Ну, теперь за город! С визгом покрышек разворачиваюсь, вспоминая лучший маршрут поездки, и снова жму на газ. Хорошо, что бензобак залит «по самое не хочу», все сто двадцать литров, так что горючки нам вполне хватит – даже с расчетом на то, что это мастодонт жрет драгоценный 95-й бензин даже не в три горла, а во все триста его лошадиных глоток. Попробуй-ка, разгони эдакую-то махину, если хорошенько не лопать горючее!

А «махина» все разгонялась – легко так, мягко, как самый настоящий лимузин. Как мой кадиллак с открытым верхом, на котором мы с Ольгой только недавно ехали по Крыму.

Ох, черт… нельзя, нельзя вспоминать о том, что сейчас в багажнике этого черного, похожего на катафалк автомобиля перекатывается и вздрагивает тело моей подруги, можно сказать невесты. Дух перехватывает, сердце стучит как молот, и хочется бежать и кого-то убивать. Кого – не знаю, но убить! Убить всех, кто сотворил такое! Убить проклятых ортодоксов только за то, что они отняли у меня мою Ольгу!

Узнаю, кто все это организовал – ни одного в живых не оставлю. Что бы там ни говорили Шелепин с Семичастным – наплевать! Никакого прощения! Всех убью, гады!

У меня вдруг сделалось мокрым лицо, я пощупал, посмотрел на пальцы – ожидал увидеть кровь. Но нет – я просто плакал. Уж и забыл – как это, пускать горючую слезу из глаз. Отвык, расслабился, рассуропился!

Все, хватит. Сосредоточиться и делать дело! Вот только понять бы еще – какое дело. Отвезти Никсонов в аэропорт, к их самолету, а потом куда? На Дачу, куда же еще. Знал я, для чего ее строю. Кстати – и Шелепин с Семичастным знали, что на самом деле из себя представляет эта самая Дача. Нет, она не база оперативников. Вернее – не совсем база. Это командный пункт последнего шанса, когда на самом деле возникнет ситуация вроде сегодняшней. Уверен, въезд в Кремль уже перекрыт и нас там ждут, и ждут не для того, чтобы осведомиться о нашем здоровье.

Только подумал, и тут же слышу голос Семичастного:

– Миша, на Дачу! Гони на Дачу! Мне сообщили – дорога к аэропорту перекрыта. Танки!

Ай, мать моя женщина! Да что же это делается?! Вот это реально плохо! Да как же они проморгали, черт подери?! Такие умные, такие дельные?! Сумели провернуть заговор против Брежнева, а сами как мальчишки попались в ловушку!

Ладно, хватит причитать. Успею еще попричитать! И в морду дать. Обоим! Из-за них Оля погибла! Вот же твари! Твари! Как вы могли ТАК проколоться?! Как ПОСМЕЛИ так проколоться?! Я дал вам все, что нужно, и больше того! Я дал вам самое ценное, что есть на Земле – ЗНАНИЯ! А вы все просрали?! Уроды! Ублюдки!

Глаза жгло, они слезились – то ли обожженные взрывом и тротиловыми газами, то ли от горечи утраты и разочарования. И что делать?! Что делать-то?! Ну, продержимся мы какое-то время на Даче, а дальше что? Подтянут войска, танковыми пушками разнесут ворота, потом саму дачу, и….все! Совсем все! И ради чего я старался?! Ради чего погибла Ольга?!

Уходить. Надо уходить. Бросать всех и уходить за границу. Я нормально инфильтруюсь, меня хрен кто возьмет. Тем более что знаю расположение всех тайников. А в них – оружие, драгоценности, одежда – все, что нужно диверсанту. Драгоценности дешевые – чтобы можно было легко и без проблем сбыть, но много. Хватит на все! И валюта имеется. Эти тайники закладывались еще при Лаврентии. В будущее смотрели люди! Мало ли как оно сложится… И я тайников добавил – так, на всякий случай. Вдруг придется срочно бежать…

Так. Уходить. А куда? В Штаты? После того, как допустил гибель Никсона и его жены? Меня просто затаскают. А потом еще и засудят. За что? А они найдут за что засудить. Хотя бы за то, что помогал Никсону выжить. Как только Ричарда не станет – власть захватят демократы, это без всякого сомнения. И будет повод для войны. Если не ядерной, то…

Впрочем – а войны-то скорее всего и не будет. Вот бьюсь об заклад, что вся эта бодяга сделана совместно с американцами. Я еще сегодня обратил внимание на то, что рядом с Никсоном нет начальника его охраны – я того вычислил сразу, по прибытии президента. Небольшой такой, сухощавый человек, похожий на какого-то киноартиста – даже не могу вспомнить сразу – на какого. Но не суть важно. Сегодня его не было рядом с Никсоном во время взрыва. А что это значит? Это значит, одно из двух: случайность, или заговор. И я почему-то не верю в случайность.

