Другие студенты приехали и вселились раньше меня, так что кровать мне досталась неудобная – прямо у окна. Окно не застекленное, тут еще не умеют делать большие прозрачные стекла. Большинство окон – просто проемы, которые в холодное время закрывают дощатыми ставнями и шторами. Нередко в помещениях и вовсе окон не делают, так теплее, а освещать и свечами можно. В комнатах богатых господ модно ставить витражи из небольших фигурных кусков мутного цветного стекла, вставленного в массивные свинцовые переплеты. Для большей яркости и четкости мелкие детали на витражах раскрашивают эмалью. Даже «лунного стекла» – круглых мутных дисков, сплющенных из пузырей, сделанных стеклодувом, тут еще не научились делать.

Строение, в котором поселили наш курс, по сути было бараком. Хотя нет, оно даже до барака не дотягивало. Потому что барак – это малоэтажное быстровозводимое строение с удобствами в коридоре. А тут удобства были прямо под кроватями. Да-да, каждому жильцу полагалась ночная ваза, таз и кувшин для воды с длинным носиком, хочешь – умывайся, хочешь – зад мой.

Из общих удобств в общежитии была только кухня, где можно было погреться, постирать, набрать воды: холодной – из бочки, которую наполнял сын управляющей, или горячей – из чана, вмурованного в печь. Еще можно было разогреть на печи какую-то пищу или закипятить травяной чай, какао или взвар из фруктов. Готовить тут смысла не было – кормили всех в столовой, бесплатно. Для тех, кто проголодается ночью, тут стоял столик, на нем – корзинки с сушеными фруктами, несладкими плюшками. Молоко, масло и сметана хранилось в шкафчике, который сохранял продукты от порчи.

В комнатах селили по восемь человек. Получалось тесно – почти вся комната плотно заставлена кроватями, табуретами и тумбочками, проходы между кроватями узкие, только угол рядом с камином свободен, там стол стоит, шкафы для одежды, полки для всякой всячины.

В прошлое посещение общежития из соседей по комнате я видел только двоих, сказал им, что жить постоянно не планирую, может, буду иногда ночевать. Бросил постель на свою кровать и ушел, торопился я тогда.

И вот теперь я собирался пересидеть в общежитие немного времени до заката, заодно на соседей поглядеть.

***

Кухня располагалась прямо напротив входа в строение. Там у печи суетилась управляющая, пожилая тетка, я кивнул ей, проходя мимо.

Когда я открыл дверь своей комнаты, мне в нос ударил мощный дух горячего вина, к которому подмешивались запахи чеснока, давно немытых тел, испражнений и горелого сала.

Неверный свет, который давали огонь из небольшого камина и от нескольких тонких жировых свечей, оставлял комнату почти темной.

Когда мои глаза адаптировались, я обалдел.

Тут собрались почти все жильцы.

Один сидел на ночной вазе. Дело обычное, тут это занятие не считают нужным скрывать.

Второй стоял у камина, задрав нижнюю рубашку до груди. Спущенные до башмаков чулки открывали его волосатые бедра. Перед ним на коленях стоял еще один парень и ублажал своего товарища орально.

Остальные сидели рядом, перед камином, грелись и потягивали горячий глинтвейн из глиняных кружек. Котелок с напитком стоял на каминной полке.

Я на секунду замер, уставившись на происходящее, потом перевел взгляд на свою кровать.

– Вы совсем страх потеряли, овцелюбы! – взбесило меня то, что я там увидел.

Моим тюфяком закрыли проем окна. Не просто закрыли – его прямо насквозь приколотили двумя колышками к рассохшейся щелястой ставне. Теперь тюфяк был безнадежно испорченным – дырявым, промерзшим, еще и мокрым от натекшей через щели на подоконник воды. Одеяло и подушка отсутствовали. Постель небрежно сбросили на пол. А на кровати стоял чей-то сундук.

– Кто?! – я обвел взглядом соседей.

– Я уберу сундук! – испугался один из парней.

– Ты, новичок, веди себя потише, – встал другой, в красном расстегнутом кафтане и голубых шортах с прорезями, через которые видна ярко-лимонная подкладка. – Тут не дворец, твой титул никого не интересует. Мы думали, ты тут всё равно не живешь, а нам тесно и в окно дует, вот и применили с пользой твои вещички.

