Перетягивание каната времени

В ХХ в. национально-освободительную борьбу было принято вести с применением оружия. Межпоколенческая освободительная борьба XXI в. – это столкновение идей, принявшее форму титанического состязания за время. На одной стороне находятся шесть факторов краткосрочного мышления, которое ведет к краху цивилизации, на другой – шесть способов мыслить долгосрочно, открывающих путь культуре дальних временны́х горизонтов и ответственности за будущее человечества.

Шесть способов развития долгосрочного мышления, подробно рассмотренные в части II книги, представляют собой набор фундаментальных взглядов, убеждений и идеалов, которые, по сути, являются базовыми когнитивными навыками хорошего предка. Они делятся на три кластера. Представление будущего основано на смирении перед глубоким временем и выработке трансцендентной цели для человечества. Забота о будущем требует философии наследия и чувства межпоколенческой справедливости. Планирование будущего за пределами нашей собственной жизни – это навык, вытекающий из соборного менталитета и холистического прогнозирования. Любой из этих кластеров, взятый отдельно, недостаточен для долгосрочного революционного преобразования человеческого разума. Но вместе – и при достижении критической массы практикующих их людей и организаций – их синергия способна открыть новую эру долгосрочного мышления.

Хотя факторы нашей недальновидности, которые будут всплывать на протяжении всей книги, представляют серьезную силу, это еще не гарантирует им победы в перетягивании каната времени. Вопреки распространенному мнению долгосрочное мышление является одной из величайших способностей нашего вида, до сих пор остававшейся в тени. Мы думаем не только быстро и медленно, как это показал Дэниел Канеман, но также краткосрочно и долгосрочно. В наш мозг вшита способность думать и планировать далеко вперед. Эта способность сделала возможными многие грандиозные проекты: строительство лондонской канализации после Великого зловония 1858 г., программу государственных инвестиций «Новый курс» Франклина Рузвельта, самоотверженную борьбу против рабства и за права женщин и т. д. В дальнейшем мы убедимся, что именно этот секретный эволюционный ингредиент придает шести способам долгосрочного мышления потенциал и силу.

Каким образом переход к долгосрочному мышлению может вылиться в действия, меняющие контуры истории? Этот вопрос подробно рассмотрен в третьей части книги на примере историй первопроходцев – назовем их «повстанцами времени», – которые уже сейчас, вооружившись шестью способами думать на перспективу, ведут борьбу с повсеместной близорукостью современного мира. Среди них волонтеры движения «Школьная забастовка за климат», возглавляемого юной шведкой Гретой Тунберг, члены таких организаций, как британская «Сопротивление вымиранию» (Extinction Rebellion) и американская «Доверие наших детей» (Our Children's Trust), участники радикального движения за регенеративную экономику, сторонники гражданских собраний от Испании до Японии и многие другие.

* Выражение «соборный менталитет» (англ. cathedral thinking) в русской религиозной и философской традиции имеет значение, связанное с христианским мироощущением и культурной идентичностью. Здесь и далее автор понимает под этим термином особый менталитет, который был присущ строителям соборов, часто возводившихся на протяжении нескольких человеческих жизней и спланированных так, чтобы простоять много веков. – Прим. пер.

Им противостоят грозные оппоненты, в том числе те, что пытаются использовать долгосрочное мышление в корыстных целях. Особенно ярко это проявляется в финансовом секторе. Как однажды с гордостью заявил бывший глава инвестиционного банка Goldman Sachs Гас Леви, «мы жадны, но жадны в долгосрочном, а не в краткосрочном плане»^[15]. Более того, повстанцы времени уже столкнулись с суровой реальностью, обнаружив, что целый ряд фундаментальных принципов общественного устройства, от государств и представительной демократии до потребительской культуры и самого капитализма, больше не соответствуют эпохе, в которой мы живем. Казалось бы, эти концепции и институты были изобретены не так давно, несколько столетий назад, но по геологической временно́й шкале это было еще в голоцене – эпохе стабильного климата, длившейся около 12 000 лет, в течение которых человечество процветало, а планета могла в значительной степени справляться с экологическим эффектом материального прогресса, издержками и рисками новых технологий, а также напряжением, вызванном ростом населения. Но этот период позади: прямо сейчас мы переходим в антропоцен – новую эру, в которой человек создает нестабильную планетарную систему и угрозу экологической катастрофы^[16].

В некотором смысле это аналог проблемы QWERTY – раскладки наших неэффективных клавиатур, которая была разработана еще в 1860-х гг. с тем, чтобы разнести подальше наиболее часто используемые клавиши пишущей машинки и таким образом снизить частоту их заедания. Точно так же сегодня у нас полно общественных институтов, которые были созданы для решения проблем другой эпохи. Неизбежно напрашивается вывод: если мы хотим создать мир, пригодный для нынешнего и будущих поколений, нам необходимо глубоко переосмыслить и перестроить ключевые аспекты общества – то, как функционируют экономика и политика, то, как устроены наши города, – и привести их в соответствие с новыми ценностями и целями, чтобы обеспечить долгосрочное процветание человечества. И времени на это у нас совсем немного.

