Осталось прояснить пару моментов.

– А чего ты за меня не хотела замуж? Предлагал же, а ты упиралась.

– Как я за тебя замуж пойду? В лесу жить, в чаще, никого не видеть? – в ее интонациях прямо слышалось знакомое по земной жизни: «Там же нет ночных клубов и бутиков!». – А дети как там будут?

– Так я же вроде говорил, что собираюсь избу в деревне поставить?

– Что, правда? Да хоть бы и избу! Сам ты будешь по лесам шастать, рано или поздно тебя медведь или тигр задерет, а я как с детьми останусь?

Мой земной опыт подсказывал, что это скорее оправдания, а настоящая причина проще: с одной стороны – нелюдимый мужик со шрамом на морде и ножом на поясе, с другой – первый парень на селе. Выбор очевиден.

Ирония в том, что если бы не ухаживания Тима, мельников сын на Милку мог бы внимания и не обратить – ничем особенным она от других девок не отличалась, разве что глазами блудливыми. Но раз пришлый охотник на нее внимание обратил, у местного альфа-самца сразу инстинкт сработал – поставить чужака на место, а его самку отобрать себе.

Я задавил страсти, бушующие в глубине подсознания, подумал и выдал своё решение:

– В общем, слушай, красотка. Хочешь замуж за Изика – иди, мешать не буду. Убивать за то, что вы сговорились и пытались меня убить, тоже не стану.

Девушка успокоилась, перестала рыдать, слезы рукавом вытерла.

– Сейчас иди к своему жениху – забери у него мои волосы, отдашь мне. Если хоть один волосок у вас останется – узнаю, убью обоих.

Кивает головой, согласна.

Я на нее посмотрел, на грудь ее, колышущуюся под домотканой рубахой из тонкого льна, на бедра, очерченные тканью зеленой юбки. А под рубахой-то у нее ничего нет, женского белья тут еще не придумали. Чувствую – хочу ее, сил нет терпеть. Даже непонятно, чего больше хочу – то ли шею ей свернуть, то ли оттрахать в грубой форме. Хотя нет, зачем себе врать, – оттрахать хочется больше. Надо что-то с этим делать.

– Вечером после заката придешь на сеновал, отдашь мои волосы. Потом будешь со мной встречаться, как раньше встречалась, – на этих словах губы скривила, опять плакать собралась. – Это ненадолго, я скоро из деревни уйду, насовсем. Пока не уйду – будешь шубку и муфточку отрабатывать. Если позора боишься – можем по деревне вместе не ходить, прямо на сене вечером встречаться.

– А как же Изик?

– Ничего, год терпел и еще немного потерпит. Ты ему за это шубку в приданое принесешь. Скажешь ему – или так, или я вспомню, что он меня убить пытался.

Головой кивает.

– Ему за попытку убийства заплатить придется, как именно – я позже придумаю. И его отец пусть думает, что он мне может за жизнь своего сына предложить.

Всхлипнула. Боится. А как ты думала? Убивать – нехорошо. А безнаказанно убивать – очень нехорошо, развращает это.

Поговорили, вроде всё решили. Я встал и к сестре пошел. Сообщить, что жив, подстреленную птицу ей передать, в бане попариться, отдохнуть и подумать, что дальше делать. А Милка к своему жениху побежала.

* * *

Лексе сплетницы уже успели рассказать и о том, что я умер, и о том, что пришел живым. От таких колебаний она совсем самообладание потеряла. Как увидела меня, на шею кинулась, разрыдалась. Еще и племянник старший вышел в дверь, с босыми ножками, в детской длинной рубашонке, увидел, что мамка плачет, – заревел белугой.

Я обнял сестру, по спине погладил, потом сунул ей в руки тушку птицы, привычные хлопоты сестру успокоили. Пока она перья ощипывала, коротко рассказал свою версию событий: некромант или обманул, или ошибся, я не умирал, Милка – сука, и я с ней расстанусь, а еще я думаю уходить из деревни, потому что скучно мне тут.

– Куда ж ты пойдешь?

– Не знаю еще. Думать надо.

Лекса задумалась сама, и мужа своего загрузила – может, что посоветует. Он мужчина, иногда к замку ездит, там с людьми общается, всякие новости слышит.