Его пренебрежительный самоуверенный тон меня окончательно взбесил.

Я, ни слова не говоря, сделал шаг вперед и провел прямой удар ему в челюсть. Тут же добавил правый боковой. Парень удары пропустил, полетел на пол. Они тут все обучены бою с оружием и подсознательно ожидают, что первый удар будет с правой руки, мечом. А я на Земле в детстве боксом занимался, рука у меня была поставлена, и удары получились очень даже неплохо. Вот почему, когда нужно действовать, не раздумывая, из глубин памяти всплывает то, к чему привык в детстве? Хорошо, я в перчатках из мягкой оленьей кожи, а то повредил бы костяшки пальцев, бил я сильно, от души.

Парни испуганно подхватились. Даже тот, который получал оральное удовольствие, отшатнулся и замер в растерянности. Его достоинство стремительно сдувалось.

Жертва моих ударов закопошился на полу, тяжело встал, схватил табурет, набычился. Остальные тоже начали вооружаться тем, что под руку попало.

Я вытащил мизерикорд.

– А теперь замерли, щенки. Вы привыкли считать, что вы лучше других, но пока вы обычные простаки, ваш статус равен статусу мастера или солдата. Титулы вам присвоят только через пять лет. А я уже титулованный рыцарь. Теперь, если тут есть кто-то с мозгами, пусть скажет, что будет, если я кого-то из вас заколю за оскорбление моего достоинства, – я многозначительно покачал четырехгранным острием мизерикорда, длинным, сантиметров двадцать пять от игольчатого конца до небольшой круглой гарды.

– Ничего не будет. А если оскорбление не доказано, то виру в пару серебряных рублей назначат, – парень, перед этим делавший минет, вытер губы и просветил всех в тонкостях права.

– Вот! Вас тут пятеро. Я могу себе позволить потратить десять рублей. А вас, если вы меня убьете, будут пытать, а потом повесят. Так что все встали смирно и опустили табуреты и кувшины.

Студенты послушались. Избитый выплюнул пару зубов и вытирал кровь, льющуюся из носа. Похоже, что-то я ему сломал, слишком много крови.

– А теперь все дружно исправляют то, что натворили. Владелец сундука убирает его с моей кровати. Тот, кто спер мои одеяло и подушку, возвращает их, и возвращает чистыми. Тот, кто придумал мой тюфяк на окно приколотить – рысью бежит к управляющей и выпрашивает у нее новый. И чистую постель.

– Ты пожалеешь, – пробормотал избитый. – Знаешь, кто мой отец?

– Не знаю. И мне это малоинтересно.

Я сделал паузу, потом уже спокойно объяснил:

– Вы привыкли жить в замкнутой среде. В школе вам говорили, что вы особенные, что некроманты лучше других, вы со временем станете некромантами, и значит – вы тоже лучше других. А если ваш отец сидит на хорошей должности, вы и вовсе родились на вершине мира.

Так вот, вам говорили не всю правду. Вы важнее крестьян. Со временем станете важнее горожан и простых солдат. Но это время еще не настало. И вы никогда не встанете на один уровень с аристократами. Потому что у каждого из аристократов кто-то из предков совершил что-то особенное, повел за собой людей, захватил власть и землю, а прямая линия его потомства сохранила свое положение в борьбе с другими претендентами.

Кстати, я, как опекун благородный леди, баронессы Зеленой Долины, временно равен по статусу баронам. Добавлю, что я лично знаком с герцогом и всей его семьей, включая наследника, графа Омского, а графиня Омы мне обязана. Учитывайте это, когда будете жаловаться своим папочкам.

Добро пожаловать во взрослый мир, засранцы!

***

Соседи забегали, приводя в порядок мое спальное место.

– Может, сэр желает расслабиться? – подошел ко мне местный специалист по оральным утехам.

– Нет, не интересует. И в будущем в моем присутствии этим не занимайтесь. Если не терпится – в парк идите или еще куда. Здесь не бордель.

Из-за всей этой суеты времени на отдых почти не осталось.

