Ошибка разбойника (страница 28)
Любовь к морю странно сочеталась в душе дона Фадрике с любовью к живым тварям – прежде всего к лошадям и собакам. Ещё до поступления на флот он подарил другу щенка собаки-охранника, которого помог воспитать и который слушался обоих друзей. Приехав однажды в отпуск, капитан Морено поспешил навестить Хетафе – он слышал, что в отпуске и его друг. Подъезжая к селению, молодой человек вспоминал детскую дружбу, давние прогулки в горах, мальчишеские тайники. Защемило сердце, и заслуживший право называться морским волком капитан спешился и привязал коня рядом с тропинкой. Он решил пройтись по горам, чтобы вечером за разговором с Алонсо общие воспоминания оказались острее.
Неожиданно навстречу дону Фадрике выскочил Пако – тот самый подаренный щенком пёс. Приветственно гавкнул, позволил погладить, а потом пошёл по еле заметной тропинке, ведущей к отгороженной скалами небольшой поляне. Мальчишки часто забирались туда любоваться горами, долинами, жгли костры и жарили застреленную на охоте дичь. Решив, что и Алонсо вздумал вспомнить любимые с детства места, Фадрике обрадовался и отправился вслед за собакой. Подойдя к краю поляны, молодой офицер выглянул из-за скалы и остолбенел от открывшегося ему волшебного зрелища.
На поляне танцевала прекрасная фея. Стройная, лёгкая, в простом, удобном для прогулок в горах платье, с распущенными каштановыми волосами, казавшимися в свете солнца золотыми, и босоногая. Фея вышагивала чакону, срывалась в простонародную пляску, потом степенно кланялась невидимому партнёру и улыбалась.
У молодого человека кругом пошла голова, он не понимал – на небе он или на земле, не смел пошевелиться и представить не мог, как сказочное создание оказалось на знакомой поляне. Неожиданно он услышал аплодисменты и увидел своего лучшего друга, сидевшего на траве, прислонившись к стволу дерева. Рядом с Алонсо лежала пара чулок. Когда фея оказалась совсем близко к нему, молодой человек стремительно встал, сгрёб в охапку красавицу, утянул её за собой на траву, а она прошептала:
– Алонсо, не здесь же.
Идальго ей жарко ответил:
– Единственную тропинку сторожит Пако. Мы всё равно что в нашей спальне.
Слова друга заставили капитана очнуться. Он понял: Алонсо женился, супруга его – не из их мест, а Фадрике чуть не подглядел любовные игры молодожёнов. Как мог тихо, благо парочке было не до него, нечаянный свидетель ретировался. Вечером, когда Алонсо Рамирес представил ему свою сеньору Тересу, капитан надеялся, что сумел не выдать смущение.
Спустя год женился и дон Фадрике. Деятельная тётка сообщила ему, где живёт сеньорита, оказавшаяся наследницей богатого старика, неожиданно потерявшего сына. Капитан усомнился в способности очаровать выгодную невесту да и не жаждал жениться, но не смог противиться напору упрямой родственницы. Приехав и познакомившись с благородной девицей, из милости живущей у дальней родни, капитан нашёл её хорошо воспитанной и неглупой, хотя совсем не красивой. Улучив минуту, молодой человек прямо рассказал девушке о наследстве, а она, чуть подумав, сказала:
– Я согласна выйти за вас замуж.
– Но… мы ведь едва знакомы.
– Мне достаточно, что вы порядочный человек.
Брак оказался удачным. Сеньора Морено, когда капитан был в море, успешно занималась хозяйством и старалась оказываться в портовых городах в то же время, когда приходил корабль её мужа. Хотя супружество было омрачено бездетностью, дон Фадрике никогда не жалел о своём выборе. К жене он относился с уважением и теплотой, был с ней честен и предан ей, но смеющиеся глаза и стройные ножки сеньоры Тересы иногда грезились ему по ночам.
