез. Давай рубанем твоего супчика под шампанское, а? Пусть это будет наше с тобой тайное кулинарное ноу-хау…

– Давай! – со смехом согласилась она, глядя на него доверчиво. – Сейчас я стол накрою…

Бросилась к холодильнику, чтобы достать кастрюлю с супом, но обернулась вдруг… Почему обернулась, сама толком не поняла. Может, чтобы увидеть его восхищенный взгляд… И еще что-то, что было в этом взгляде. И остановиться вовремя, одуматься. И не пить потом это коварное шампанское, не слушать его больше, не верить в то, что он говорит. Все смелее говорит, все настойчивее… Что понравилась ему сразу, с первого взгляда, что всегда о такой встрече мечтал…

Она плавилась в его словах, выпитое шампанское кружило голову. Наверное, это очень опасная вещь, когда душа бывает голодной по теплым словам. Поедает их жадно, как бездомная собачонка поедает кусок из ласковых добрых рук. И делай потом с ней все что хочешь…

Потом она часто возвращалась мыслями в этот момент и корила себя запоздало – как она могла потерять голову? Почему не сказала «нет»? Почему не остановила это безумие вспыхнувшего вожделения? Ведь на самом деле у нее-то самой не было того вожделения, просто она Ромочке уступила… Не смогла его этим «нет» обидеть. Как она могла, что на нее нашло такое?!

Он был нежен, ласков и настойчив. И она в ту ночь была счастлива, напрочь забыв про испуганное «нельзя». И утреннее пробуждение было волшебным… Ромочка проснулся первым, нарвал с клумбы кучу цветов и принес ей, она сердилась на него, боязливо смеясь:

– Ты что, с ума сошел? Хозяева дачи вернутся и увидят, что все клумбы пустые! Ты точно с ума сошел…

Потом он принес ей кофе в постель. Как в кино. И это тоже было необыкновенно прекрасно, ведь в кино все влюбленные мужчины приносят кофе в постель любимым женщинам. И день был потом долгий и солнечный, тягуче счастливый. И ее внутреннее «нельзя» еще не проснулось и не тяготило испугом, что сделала она все неверно, неправильно. Что кому-то так можно, а ей нельзя. Не имеет она на это права.

Ромочка больше никуда не уезжал, и счастливая круговерть дней продолжалась весь август. Однажды Ромочка уехал в город и вернулся озабоченным, проговорил деловито:

– Надо дачу освобождать, Ириш… У друга предки на днях возвращаются из командировки.

– Ну и хорошо, Ром! Мне уже пора в общежитие заселяться! Сейчас я тут все приберу, вещи свои сложу… Завтра отвезешь меня в город, ладно?

Он только кивнул молча. Потом вздохнул, глянул на нее виновато. У нее сердце сжалось, но улыбнулась ему ласково:

– Чего ты, Ром? Все хорошо… Теперь будем в городе встречаться. В кино ходить будем, гулять…

– Да… Да, конечно. Конечно, будем встречаться…

Поселили ее в комнату вместе с Катей и еще с одной девочкой, началась обычная студенческая жизнь. В середине сентября поехали на картошку, потом вернулись, снова пошли на занятия. А в начале октября она почувствовала себя нехорошо. Голова кружилась, тошнило все время. Катя первая заподозрила неладное, спросила прямо:

– Ириш, давай колись… Было что-нибудь у тебя с Ромочкой, пока на той даче жила?

– Было… Было, Кать… Но неужели?! Ой, Кать…

– С ума сошла, что ли?

– Да как же… Я ж не думала, что так быстро все получается!

– Не думала она! А думать надо было! Что теперь делать-то будешь? На аборт пойдешь?

– Страшно… Нет, я не хочу, я боюсь…

– Ну, тогда рожай! Срочно замуж просись за своего Ромочку! Надо немедленно ему все сказать, слышишь?

– Да слышу, слышу… Да, надо сказать, да…

– Когда вы встречаетесь? Сегодня? Завтра?

– Не знаю… Мы не договорились в последний раз…

– Тогда домой ему звони! Скажи, что надо срочно встретиться!

– Да он сам придет, может…

– А если не придет? Тебя нельзя срок упускать, понимаешь ты это или нет, глупая?

Катя почти кричала, а она не понимала ничего, скованная новым знанием о себе. Организм отторгал его, не хотел в нем жить и в то же время возмущался ее бездействием, посылая приступы тошноты. Запоздалое раскаяние давило тяжестью и подступающим ужасом осознания своего положения – что она наделала, что?

– Иди позвони ему… – уже спокойнее произнесла Катя, проникаясь ее состоянием. – Или хочешь, я пойду позвоню?

– Нет, я сама… – проговорила с трудом и поднялась с кровати.

Вахтерша глянула на нее сначала подозрительно – какие звонки, мол, поздно уже! Но потом все-таки разрешила, и Катя дрожащими пальцами набрала домашний номер Ромочки. Он сам взял трубку и, услышав ее голос, спросил осторожно:

– Что-то случилось, Ириш? Такое чувство, будто ты заплакать собираешься…

– Нет, нет! Просто мне надо с тобой поговорить… Это срочно…

– Хорошо, я завтра встречу тебя у института. Во сколько у тебя занятия заканчиваются?

– В два часа…

– Я приду. Я обязательно приду, слышишь?