Пока они переваривали новую информацию, я баню затопил.

Пока баня грелась, сел там и задумался – может мне и уходить никуда не надо? Рядом с землянкой в лесу баню поставить, колодец вырыть, вместо очага печь сложить – и жить там? Потом можно полноценную избу поставить… Буду добывать зимой пушнину. А летом можно отдыхать, по стране помотаться, посмотреть, что интересного есть вокруг.

Жить одному в лесу или среди толпы малограмотных селян в деревне – разница небольшая. Одному даже проще. Жену себе по вкусу я найду, я человек небедный. Можно и рабыню молодую красивую купить, при желании.

Опыт земного человека, прожившего жизнь, подсказывал, что такой вариант будущего, спокойный, комфортный, – очень даже неплох.

А шило в заднице утверждало, что в моем молодом теле мне такая жизнь наскучит очень скоро, и меня потянет на приключения. Это не хорошо и не плохо, просто надо с этим смириться.

* * *

Пока я парился, Лекса успела фазана поджарить. Сели за стол, перекусили.

Зять новости рассказал. Раньше Тим международной обстановкой не интересовался, а вот теперь понадобилось.

Оказывается, в Прибрежной марке перемирие заключили. Решили в этом году летом не воевать, а осенью крестьяне должны урожай собирать, потом от дождей дороги развезет, а там и зима, а потом весенние работы, так что до следующего лета воевать не будут.

Торговцы в селе при замке жаловались, что наемники без работы остались, расползлись по всей Прибрежной марке, часть даже в горные баронства вернулась, и теперь шалят. Кто-то по трактирам празднует – девкам опасно рядом пройти, да и парней бьют. А кто-то, как ушли командами из войска, так командами и двигаются – могут на дороге разбойничать, а могут и на деревеньку напасть. Если нападут – всех ограбят, кто побогаче – пытать будут, чтобы деньги найти, женщин изнасилуют. Наемники, что тут говорить. А наша деревня как раз недалека от Большого леса и через нее дорога из баронств в марку проходит. Опасно.

Обсудили, куда мне направиться, если из деревни уходить.

В равнинных баронствах везде жизнь такая же, как в нашей деревне – бедная, от урожая до урожая. Смысла менять шило на мыло нет, совсем нет.

В горные баронства идти – тоже смысла нет. Там люди своим узким кругом живут, чужака не примут. Жизнь там богатая, но для меня это скорее минус – со своими накоплениями я там ни жилья хорошего не смогу купить, ни земли, ни скота, ни в порядочное общество войти. Буду приблудным бедным чужаком до конца жизни, никому не нужным и без достойного заработка.

Получается, что нужно или оставаться и комфортную жизнь в лесу налаживать, или идти в Прибрежную марку.

В марке есть богатые города. Простой народ, хоть и кичится своей «культурностью», живет бедно. Беднее даже равнинных крестьян. Но есть и очень богатые люди, которые в особняках в роскоши живут, едят с серебра, ходят в шелках. Раз есть богатые – можно найти способ часть денег от них получить. Хоть бы и за меха – наверняка цены на шкурки куницы в Прибрежной марке намного выше, чем в нашем захолустье. Но и риски там выше – постоянно война, вокруг много разбойников, наемников, которые от разбойников отличаются только профессиональной жестокостью, да и баронов с дружинами лучше на дороге не встречать.

Так что – надо думать, стоят ли приключения риска.

На одной чаше весов – вполне спокойная, сытая и комфортная жизнь в лесу. Правда, тоже не без риска – медведь или тигр могут сожрать, или какие-нибудь разбойники на мое жилище набредут, или зимой под лед провалюсь и вовремя отогреться не сумею. Но риски в этом случае понятны и предсказуемы.

На другой чаше – возможность на мир посмотреть, на магов. Может, удастся стать чем-то большим, чем зажиточный охотник на глухом хуторе. Но риски намного выше и непонятны не только для меня-земного, но и для Тима, который в крупных городах никогда не бывал, с наемниками и баронами дел не имел, обычаев прибрежных не знает.

* * *

Пока ужинали и говорили, вечер опустился.