И теперь, спустя много лет, дон Фадрике задавал себе вопрос: хочет ли он, чтобы Инес Рамирес, похожая и на прекраснейшую для капитана Морено на свете женщину, и на его лучшего друга, однажды оказалась вынуждена искать убежище в его доме, ведь только это может заставить девушку стать женой отцовского ровесника. Готов ли желать, чтобы Инес попала в беду, ради того чтобы сделать её своей? Вопрос был невыносимо тяжёлым, но капитан старался быть честен перед собой. Он смотрел в потолок своей комнаты, вспоминал близких людей, вставал и ходил из угла в угол, представлял, какое отчаяние может настигнуть дочь друга, и с облегчением осознал – нет, этого он не хочет.
27. Подозрения
Молодой, красивый, любимый сын состоятельного отца дон Хуан де Теноро, вернувшись в Тагону, ни в чём не мог найти удовольствия. Забавы легкомысленных богатых приятелей стали для него грубыми и скучными, всегда готовые лечь с молодым красавцем в постель служанки – назойливыми до тошноты, оказывающие тайные знаки внимания знатные дамы – простоватыми. Ни одна женщина не могла в глазах юноши сравниться красотой и величественностью с его кумиром – доньей Марией де Медина, а нежной прелестью, умением себя держать и благородным участием – с сеньоритой Инес Рамирес. Не отпускал стыд за составленные под влиянием дона Стефано планы устроить ловушки обеим.
Отцовские наставления, раньше пропускаемые мимо ушей, обретали в душе молодого человека смысл, плоть и кровь. Отец, суровый вояка, служивший с шестнадцати лет, воевавший долгие годы и вышедший в отставку полковником, после смерти жены и замужества дочерей нерастраченную нежность старого сердца обратил на позднего младшего ребёнка, оказавшегося единственным сыном. Мальчику было достаточно с улыбкой посмотреть на отца большими серыми глазами в обрамлении длинных ресниц, как строгая выволочка превращалась в ласковое напутствие. Порки юноша вовсе не знал.
Последние годы старик горько сетовал на свою снисходительность. Сын связался с беспутной компанией золотой молодёжи, где верховодил молодой граф де Перера, а теперь вспоминал, как надменно его сиятельство держался со своими приятелями и милостиво разрешал за себя платить. Суждения графа, разумные или нет, становились для дворянских сыновей окончательными. Теперь дон Хуан считал унизительным своё подчинение более знатному, но едва ли достойнейшему из знакомых. В памяти юноши всплыло, с каким удовольствием отец рассказал:
– Подумать только, до чего ловко осадил наше сиятельство деревенский идальго! Граф думал, стоит ему в суде появиться, как от восторга оказанной им честью все забудут про такие глупости, как закон, а Рамирес: «Вы, ваше сиятельство, можете научить герцога как следует обращаться с графом!». Молокосос побледнел и ретировался, видать, вспомнил, как в столице на него смотрели сынки какого-нибудь светлости.
Тогда дон Хуан не придал большого значения очередному нравоучению, но сегодня отцовские слова в памяти звучали иначе. Хотя отец дослужился до полковника, он никогда не позволял себе пренебрежительно обращаться с людьми низшего положения, не заискивал перед высшими, а с воевавшими офицерами своего возраста, даже званием ниже, держался на равных. С удивлением юноша осознал, сколь схожи манеры его отца с тем, как обращается со своими гостями отставной лейтенант Алонсо Рамирес. Кажется, отец знаком с деревенским идальго и относится к нему с уважением. Припомнить было сейчас мудрено, но, видимо, полковник говорил о доблести лейтенанта в военное время и о том, что повышение в чине Рамирес не получил не по своей вине.
Понимание своей постыдной роли подручного дона Стефано в грязной интриге было мучительным. Дону Хуану казалось, что он предал не только хозяина дома, оказавшего ему гостеприимство, но и родного отца – безупречно честного человека, свою семью, род, кровь и достоинство дворянина. Не на шутку тревожило, что бывший приятель, потерпев неудачу с одной интригой, затеет другую, не менее гнусную, жертвой которой могут оказаться не только Рамиресы, но и герцогиня де Медина, неосторожно доверившаяся негодяю.
