После разговора со старостой я вернулся к своим планам: проехал мимо двора Милки, помахал ей рукой, чтобы знала, что я в деревне и приду к ней на сеновал; потом – к Лексе, отдохнуть и помыться; потом – опять к Милке, на свидание.

* * *

Утром без спешки добрался до замка.

Главная дорога шла через село, перед его околицей была развилка, ведущая к замку. Между селом и замком оставлено пустое пространство – барон запрещал что-то строить вблизи крепостной стены.

Стена замка была метров десяти высотой, сложена из кирпича, укреплена мощными пилонами, массивными внизу и сужающимися кверху. Внутри стен, похоже, почти всё пространство было застроено, крыши и верхние этажи строений возвышались над стеной. Выделялись массивный прямоугольный дворец с узкими окнами и круглая башня-донжон.

Село отличалось от моей родной деревни только размером, да еще наличием в центре нескольких мастерских и лавок, а еще – небольшого рынка. Сейчас никакой ярмарки не было, поэтому на рынке было почти пусто: несколько баб торговали ранними фруктами из своих садов, творогом и маслом, или скучали, пытаясь продать зелень, молодую репу и серо-желтую морковь.

Тим бывал в селе, хоть и не часто: к скорняку приходил с мехами, у кузнеца наконечники для стрел покупал, один раз к ведьме заходил – за амулетом, отпугивающим животных. Так что в общих чертах я знал, что здесь есть. Мастерские кожевника, скорняка, портного, сапожника. Ведьма. Парикмахер. И кузнец с гончаром, конечно, как без этого.

На улице я поглядывал на людей. Они тут одевались немного не так, как в деревне. У нас крестьяне обычно летом ходили босыми или сплетали себе лапти, только не из лыка, а из соломы. Зимой под лапти портянки наматывали. Из одежды мужчины носили свободные штаны до середины голени и рубахи из серого домотканого полотна, женщины – длинную рубашку и темную юбку до пят, в прохладную погоду – еще и жилетку.

В селе большинство одеты были так же просто, но встречались и люди богаче. Обуты такие были в короткие сапоги из мягкой кожи. Одежда у них была из хорошего сукна, с виду – примерно как джинса, только разных цветов. Дамы ходили в расшитых жилетках, которые как корсет поддерживали и прикрывали их верхние прелести. Жилетки застегивались спереди на многочисленные шарики-пуговички. Ткани были окрашены в яркие цвета и украшены вышивкой, нижние рубашки, края которых торчали у модниц над линией декольте, были из отбеленной ткани, а не серыми, как домотканые. Богатые мужчины тоже носили жилетки. Встретился один модник, наряженный в полотняные чулки, шорты и сшитый по фигуре кафтан до пояса. Потом оказалось, что так одеваются богатые мастера, наемники и господа.

* * *

Первым пунктом моего посещения стала мастерская кожевника. Ему я продал кабаньи и оленьи шкуры. Продал неплохо. Небольшой олень по рублю пошел, кабан – по двадцать копеек. Понятно, что мастер на мне заработает свои триста процентов прибыли, но и мне приличная, по местным понятиям, сумма перепала.

Оленья кожа мягкая и прочная, она идет на изготовление дорогих перчаток для богатых господ, кабанья – на дубленые жилеты для военных, упряжь и всякие ремни. Когда кожевник узнал, что у меня есть еще кипа таких же шкур – радовался. Потому что оленей всех в баронствах выбили, в лес за ними мало кто ходит. Потому – есть дефицит этой кожи, которая ценится втрое дороже телячьей. А на кабанью кожу спрос почти безграничный – во время войны дубленой кожи нужно много. Бизонья тоже на ремни и жилеты идет, еще больше для этих целей ценится, так что и ее продам, сколько есть.

Я порадовался патологической бережливости Тима, который все эти шкуры не ленился снимать, обрабатывать и копить, хотя пешком тащить их из леса на продажу не мог. К обычной крестьянской бережливости парня добавилась память о голодном детстве и тяжелом первом году в лесу, когда не хватало самого необходимого. Говорят, опыт бедности и голода накладывает отпечаток на характер человека на всю жизнь, вот и у Тима так получилось.

