– Что? – сначала коротко выдохнула та, потом, не удержавшись, воскликнула: – Да вы что, Игнат Алексеевич? – Про «с ума сошли» или «совсем рехнулись» она тактично упустила, но это и по глазам, и по интонациям хорошо считывалось. – Ну она же… Вы же о ней ничего и не знаете. И вообще уж очень она сомнительно выглядит. И я с ней одна тут останусь?

– Юль, ну будет вам, – миролюбиво произнёс Дымов. – Ну она же правда не чудовище, обычная девчонка. Пацанка. Да я примерно такой же в её возрасте был. Если не хуже. А теперь… Да сами видите. Главное, пить ей не давайте, – предупредил напоследок и заверил убеждённо: – Тогда ничего такого не случится.

А ведь знал, знал, поэтому должен был прекрасно понимать, что вот так просто да ни за что не выйдет.

Глава 6

Дымов вернулся утром – ну так вышло – даже Юля уже проснулась и торчала на кухне. А вид у неё был не слишком-то вдохновенный и бодрый. То ли не выспалась, то ли…

– Всё в порядке? – поинтересовался у неё Дымов.

– Со мной-то да, – заверила домработница и тут же добавила весьма неопределённо, но многозначительно: – В остальном – как сказать.

– И что это значит?

– А вы сходите к бассейну и сами всё увидите, – предложила помощница по хозяйству, и он не стал выспрашивать дальше, двинул на веранду.

Наверное, и правда проще увидеть. Хотя, что там такое могло случиться?

Ну, если бы в бассейне плавал труп, Юля вряд ли разговаривала бы настолько спокойно. А что тогда? Полный бардак после бурной вечеринки? Гостья дорвалась и наприглашала друзей, и они всей компанией неслабо порезвились?

Нет, ну что вы, друзья даже не понадобились. Бэлла обошлась собственными силами. Но как раз подобное и выглядело ещё более отвратительно.

От разочарования и досады Дымову захотелось со всего размаху пнуть то, что первое попалось под ноги. И это оказалась бутылка. Пустая. Причём не из-под игристого, не из-под ликёра, а из-под элитного коньяка. И дело вовсе не в его цене.

Ну блин, ну она же девушка. Ну вот как так можно? Налакаться в одиночку крепкого алкоголя. Не просто выпила, а нажралась до усрачки. И теперь дрыхла, раскинувшись сразу на двух шезлонгах, мордой вниз. Голова как раз оказалась между их краями и даже немного свешивалась в просвет.

Когда подошёл, пнуть по ближайшему шезлонгу тоже захотелось, но Дымов сдержался. В башке там наверняка маловато ценного, но рисковать всё-таки не следовало. В отличие от самого чудовища, он-то воспринимал её девочкой. Поэтому предпочёл более щадящий метод – взял стоящий на полу стакан, сходил к бассейну, зачерпнул воды, вернулся, выплеснул резко прямиком на взлохмаченную светлую шевелюру.

Бэлла, конечно, сразу зашевелилась, шезлонги разъехались, и она едва не провались между ними, каким-то чудом удержалась, высказалась привычно, кое-как перевалилась на бок, приподняла голову, посмотрела мутным совершенно лишённым осмысленности взглядом.

– Ты совсем охренел?

– Я? – мрачно уточнил Дымов. – По-твоему, это я охренел? – И тут же рявкнул так, что эхом отдалось где-то под потолком: – А ну встала! Быстро!

Но он даже договорить не успел, как был послан, и сразу следом прозвучало:

– Лучше бы пива принёс.

– Пива? – переспросил он, точнее, прорычал, замечая, как неконтролируемая ярость отзывается жёстким тремором в голосе. – Сушняк замучил?

И, наверное, именно благодаря ей получилось настолько легко, почти не ощутив чужого веса, наклонившись и обхватив поперёк туловища, приподнять Бэллу, сдёрнуть с шезлонга, без труда сделать несколько шагов, отделявших от края бассейна, швырнуть в воду.

Бэлла завопила и забилась ещё на лету. Приземлилась, то есть приводнилась, подняв кучу брызг, на несколько мгновений скрылась под поверхностью, потом выскочила пробкой, забилась ещё сильнее, продолжая вопить нечто нечленораздельное, не как человек, а как перепугавшийся до полусмерти ничего не соображающий зверёк.

Вот же артистка. Да там же не настолько и глубоко – пол специально сделан двухуровневый, и здесь, близко к лестнице, если Бэлла встанет на ноги, её голова точно будет торчать над водой, потому что самому Дымову где-то по плечи. А она бултыхалась и орала словно под ней как минимум Марианская впадина. Да ещё так профессионально и естественно – он почти верил, но всё-таки заявил, усмехнувшись:

– Да хватит уже дурака валять.

Скорее всего, она не услышала, потому что затрепыхалась ещё отчаяние и закричала ещё сильнее. Лицо перекошено, рот широко распахнут, глаза вылезли из орбит. Она, что, действительно тонула? Реально?

– Белка! Там неглубоко. Просто встань на ноги.