Как только стемнело, я вприпрыжку побежал на свидание. Ко двору Милки вышел огородами, знакомой тропинкой прошел на сеновал. Когда заходил, шел осторожно, нож в руку взял. Мало ли, что ей с Изиком в голову взбредет с перепуга.

Девушка уже меня ждала. Больше никого там не оказалось. Нож не понадобился.

Милка сразу отдала мне пучок волос, завернутый в тряпицу. Я его потом сжег.

После первых слов перешли к сладкому. Как только я руки Милке под рубаху запустил, сразу накрыло так, что соображать совсем перестал. После первого раза немного в себя пришел, но ее не отпустил. Слишком соскучился по ее телу. Валял ее полночи. И не просто валял, а с применением навыков, привычных из моего земного опыта. Они тут изысками не сильно разбалованы, поэтому даже обычные ласки Милка восприняла, как что-то чудесное. Мне это даже забавно было – под Тимом она так не стонала.

Ушел я от нее уже в полночь. Сказал – завтра приду, продолжим. Она промурлыкала: «Приходи, ждать буду», довольно улыбнулась и заснула, свернувшись под одеялом, как кошка.

Может, если бы Тимос внимательнее относился к девушке и более качественно ее трахал, она бы и не стала с Изиком заговоры устраивать. Но, как говорится, «Если бы у бабушки были яйца, она была бы дедушкой». Что случилось, то случилось.

* * *

На следующее утро я проснулся с жаждой деятельности. После избавления от спермотоксикоза я успокоился, вернул себе способность здраво мыслить.

На трезвую голову еще раз обдумал, оставаться ли мне жить в лесу или уходить в Прибрежную марку, навстречу приключениям.

С точки зрения моего земного опыта никакие приключения не стоили непредсказуемых рисков. Потому что вероятность погибнуть, сунувшись в опасную местность без понимания установленных там порядков – процентов пятьдесят. Как в анекдоте – или погибну, или нет.

Но моему подсознанию было плевать на разумные доводы, оно уже сделало свой выбор. Шило в заднице моего молодого организма требовало путешествий, сражений и гарема из юных девственниц. А еще – аристократического титула и богатства.

Так что моему разуму осталось только смириться с этим выбором и организовать путешествие так, чтобы оно прошло максимально безопасно и с комфортом.

Для начала мне нужно было избавиться от лишних ликвидных активов. Землянку и всякую хозяйственную утварь в ней я оставлял на случай, если придется вернуться. Самые ценные и легкие меха, шкурки куниц, я собирался взять с собой – в Прибрежной марке цены на них должны оказаться намного выше. А вот все остальные шкуры надо было продавать. Пару медвежьих (они объёмные, тяжелые, с собой не потащишь), десяток волчьих, пучок беличьих, кучка заячьих, целая кипа оленьих и кабаньих. Даже пара бизоньих была. Чтобы перетащить всё это из леса в село у замка требовался транспорт. Телега в лесу не пройдет, значит, нужен вьючный конь. Или два, вьючный и верховой.

Деньги на покупку коня мне тратить было жаль. Зато я знал, кто мне может его дать – мельник. В оплату виры за преступление своего сына, за попытку меня убить. Вот к мельнику я и собрался.

* * *

Перед выходом из дома сестры я достал из котомки малый нож, сунул его лезвием под кожаный наруч на левой руке. Рукоять спряталась в ладони. Теперь одно движение пальцев – и нож будет в руке, взятый обратным хватом. А под правой рукой висит охотничий нож в ножнах. Охотничий большой, но его видно, а нож в левой руке – будет сюрпризом, если что.

Казалось бы – паранойя, да? Но если неприятности уже случились, делать что-то поздно. К неприятностям надо готовиться заранее. Я за свою земную жизнь всякое видел, еще больше всякого слышал от знакомых. И хотя уже давно не ходил с охраной, но до своей смерти держал травмат в спальне, дробовик в сейфе в зале первого этажа и кинжал, спрятанный около входной двери в дом. На всякий случай. Так и сейчас. Скорее всего, не понадобится – деревенские мужики, в целом, люди мирные. Но если понадобится – у меня есть.