Попрощался я с кожевником почти дружески, пообещал привезти остальные шкуры на днях.

После кожевника пошел к скорняку. К тому самому, который когда-то меня научил шкуры правильно обрабатывать и ловушки на куницу ставить. Поболтали, он меня квасом угостил. Жалел, что я ему мало пушнины привез. Волчьи, беличьи и лисьи шкуры выкупил, на медвежьи посмотрел скептически, из вежливости предложил цену, как за волчью. Я выразил свое недоумение: и добывать медведя опаснее, чем набить из засидки над падалью десяток волков, и зверь реже встречается, и шкура по площади как двадцать волчьих. А возни с их обработкой сколько было?

– Понимаешь, мне медведя использовать некуда, – извинился скорняк. – Шубы из медведя в наших местах никому не нужны – они хоть и теплее любого другого меха, но тяжелые очень. Только если полости сделать для возниц – зимой в пути ноги укутывать, или кому богатому в спальню, вместо одеяла или ковра. В замок попробуй продать, но тебя туда вряд ли пустят.

– А с кем там говорить?

– С управляющим.

Сказал, что попробую, не получится – вернусь к нему, продам, за сколько возьмет.

* * *

Подъехал к воротам замка. Подъемный мост в землю врос, давно его не поднимали, нападений здесь не особо боятся. У ворот стражники стоят, в кольчугах, щиты к стене прислонены, в руках алебарды – на трехметровых древках с пиками небольшие топорики со скошенным лезвием, с обратной стороны от топора – шип вбок торчит, броню пробивать или всадника зацепить и с коня стащить.

Поздоровался. Сказал, что для капитана замка есть сообщение – видел отряд в лесу, староста деревни просил сообщить.

Послали за капитаном, мне сказали проехать внутрь двора и там около ворот остановиться.

Проехал, встал, с коня слез.

Пока ждал, начал озираться. Интересно же – настоящий замок.

Стены толстые, несколько метров толщиной, у ворот – надвратная башня и через нее сделан длинный коридор. Под потолком коридора – бойницы. С внутренней стороны – решетка, сейчас поднятая, это на случай, если ворота протаранят.

Коридор я проехал, внутри открылся небольшой дворик, мощеный камнем. За двориком – громада дворца и другие строения.

Недалеко от меня карета и две телеги стоят с выпряженными конями. На телегах и около них люди какие-то необычные. Сразу бросается в глаза, что они одеты ярко, как попугаи. У одного кафтан сшит из красных и зеленых ромбов. Как у арлекинов, только у тех вроде черно-белые, а этот – цветной. У другого – один чулок синий, второй зеленый, шорты красные, с прорезями, а в прорезях – желтая подкладка просвечивает. И кафтан еще – половина зеленая, вторая – синяя. А на голове берет с пером. Так вот ярко они все разодеты. Первой мыслью было – клоуны какие-то, или артисты. Присмотрелся – нет, не артисты. Военные. У всех на поясах короткие мечи, все широкоплечие, с прямыми спинами и шеями – привыкли на себе латы таскать и снаряжение. Все взрослые, старшим лет по сорок уже.

Я уже рассмотрел их, взгляд отвел в сторону дворца – там какие-то люди вышли. Вдруг слышу:

– Кривоглазый, ты чего уставился? Слышь, кривоглазый, оглох, что ли?

Не сразу сообразил, что это ко мне обращаются. У меня же шрам на щеке, он чуть уголок глаза оттягивает, так что у меня один глаз слегка кривоват.

Повернулся – подходит один из попугаев. Настроен агрессивно.

Я ноги чуть шире поставил, руки опустил, правая около рукояти ножа. Думаю – у него меч короткий, для боя в свалке, таким мечом не рубят, а колют вроде. По крайней мере, римские легионеры именно так его использовали. Если он будет колоть – я кожаным наручем удар попробую отвести и ножом его достану, он же без кольчуги. А дальше посмотрим – тут, в конце концов, не дикий лес, просто так убивать людей не принято. Стражники рядом стоят – должны же они за порядком следить?

– Шпионишь, сука равнинная? – продолжает распаляться попугай.

