В общежитии царили гул и суета: дети и родители сосредоточенно носили и расставляли по местам всевозможные вещи. Бен с отцом были одеты в длинные шорты хаки и футболки поло, но без солнцезащитных очков, ибо темные очки казались бы здесь дурным тоном.

В комнате номер двадцать четыре оказалось пусто. Там имелись две кровати с покрытыми зеленой резиновой тканью, точно в операционной, матрасами и два письменных стола. Бен с отцом поставили первые принесенные вещи на пол. Три окна в стене напротив выглядывали на заднюю парковку, на большую лужайку перед ведущей сюда двухполосной дорогой и на спортзал, отстроенный из шлакобетонных блоков. Бен уже знал, что если высунет голову в окно, то увидит справа, вверх по склону сквош-центр. Ветра здесь почти не ощущалось: его порывы с трудом пробивались сквозь густые кроны деревьев.

На каждом из столов новоприбывшего ученика ждала папка, где имелись схематично расчерченная карта школьной территории, а также расписание занятий на первые дни. А сверху лежала маленькая книжечка в темно-синем ледериновом переплете. Солидными золотыми тиснеными буквами на нем значилось: «Спутник ученика школы Сент-Джеймс», а обрез книги был выкрашен красным. Бен выбрал себе кровать и стол, стоявшие слева, и сунул книжечку в верхний ящик стола.

Снаружи старшеклассники обнимались после долгих каникул и смеялись. Бен принес в комнату торшер, а отец – полочную акустическую систему, сунув себе под мышки по колонке. Они установили стереосистему, повесили на стену постер Эшера с муравьями, ползущими по ленте Мёбиуса. Еще отец вручил Бену небольшую, размером три на пять дюймов, репродукцию картины Одюбона с бескрылой гагаркой – этаким забавным пингвином, смотрящимся как напыщенный лондонский аристократ. Репродукцию поместили в потертую золоченую рамку, после чего Бен воткнул в дверь с наружной стороны канцелярскую кнопку и повесил рамку на нее. Он представлял, как к нему в комнату зайдет однажды какая-нибудь девчонка с коротенькой стрижкой, и последнее, что она увидит, прежде чем устремит на него взгляд, – эту необычную и очаровательную картину.

На парковке уже в полной мере ощущался невыносимый зной. Листва на ярком солнце отливала белым. Цикады вовсю стрекотали, и казалось, что производимый ими шум был голосом самой жары.

Всякий раз, прогуливаясь за вещами до машины и обратно, Бен кивал и сдержанно улыбался любому новому человеку, что попадался ему на пути. Девочки вели себя точно так же, курсируя вместе с родителями между прямоугольной парковкой и соседними общежитиями.

Бен поглядывал на девочек, но старался все же слишком откровенно их не рассматривать. Он заметил нескольких очень симпатичных девчонок, а еще нескольких как будто внезапно похорошевших. Даже окидывая их быстрым взглядом, торопливо шагая мимо с нагруженными руками, Бен сразу замечал, насколько неловко те себя чувствуют. Ему встретилась пара девочек, похожих на тех, что учились с ним в Сиднее – той школе, куда он ходил дома. Казалось, длинную красивую шею у них только сейчас приставили к остальному телу, а глаза лишь недавно перестали быть слишком близко посаженными. И хотя Бен не знал, как все это смотрелось раньше, но непривычность этого нового облика для самих девочек ощущалась вполне явно. Девочки, что всегда были красивыми, воспринимали чужое внимание как совершенно обыденное явление, даже как нечто порядком надоевшее. И Бен не мог их за это винить. Однако на «внезапно похорошевших» никогда прежде никто особо не заглядывался – ни мальчики, ни мужчины, ни девочки, привыкшие к своей красоте, – и от этого они, казалось, воспринимали внимание окружающих с каким-то пьянящим волнением и болезненной чувствительностью.