Я только прилег минут на пятнадцать, чтобы распрямить кости, и уже вечерний колокол брякает – ворота академии закрывают, пора идти на кладбище, к магистру Бонифаксу.

Зато с соседями по комнате познакомился.

***

На улице осенний мелкий дождик перешел в мокрый снег. Под ногами на мощеных дорожках хлюпала вода. Темно, еле видно камни под ногами. Впереди свет свечного фонаря виднеется. Мне туда.

Я надвинул глубже капюшон плаща. Под ним надета круглая вязаная шапочка, сделанная для меня Вилей. Такие шапочки мы продавали дворянам из герцогского дворца по рублю за штуку. Эксклюзив же. И удобно – вот под капюшоном, например, она не мешает. И под шлемом. А тюрбан, намотанный на голову, или берет – мешали бы. Надо бы еще шляпу с полями изобрести, в дождь такая была бы удобнее.

Я подошел к боковой калитке, перекрывающей проход сквозь толстую стену. Кладбище размещалось не во дворе академии, огороженном крепостной стеной, а рядом. Впрочем, оно тоже было огорожено трехметровым кирпичным забором, так что посторонние туда попасть не могли. А результаты экспериментов студентов не смогли бы разбежаться.

У калитки уже ждали магистр Бонифакс с фонарем и несколько студентов из нашей группы. Потом подтянулись остальные.

– Все пришли? – магистр пересчитал нас по головам. – Вроде все. Ну, идемте.

***

На кладбище он выстроил нас у свежей могилы.

– Здесь похоронен один из подопытных, которого использовали при обучении. Здесь вообще большинство могил – могилы подопытных. Студенты еще изредка погибают, их тоже тут хоронят.

Я слушал, искренне не понимая, зачем нас вообще потащили ночью на кладбище. Когда я присутствовал при призыве души старым некромантом в графстве Ома, тот просто в темном кабинете это делал. Темнота важна, чтобы лучше было видно душу, а дождь, холод и грязь – зачем вот это вот всё?

– Теперь вы возьмете лопаты и выроете труп. Он почти свежий, вам понравится.

– Магистр, а зачем? – не выдержал я. – Неужели у вас не осталось пряди его волос или следа биологических жидкостей?

– Объясняю. Вы ничтожества. Жалкие зародыши магов. Вы не только ничего не умеете, но и не хотите трудиться. Многие не готовы запачкать свои ручонки. Труд некроманта часто связан с грязью, кровью и гнилью. Привыкайте к этому. Кто не готов копаться в грязи и боится гнилого мяса, не сможет стать настоящим профессионалом. Я научу вас не бояться трудностей, сморчки.

Что-то мне это напомнило…

…старые американские фильмы о военных, еще времен вьетнамской войны. Там часто показывали, как какой-нибудь тупой вояка-сержант, с бритым затылком и гипертрофированными мышцами, всячески гнобит новобранцев, обзывая их по-всякому и заставляя ползать в грязи. Считалось, что это готовит солдат к будущим трудностям. Оказалось – ерунда всё это, после эпического провала во Вьетнаме американцы начали пересматривать концепцию, и допересматривались до полной толерантности. А воевать у них так и не получилось научиться, да… Наверное, чтобы успешно воевать, надо учиться воевать, а если учиться терпеть унижения – то научишься терпеть унижения. Как-то так это работает.

Так что подход магистра у меня доверия не вызвал. Нет, иногда, наверное, приходится некромантам и в земле покопаться, и с несвежим трупом поработать. И это надо уметь, а значит – надо попробовать. Но вот оскорбления тут явно лишние, это он свои психологические комплексы тешит. Да и ладно, пускай. Мне плевать на мнение вот этого конкретного магистра, так что он может обзывать меня как угодно, на мою самооценку это не влияет, вот вообще никак.

Я одним из первых взял лопату, деревянную, окованную по краю узкой полосой мягкого железа, и начал копать. Остальные студенты присоединились.

Что тут сказать? Копать деревянной лопатой – удовольствие так себе. Даже если копать надо могилу, земля на которой еще не успела слежаться.

Когда мы немного углубились, стали меняться, по очереди двое копали в яме, остальные оставались наверху.