– Стоять! – послышалось со стороны дворца. Оттуда двое богато одетых мужчин приближались. Один в кафтане с вышитым баронским гербом, второй одет как попугай, но богато, в чистой одежде, и перевязь на нем наискосок, черная лента. Похоже, знак отличия какой-то.

Тот, что с перевязью, подошел, положил гневному попугаю руку на плечо.

– Ты совсем глаза потерял, Люк? Расслабились за время перемирия, суки?

– Ты чего командир? Тут какая-то деревенщина кривоглазая на нас смотрит, шпионит.

– Кривоглазый, повернись правым боком.

Я медленно повернулся.

– Вот сука! – агрессор увидел нож в ножнах на моем поясе и выругался, но не столько от злости, сколько удивленно.

– Ты вообще ослеп? Где ты крестьян с ремнем и наручем лучника видел? А лук у седла как не заметил?

Потом ко мне повернулся:

– Откуда шрам на морде получил?

– С медведем поссорился. Он меня съесть хотел, а я не хотел, чтобы он меня ел.

– И как?

– Тяжело, – вздохнул. – Но мне повезло, а ему – нет.

Командир опять повернулся к Люку:

– Как ты еще жив до сих пор, щенок тупой? Иди с глаз моих.

– Так шпионил же!

– Без тебя разберемся.

Агрессивный попугай убрел к своей телеге и товарищам.

* * *

Заговорил мужик с баронским гербом, седой уже, явно военный, роста среднего, но плечи и грудь такой ширины, что непонятно, как в двери проходит. Сначала к командиру попугаев обратился:

– Капитан, напомни своим псам, где они находятся. То, что вам позволено в Прибрежной марке, по эту сторону леса творить нельзя. Здесь барон решает, кому жить, а кому умирать. Кто меч обнажит без достаточной причины – руку отрубим.

– Напомню, – кивнул.

Потом седой ко мне обратился:

– Я капитан замка. Ты кто такой и зачем звал?

– Охотник я. Зовут Тимос. Из деревни под лесом. Вчера около дороги в Прибрежную марку видел отряд каких-то вооруженных людей. От нашей деревни полтора дневных перехода, к этой ночи могут дойти, если к нам идут. Староста боится – на деревню нападут.

– Здесь кто-нибудь твою личность подтвердить может?

– Скорняк местный может, я ему давно меха на продажу таскаю.

– Ладно. Пошлю к нему проверить, ты тут побудешь, пока посыльный не вернется. А пока, – что за людей видел, рассказывай. Много их? Как одеты и вооружены?

Я попытался ответить на его вопросы, но оказалось, разведчик из меня так себе: многие вещи я или не рассмотрел, или не счел важными. Честно сказал, что весь лагерь не видел, только пару костров и четыре палатки. А сколько их всего в кустах пряталось – неизвестно.

Капитан задумчиво помял подбородок.

– Ладно, спасибо за предупреждение, я к вам нашего некроманта отправлю, пусть у вас несколько дней побудет, на случай нападения. Всё равно сидит без дела.

– А не подскажешь, с управляющим переговорить я могу? У меня пара больших медвежьих шкур на продажу – товар редкий.

Капитан пожал плечами, сказал – позовет. И ушел.

* * *

Командир попугаев стал мне уточняющие вопросы задавать.

– Прости, капитан, а вы кто такие? – уточнил я.

– В какой заднице ты живешь? Наемников из горных баронств никогда не видел раньше?

– В лесу я живу. А наемников… наемников-горцев видел как-то в детстве, да. Помню, как крестьяне девок прятали, когда отряд на ночь остановился в деревне.

– Сейчас мы на работе, сейчас девки могут гулять спокойно. Так где, ты говоришь, видел людей? Место указать сможешь? Может, они не идут куда-то, а ждут кого-то?

Дальше капитан наемников стал задавать свои вопросы, вплоть до того, много ли золы в кострищах было, и сильно ли загажены кусты вокруг палаток. Я пытался вспомнить и ответить.

В конце разговора наемник ушел в глубокую задумчивость.

* * *

Нас прервал еще один богато одетый господин. Толстенький такой, румяный.

– Ты что ли поговорить хотел? Я управляющий.