Думаю все это, а сам весь настороже – смотрю в зеркала, смотрю за дорожной обстановкой. На светофоры не гляжу – пролетаю сходу, в последний раз едва не чиркнул о бампер троллейбуса, проскакивая на красный свет. Мигалки здесь нет, такие машины не ездят с мигалками – их сопровождают машины с мигалками. Так что предупредить сиреной и огнями добросовестных водителей я не могу. Все, что мне остается – жать на газ, смотреть за дорогой и надеяться на удачу. Ладно там легковушки – почти пятитонная машина отбросит их, как кегли, а вот если грузовик? Например, груженый кирпичом? Или панелевоз с бетонными блоками? Тут нам тогда и конец придет.

Но пока бог миловал. Несусь, выжимая из мастодонта сто пятьдесят километров в час. Для моего времени – обычная, можно даже сказать незаметная скорость. Здесь – запредельная. Но зато нас не сумеют перехватить. У ментов в этом времени максимум «копейки»-жигули, и то – под вопросом. Они новенькие, их только в министерство. Ментам – москвичи. А москвичи особо не разгонишь.

Вот только и кроме москвичей есть машины… волги, например. С автоматической коробкой передач и двухсотсильным движком. Оперативные машины, которые делают сто девяносто в час – и поболе. Вот они, три штуки, нагоняют. Я быстрее идти не могу, опасаюсь – похоже что колесо нам все-таки прострелили. Вдруг на скорости начнет разрушаться – тогда никаких шансов. Максимум сто пятьдесят – и пусть весь мир подождет.

Две зашли с боков, одна сзади, но не близко. Понимает, что если я резко тормозну, то шансов у него не будет никаких. Я-то устою на дороге, эту машину практически невозможно перевернуть – снизу бронеплита-противовес, а вот он на своих рессорах точно полетит кувырком.

В Саратове некогда погиб местный церковный патриарх. Молодой парнишка, 19 лет, был его водителем. Вез батюшку по церковным делам, и ехал довольно-таки быстро. Дороги же саратовские – ад и пламень. Тогда были – ад и пламень, в двухтысячных их отремонтировали. Ну, так вот – вылетела «волга» с патриархом на так называемую «стиральную доску», то есть поперечные мелкие «лежачие полицейские», и тут же зад машины нормально понесло поперек дороги. Есть у «волги» такая милая особенность, о которой знают те, кто хоть немного поездил на этом, некогда престижном аппарате. Устойчивость «волги» – ниже плинтуса. Она и в поворот входит как яхта, с гигантским креном – того и гляди перевернешься. Да, патриарх погиб. ВырезАли потом из машины. Вернее – из груды металла, в которую превратилась машина. Это была середина девяностых годов, а рассказал мне историю один знакомый мент.

Почему я это вспомнил? А потом, что догнать эти «волги» нас могут, а вот взять… это под большущим таким вопросом! Столкнуть меня с дороги? Пятитонную махину полуторатонной шавкой? Извиняйте! Обознались вы! Не на ту жертву напали!

Делаю рулем резко вправо. Мой «танк» бьет волгу в водительскую дверцу. Скрежет металла, вой сирены (они с сиренами едут!), и «волга» с разгона втыкается в бетонный фонарный столб. Из-под капота идет пар, а может дым. Один готов! Машина слева сразу же принимает крайнее левое положение, подальше от слегка поцарапанной морды нашего лимузина-танка. В репродуктор кто-то кричит, слов не разберу – что-то вроде: «Стафайтесь, руссише партизанен! Вам будет много еда, белый хлеб и девушка!» Ага, будет. Кирдык нам будет! Если они нас остановят. Но не остановят! Если я сам не остановлюсь…

Бью по тормозам. В салоне лимузина крики, ругань по-русски и отчаянный мужской баритон: «Год дэмед!». А вот пристегиваться надо, олухи царя небесного! Как на прогулку выехали! Там ведь есть ремни! Кто мешал пристегнуться? Терпите теперь!