Бен испытывал некоторое чувство родства с этими внезапно похорошевшими девчонками, потому что к нему тоже лишь теперь стали всерьез проявлять внимание как к человеку, что-то собой представляющему. А все потому, что в прошлом году Бен из просто хорошего игрока в сквош сделался лучшим в стране сквошистом в детско-юношеской категории. Даже в столь узком мирке (ведь занимался он тем видом спорта, о котором большая часть Америки и знать не знает!) эта неведомая прежде слава и то, как тренеры и родители, да и другие игроки стали быстро пересматривать свое отношение к нему, давая Бену новую оценку, казались ему чем-то особенным.

Бену нравилось чувствовать, как к нему проникаются уважением окружающие, ему приятно было, расправив плечи, ощущать лежащую на них мантию превосходства. Однако он не любил хвастаться и много говорить о своей персоне: это попахивало бы излишним самомнением. Но когда Бен, победив в очередной игре, улыбался и вскидывал над головою руку, повернувшись к толпе зрителей, это, по крайней мере, выглядело естественно и спонтанно. А потом на него как будто находило какое-то затмение, его словно затягивало водоворотом сомнений, когда этот триумф, которого он так долго жаждал, к которому изо всех сил стремились все прочие игроки вокруг него, за который так пламенно болел его отец, – когда этот триумф казался ему не совсем таким, какого он ждал. Каждый раз, когда на него взирали все эти люди вокруг, Бен почти физически ощущал, как они пытаются оценить, насколько близко соответствует этот реально существующий мальчик тому образу отпрыска Уиксов, какой все ожидают увидеть.

Он надеялся, что его все же заметили эти внезапно похорошевшие девочки, ибо с ними Бен испытывал некоторое внутреннее родство.

Наконец все вещи в комнате как будто встали на свои места, и Бен с отцом решили сходить осмотреть новые корты. Когда они спустились по лестнице к заднему выходу из корпуса Хоули, мальчик снова подумал, что Мэнли Прайс, должно быть, ждет их там, хорошо зная, сколько времени Бен уже пробыл на кампусе. Не торопясь, они направились вверх по склону к новенькому зданию сквош-центра.

Игра сквош – когда два игрока в помещении размером где-то в два гаража лупят в стену резиновым мячом, причем каждый пытается сделать так, чтобы мяч скакнул по полу два раза, прежде чем его успеет отбить другой игрок, – появилась в Англии в тридцатых годах девятнадцатого века и быстро распространилась по всем британским колониям. Школа Сент-Джеймс, которая с самого основания отчаянно пыталась во всем имитировать Англию – и в архитектуре, и в учебной программе, и во внеурочных занятиях и хобби учеников, – в 1885 году отстроила первый в Соединенных Штатах корт для сквоша. В те времена не было каких-то жестких стандартов касательно размеров корта, и так получилось, что в школе Сент-Джеймс корт оказался несколько более узким, чем те, что уже принято стало строить в Англии. В Сент-Джеймсе, а затем и в других сквош-клубах и школах в Филадельфии, на Бруклинских холмах и в Канаде играли зимой еще до того, как в домах появилось постоянное отопление. А поскольку холодная резина не так упруго отскакивает от стены, американцы разработали мячи с особой плотностью, которые хорошо сохраняют тепло и шустро двигаются даже тогда, когда от дыхания в помещении идет пар.

Однако во всем остальном мире стандартом принят был более широкий и короткий корт. И мяч делался из такого материала, что его можно было сжать пальцами, и в таком теплом климате, как в Индии или Гонконге, он не требовал от игрока особой активности. А потому параллельно стали существовать два типа сквоша: «хардбольный» в Америке и «софтбольный»^[8] во всем остальном мире, причем американский вариант сделался некой причудливой, весьма обособленной версией игры.