Не представляя, как защитить людей, перед которыми дон Хуан чувствовал себя виноватым, и прекраснейшую на свете женщину, юноша слонялся по городу, сторонясь прежней компании, зашёл в таверну и сидел за столом, глотая вино, которое нисколько не утешало.
Неожиданно его позвали по имени:
– Добрый день, дон Хуан.
Узнав голос идальго, юноша поднял голову. Увидеть сейчас сеньора Рамиреса он не ожидал и встревожился:
– Сеньор, здравствуйте! Всё ли благополучно с вами и с сеньоритой Инес?
Идальго выглядел серьёзным, не улыбался, но, наверное, случись беда с его дочерью, был бы гораздо сильнее взволнован:
– Моя дочь в добром здравии. Я хотел с вами поговорить о другой девушке.
Юноша несказанно удивился – никаких других девиц он в Хетафе не знал. С недоумением дон Хуан стал слушать.
– В ночь перед вашим отъездом на тропинке рядом с селением напали на молодую крестьянку, возвращавшуюся из другой деревни, от больной тётки.
Не понимая, почему его спрашивают, юноша пробормотал:
– Она жива?
– Да. Негодяй над ней надругался. Я хотел спросить вас и вашего слугу – не видели ли вы чего-нибудь подозрительного, хотя бы необычного, или, может быть, слышали?
– Не представляю, чем могу вам помочь. Слугу к вам пошлю, куда скажете, поговорите с ним.
– В деле есть одна странность – в кармане передника девушки нашли золотую монету.
– Тогда… Почему вы уверены, что это насилие?
– Бедняжка сошла с ума. А о проделках с монетой я слышал в бытность свою лейтенантом. Не знаю имени негодяя, историю пересказывали как байку довоенных времён – что если не церемониться с упрямой простолюдинкой, то можно ей подсунуть монету. Девушка или сама найдёт, припрячет и не станет поднимать шум, или, если посмеет призвать к ответу насильника, монету у неё найдут и ославят несчастную продажной женщиной.
– Надо же. Я ничего не слышал, – юноша честно пытался припомнить рассказы нещепетильных приятелей и ночь перед отъездом из Хетафе. – После разговора у стены с сеньоритой Инес я отправился спать. Может быть, дон Стефано знает больше – он пришёл позже меня.
– Кабальеро гулял недалеко от того места, где совершено преступление, но он тоже ничего не видел и не слышал.
Была и другая причина, по которой сеньор Рамирес считал дона Стефано, скорее всего, непричастным к насилию над Хилой. Дочь рассказала ему о том, что руку ей кабальеро целовал чересчур жарко для обычной учтивости, и, в понимании идальго, сегильский щёголь был слишком взыскательным, чтобы, нацелившись на дворянку, вдруг наброситься на случайно попавшуюся крестьянку.
Дон Хуан тоже скорее заподозрил бы в нападении кого-то из крестьян или слуг, но его озадачил рассказ о золотом. Недоумение было явно написано на лице юноши, и попытки идальго представить картину совершённого преступления окончательно зашли в тупик. Тем временем молодой человек решил воспользоваться случаем и предупредить сеньора Рамиреса о намерениях его гостя.
– Сеньор, я со стыдом должен признаться, что приходил в ваш дом с нечестными намерениями в отношении вашей дочери.
– Я догадался, – усмехнулся идальго. – И о вас, и о вашем приятеле. Вы поспорили, что ли, на её честь? Я бы не удивился подобной штуке.
– Вы так спокойно говорите об этом…
– Толку возмущаться, когда нет крепких стен, слуг с тяжёлыми кулаками и приданого, которое привлечёт серьёзных поклонников? Я отлично понимаю, что из-за нашей бедности моя дочь выглядит лёгкой добычей, и могу надеяться прежде всего на её разум. Ничто так не вредит рассудительности, как замена нотациями собственных наблюдений девицы.
– Мало кто надеется, что юная девушка окажется благоразумной. Прошу не считать мои слова обидой для сеньориты Инес, я отношусь к ней с большим уважением и уверен в её добродетели.