Задняя «волга» к моей досаде успела все-таки затормозить, и удар получился не слишком сильным. Так… фары им разбил, решетку радиатора сломал, возможно что и еще что-то повредил, но пока что этого не видно. Главное – она встала. Снова даю газу, и получается так, что из преследователя превращаюсь в охотника. «Волга», что шла слева, шарахнулась, боясь тарана, и понеслась вперед, справедливо решив, что наблюдать за происходящим лучше с безопасного расстояния. И я дал по газам.

Смешно, но мой мастодонт набирал скорость быстрее, чем эта самая «волга». Может это обычная «волга», только с форсированным движком? Тогда куда ей до нашего трехсотсильного агрегата! В общем – догнал я бывших преследователей, а теперь «дичь», и упершись бампером мастодонта в бампер «волги» дал вырваться всей мощи моего железного буйвола. «Волга» так и не смогла оторваться. Я впечатал ее в столб на повороте так, что она обняла бетонный цилиндр до самой середины капота.

Осталась одна машина преследователей – если осталась, конечно. Я боялся, что при таране мы что-то повредили в нашем движке, но опасался зазря. Да, крылья слегка помяты, да решетка радиатора скорее всего разбита и фары, капот примят – но это все ерунда! Радиатор цел, движок работает как часы – лети, телега, спасай нас! И машина летела.

***

Движок работал как часы, урчал, исправно всасывая в себя чудовищные порции горючки. Пока доехали до места – полбака как не бывало. Между прочим девяносто пятого бензина, заправить который можно только на правительственной заправке! На обычных – только 72 и 76-й. Кадиллак заправлял, так у того такая была детонация – чуть не минут пять после того, как повернул ключ, отключая зажигание, движок еще брякает и вздрагивает как от боли. Да и мощность теряется, хотя по-моему кадди это не было заметно – слишком могуч.

Насчет лимузина я не беспокоился – наплевать, сколько он жрет и где его заправлять. Мне только доехать, а там хоть в овраг его толкай. НАМ только доехать. И доедем.

Слушаю разговоры в салоне у себя за спиной. Шелепин и Никсон пытаются изъясняться на смеси английского с нижегородским. Английский у бывшего Председателя КГБ хреноватый, как и у нынешнего Председателя КГБ, но кое-как растолковали, что ехать в аэропорт опасно, что сейчас мы едем на дачу к товарищу Карпову, известному писателю, где и заляжем на матрасы до лучших времен. С дачи мы свяжемся с компетентными людьми, которые все исправят и сделают всем хорошо. Утрирую, конечно, но разговор на ломаном английском получился именно таким. Никсон вроде как успокоился, узнав, что возможность связаться с миром на моей даче имеется.

Преследователей я больше не видел. Возможно, они держались где-то далеко позади, а может и вовсе отстали. Поживем, как говорится, увидим. Если поживем.

Впрочем – я не верю, что Провидение собирается меня убить. Похоже, что как раз в этот момент моя помощь этому миру особенно необходима. Ну… мне так кажется!

Долетели быстро – здесь пробок нет, дороги свободны, на светофоры я забил (Три раза – кроме того троллейбуса – поцарапал машины. Ну… простите, люди! Крайняя необходимость!).

По улицам поселка еду медленно, стараясь не привлекать к себе внимание. Впрочем – как тут не привлечь? Люди из-за заборов только на нас и таращатся! Ну представить себе – здоровенная, как грузовик хренотень, с битым передом, исцарапанная, с пулевыми пробоинами – и тихо крадется по улице. Заинтересуешься, пожалуй!

Подъехали к воротам, остановились. У Дачи никакого движения, все как вымерло. Никсоны с любопытством оглядываются по сторонам, смотрят в окна.

– Майкл, это твое поместье? – спрашивает Ричард, нос которого подозрительно опух (Не пренебрегайте безопасностью! Пристегивайтесь в автомобиле!)

– Мое – коротко отвечаю я, и командую – Все сидим в машине. Я должен показаться, иначе нас не впустят. Не выходить!