Она не спала всю ночь, думала, как скажет все Ромочке. Получалось так, будто она замуж за него просится. И не то чтобы просится, а заставляет даже…

Нехорошо, конечно. А как еще надо сказать? Как еще проговаривают несчастные девушки такие слова, определяющие их дальнейшую жизнь? К тому же если эта дальнейшая жизнь полностью зависит от ожидаемого ответа?

Ромочка выслушал ее внимательно, задумался ненадолго. Хотя ей его задумчивость вечностью показалась. Потом поднял на нее глаза, улыбнулся:

– Ну что ж, раз так… Будем жениться, значит! А что еще остается делать? Хотя, если честно, женитьба совсем не входила в мои планы, но… Как говорится, если хочешь рассмешить бога, расскажи ему о своих планах…

Она тогда ничего не поняла ни про бога, ни про планы. Услышала только то, что хотела услышать. Он будет жениться. Он будет ее мужем, отцом их будущего ребенка. Жизнь продолжается… Господи, она же все сделает для того, чтобы он никогда об этом не пожалел! Она будет самой доброй, самой покладистой, самой верной, самой преданной женой!

– В выходные я познакомлю тебя с моими родителями. Я сам им скажу… И сам за тобой приеду… Ты только не волнуйся, все будет хорошо. Договорились?

– Да, Ром, договорились… Я так боялась тебе сказать… А сейчас будто от души отлегло.

– Да… Только предупреждаю тебя – родители у меня не простые. Готовься к допросу с пристрастием, но старайся вести себя уверенно и непринужденно. И не бойся ничего. Я ж рядом буду. Я тебя в обиду не дам.

– Хорошо, я постараюсь… Да…

Собирали ее на встречу с родителями всем общежитием. Долго придумывали достойный наряд, чтобы все было скромненько, но со вкусом. Решили, что лучше всего подойдет строгое черное платьице, которое можно взять у Светки из двести семнадцатой комнаты. А жемчужные бусы к нему – у Лизы из триста двенадцатой… Может, они и не настоящие жемчужные, но выглядят как настоящие. А туфли-лодочки предложила ей Катя, размер ноги у них одинаковый был. Протянула коробку, проговорила уважительно:

– Новые, ни разу еще не надевала… Это мама с папой меня так поздравили с поступлением в институт. Импортные. Французские. Таких нигде не достанешь. Надевай…

В ближайшее воскресенье и состоялось знакомство с родителями. И мама Ромочки, Анна Николаевна, дама ухоженная и несколько снисходительно настроенная, учинила ей допрос, как Ромочка и обещал. Впрочем, он был совсем коротким… Как только Анна Николаевна узнала, что потенциальная невеста сына студентка из приезжих, сразу сменила снисходительный тон на откровенное равнодушие. То есть начала вести себя так, будто ее за семейным столом и не было, даже стала обсуждать с отцом Ромочки, Павлом Георгиевичем, какие-то проблемы их общих знакомых. Кто куда ездил в отпуск этим летом и кому с погодой не повезло.

Ромочка сидел как на иголках, все время старался пожать ее холодную ладонь под столом. Мол, все нормально идет, как надо. Но она-то поняла уже, что это совсем не так… И сидела рядом с ним ни жива ни мертва.

Потом, когда он провожал ее до общежития, спросила прямо:

– Ром… Я им не понравилась, да?

– Ну что ты… Просто они такие… со своими понятиями. Им трудно нового человека в семью пустить. Они ж меня своей собственностью считают, поскольку я у них единственный сын.

– А ты… Разве не возражаешь против того, что ты их собственность?

Ромочка помолчал немного, потом произнес грустно, будто извиняясь:

– Они очень любят меня, Ирин… А когда родители очень любят своего ребенка, они ж ничего не слышат и слышать не хотят…

– А я думала, что наоборот. Когда любят, тогда и слышат. Впрочем, не буду спорить… У меня ж опыта в этом вопросе нет. Мама моя очень любила меня, я помню, а потом умерла. Папа женился на другой, но тоже умер, я с мачехой жила. Любить меня было некому, так что… Да и не о том мы говорим сейчас, Ромочка! Дело не во мне, а в тебе… Если твоим родителям я не понравилась, то… Что ты теперь будешь делать, скажи?

– А что ты от меня хочешь услышать, Ирин? Конечно, я постараюсь их убедить, что ты мне нужна, что я люблю тебя… Что не могу оставить тебя в таком положении…

– А если они все же тебя не услышат? Тогда что?

Она и сама понимала, что ведет себя глупо. Что Ромочка не может в одночасье превратиться из инфантильного ребенка в кого-то другого, сильного и смелого, принимающего собственные решения. Но почему-то очень хотелось, чтобы все было именно так… Чтобы взял и превратился. От отчаяния хотелось, наверное.

Но отчаяние – не самое хорошее чувство. Вслед за отчаянием слезы приходят. Вот и она махнула рукой и расплакалась, убежала от Ромочки в общежитие, долго потом еще плакала, лежа на кровати. Катя только вздыхала, глядя на нее. Потом подошла, присела рядом и огладила плечи ласково:

– Ну все, Ириш… Хватит плакать, тебе же вредно. Да и платье помнешь… Чужое платье-то, не надо бы… Ну все, вставай давай, Ириш, хватит…

Она и сама понимала, что слезы ей не помогут. Да и никто не может помочь, даже Катя… Но что теперь делать-то? На аборт идти?