И именно в этот американский вариант и играли все, кто с детства окружал Бена. Его отец, Гарри, играл в команде школы Сент-Джеймс в середине шестидесятых и на всю жизнь остался фанатично увлеченным сквошистом, наведывающимся к себе в клуб по три раза в неделю. Мэнли Прайс после того, как Гарри окончил школу, сам сделался тренером, и много раз отец Бена выражал искреннее сожаление, что в «эпоху Прайса» его там уже не было. Гарри и его друзья по клубу после душа надевали одноразовые бумажные шлепанцы, припудривали свои интимные органы тальком, причесывались, специальным металлическим штоком вытягивая себе расческу из банки с барбицидом^[9], пили скотч и играли в нарды. Как-то так вышло, что Гарри не завел тесной дружбы с представителями других именитых семейств, которые в такие клубы были вхожи и которые сами основывали подобные клубы. Близкими его друзьями – и, пожалуй, даже единственными друзьями, что он имел, в отличие от мужей подруг жены, – стали Чип и Пол, с которыми он чаще всего играл в сквош. Чип был инженером из городка Уилметт, штат Иллинойс, а Пол был страховым агентом из Хьюстона, и оба переехали в Коннектикут, чтобы работать в United Technologies и страховой компании Cigna соответственно. Чип и Пол оба увлеклись сквошем, уже будучи взрослыми людьми. Такие «поздно начавшие» игроки всегда самые активные и неутомимые, и в клубе они оказались единственными сквошистами, кто, по мнению Гарри, по-настоящему жестко играл. Все трое никогда не ездили на официальные соревнования по сквошу, играя лишь между собой в бесконечных турнирах на выбывание. Все трое стремительно ныряли по корту за мячом, все трое разбивали в кровь коленки, все трое носили усиленные защитные скобы и никогда не пропускали тренировки.

И хотя Гарри устыдился бы, поймай его кто-либо на подобных мыслях, он все же всегда считал, что в социальном плане стоит гораздо выше, чем двое его друзей. Пребывать в их компании Гарри нравилось отчасти потому, что ему не требовалось производить на них какое-то впечатление, поскольку они не могли в полной мере оценить все приличествующие его классу нюансы и проследить, насколько строго он придерживается правил своего круга и придерживается ли их вообще. Когда Гарри оказывался среди настоящих «васпов»^[10], он порой начинал чувствовать, будто впустую тратит время с Чипом и Полом, однако всегда с огромным облегчением встречался с ними вновь.

Сквош Гарри использовал как свой инструмент воздействия на Сент-Джеймс. Таким образом он мог уравновесить влияние своего брата Рассела – Рассела Уикса, основателя и председателя фонда Landreach Capital. С собственным домом на Восьмидесятой улице и собственным парком, с еще одним домом в Амагансетте, курортном городке у океана. Он заседал в попечительском совете школы, каждый год проводил ревизию учебников и являлся соавтором Ежегодного отчета. В 1992 году Рассел преподнес школе щедрейший подарок в виде нового оснащения для ученической обсерватории – включая телескоп, в семь раз мощнее предыдущего. Гарри тоже каждый год не обходил школу вниманием, однако он гордился тем, что всякий раз лично уделяет ей время: когда команда по сквошу школы Сент-Джеймс играла с командой школы, к примеру, из Коннектикута или с юга Массачусетса, отец Бена непременно отправлялся поболеть за своих, а заодно обсудить с Мэнли Прайсом стратегию игры и его тренерские подходы.

У себя в клубе они с Чипом и Полом играли в американский вариант сквоша, однако Чип, поработав какое-то время на компанию Siemens в Мюнхене, освоил софтбольный сквош на тамошних международного стандарта кортах, а потому, вернувшись в Штаты, стал воспринимать сквош по-американски так, будто молотил по каучуковому мячу в тесной кладовке. И вот в долгом и настойчивом приступе недовольства он отстроил у себя на заднем дворе из шлакоблоков и гипса «международный» корт для сквоша, назвав свой мини-клуб «Микроном» в честь своей излюбленной единицы измерения. Бену и еще нескольким местным ребятишкам он вручил ключи от корта, сказав, что они вольны пользоваться им, когда только захочется.