Существует ли идеальный временной горизонт, к которому мы должны стремиться в этой битве с недальновидностью? В качестве минимального порога долгосрочного мышления я предлагаю 100 лет: это соответствует потолку продолжительности человеческой жизни, позволяя выйти за рамки собственного «я», ограниченного смертью, и начать представлять будущее, на которое мы можем повлиять, но в котором нас уже не будет^[17]. Столетие – это намного больше, чем принятые в корпорациях пяти- или десятилетние планы, и ближе по временнóму горизонту к таким мероприятиям, как посадка дуба, который вырастет уже после нашего ухода. Кроме того, можно опереться на опыт тех, кто обладает большей дальновидностью. У многих коренных народов горизонт важных решений составляет семь поколений, т. е. почти два столетия. Общественная некоммерческая организация Long Now Foundation в Калифорнии устанавливает еще более амбициозный временной горизонт – 10 000 лет – на том основании, что приблизительно столько лет назад, когда закончился последний ледниковый период, возникли первые цивилизации, а значит, будущее мы должны просматривать на такую же глубину^[18]. В любом случае, не стоит бояться заглядывать далеко вперед. Когда вы будете пробовать мыслить долгосрочно, сделайте глубокий вдох и подумайте о том, что будет лет через 100 и более.

Перспектива радикальной надежды

Можем ли мы действительно совершить такой тектонический сдвиг парадигмы, когда долгосрочное мышление будет не только определять наши индивидуальные решения, но и проникнет в саму ткань общественных институтов, экономических систем и культурной жизни? Литературный критик Терри Иглтон проводит различие между оптимизмом и надеждой^[19], предлагая рассматривать оптимизм как склонность видеть во всем светлую сторону, невзирая на факты. Такая позиция чревата самоуспокоенностью и пассивностью. Надежда же подразумевает более активную и даже радикальную позицию, допуская возможность неудачи, но концентрируясь при этом на успехе и глубокой приверженности результату, который по-настоящему ценен для нас.

Эта книга не об оптимизме, она о надежде. Существует реальная опасность того, что человечество так и не выйдет из тумана своей недальновидности, пока не разразится глобальный катаклизм, и менять курс в попытке избежать судьбы Римской империи или цивилизации майя будет слишком поздно. Но крах не является чем-то неизбежным, особенно если для достижения радикальных перемен люди начинают действовать сообща. Главный урок, который дает нам история, заключается в следующем: ничто не является неизбежным, пока не случится. Конец колониализма и рабства определенно вселяет надежду. Источником надежды служит и преобразующий потенциал шести способов долгосрочного мышления, и вдохновляющие истории повстанцев времени, которые решились противостоять краткосрочности. Необходимо признать, что будущие поколения вряд ли простят нам, если мы сдадимся сейчас, когда еще есть возможность изменить ход истории. Мы должны научиться прислушиваться к воображаемым голосам потомков, чтобы учитывать их интересы, принимая решения.

Путь хорошего предка для нас открыт. Следовать ему или нет – выбирать нам.

2
О зефире и желудях
Как два типа мышления уживаются в одной голове

Представьте, что в руках у вас небольшие предметы, которые символизируют тип наших отношений со временем. В левой – мягкий розовый зефир, в правой – блестящий зеленый желудь.

Вместе они олицетворяют то противоречие, которое существует между дальним и близким временны́ми горизонтами мышления. Человеческий мозг подходит для обоих типов мышления – краткосрочного и долгосрочного, – и между ними идет непрерывное перетягивание каната. Это противоречие присутствует во всех сферах жизни – от глубоко личной до общественно-политической. Промотать деньги на курорте или отложить их на пенсию? Кого из политиков поддержать: того, чья программа рассчитана на столетие вперед, или популиста, заботящегося исключительно о победе на ближайших выборах? Сделать сногсшибательное селфи для соцсети или посадить дерево для потомков?

По сути, у каждого из нас в голове умещаются два типа мышления. Один – я называю его зефирным мышлением – зациклен на сиюминутных желаниях и вознаграждениях. Другой – желудевое мышление – позволяет нам предвидеть далекое будущее и работать над достижением долгосрочных целей. Взаимодействие между этими типами мышления – важная часть того, что делает нас людьми.

Определение «желудевое» применительно к мышлению отсылает нас к рассказу Жана Жионо «Человек, который сажал деревья». Это история о пастухе, который каждый день, присматривая за овцами, делал посохом ямки в земле, бросал в них по желудю, и спустя десятилетия на этом месте зашумела дубрава. Несмотря на реальность подобных примеров и очевидность наших способностей к долгосрочному мышлению, доминирующий в сегодняшнем обществе нарратив апеллирует к нашей врожденной краткосрочности. В ходе исследований для этой книги, беседуя с психологами, экономистами, футурологами и государственными служащими, я систематически сталкивался с уверенностью, что по преимуществу нами движет желание немедленной награды и мгновенного удовольствия, а следовательно, надежды на то, что мы сможем ответить на долгосрочные вызовы нашего века, практически нет. Эссе Натаниэля Рича о нашей неспособности сделать что-то для противодействия климатическому кризису иллюстрирует эту точку зрения. «Люди, – пишет он, – в глобальных организациях, государственных структурах, отраслях промышленности, политических партиях или же индивидуально не способны пожертвовать имеющимся комфортом ради того, чтобы предотвратить наказание, которое понесут будущие поколения»^[20].