Нет, не слышала. И голос уже осип, дикие вопли перемежались визгом и хрипами. И Дымов не выдержал – если она всё-таки притворяется, он её просто убьёт – торопливо сдёрнул с себя пиджак, но только им и ограничился. Дальше не стал раздеваться и даже по лестнице спускаться не стал, сиганул с бортика, не прямо к Бэлле, а чуть в сторону, потом подплыл в несколько гребков, попытался поймать.

Оказывается, это действительно так – можно утонуть и в тарелке супа. Можно и в бассейне, когда воды всего по плечи. Если тебе надо вытащить из неё обезумевшего от страха, ничего не соображающего, уверившегося, что сейчас он утонет, человека. Тот и правда в состоянии, не только утонуть сам, но и утопить всех вокруг в радиусе полутора метров, даже если они чемпионы мира по плаванию.

Наверное, это примерно то же, что угодить под винт огромного океанского лайнера. Такое ощущение, что рук у Бэллы не две, а как минимум десять, и все молотят с такой силой, будто готовы порубить тебя на куски. Ещё и пальцы впиваются, цепляются за что ни попадя.

Дымов попробовал поймать её за волосы – как обычно делают с утопающими – бесполезно. Она, отбиваясь, заехала ему ладонью по лицу и, кажется, расцарапала щёку. И он орал уже не хуже её:

– Белка! Белка! А ну тихо!

Если бы тут действительно было глубоко, они бы точно утонули. Оба.

Бэлла от страха вообще ничего не соображала, но продолжала отчаянно бороться за жизнь – с водой, с Дымовым. И он просто каким-то чудом, каким-то сумасшедшим везением всё-таки смог её ухватить, более-менее зафиксировать в руках.

Хорошо ещё лестница оказалась совсем рядом. Дымов подтолкнул к ней Бэллу. Правда немного не рассчитал – она впечаталась в поручень лбом, но это, кажется, её немного и привело в чувство, слегка оглушив, заставило заткнуться и перестать бессмысленно дёргаться.

Дымов воспользовался затишьем, проорал ей прямо в ухо:

– Всё, Белка! Всё! Успокойся! Не утонешь ты. Не утонешь! Вот лестница, хватайся. И заползай наверх.

На этот раз Бэлла его услышала – наконец-то! – мелко затрясла головой, но вместо «Да» или «Ага» у неё так и получилось дрожащее, отрывистое, невразумительное:

– А-а-а-а.

И ведь она на самом деле не поднималась по лестнице, а заползала, словно восприняла его слова буквально как приказ, цепляясь руками не за поручни, а за ступеньки. И даже оказавшись наверху так дальше и двинулась на четвереньках. Правда недалеко ушла, через несколько шагов – или как это назвать? – остановилась, уткнулась лбом в пол и отчаянно разрыдалась, почти завыла, так что плечи ходили ходуном.

Зато Дымов взбежал, чуть ли не воспарил над бассейном, едва касаясь ногами ступенек, опустился с ней рядом.

– Белка, ну ты чего? Белка! – проговорил, гладя ладонью по спине.

Но она продолжала подвывать, содрогаясь от рыданий. Тогда Дымов ухватил её покрепче, оторвал от пола, развернул лицом к себе. Она, похоже, до сих пор не слишком-то соображая, опять вцепилась в его футболку, едва не порвав, и точно так же, как недавно в пол, ткнулась лицом ему в плечо, не в силах справиться с по-прежнему сотрясавшими её судорожными рыданиями.

– Ну ты даёшь, Белка. Напугалась, да?

Она призналась сквозь всхлипы, заикаясь почти на каждом слоге:

– Я плавать не умею.

– Да там же неглубоко было. С этого края. Тебе, наверное, всего до подбородка. И до бортика меньше полуметра.

– Я же не знала, – оправдалась она, и снова призналась: – А я воды боюсь. Очень. – У неё даже голос сейчас бы вполне девчачий – писклявый, тонкий и пронзительный. – Меня один раз мальчишки чуть не утопили. Нарочно окунули и держали под водой. Пока я захлёбываться не начала. Потому что я на девочку не похожа. И дерусь.

– Вот ведь уроды! – зло выдохнул Дымов, хотя… Он ведь тоже поступил ничуть не лучше, взял и швырнул её в воду, как котёнка, невменяемую и совершенно беспомощную. – А я ведь подумал, что ты плаваньем занималась. Плечи-то вон какие.

– Я не плаванием, я боксом. Чтобы не лезли, – шмыгая носом и всё ещё чуть заикаясь, выложила Бэлла. Отстранилась, отодвинулась, но по-прежнему осталась сидеть, обхватив себя за плечи и съёжившись. – Но потом меня выгнали.

– За что? – Дымов тоже сидел напротив, упираясь ладонями в колени. – Всех побила?

И почти угадал.

– За неспортивное поведение, – хлюпнула Бэлла. – И фотографией.

– Фотография-то при чём? – удивился он. – Что ты с ней-то натворила?

– Я не натворила, я занималась. В фотокружке.

Ну ничего себе. Если бокс Дымов ещё как-то мог предположить, то подобное увлечение оказалось неожиданным. Хотя сейчас почти в каждом мобильнике есть камера, и фотографируют все, кому не лень, а потом постят свои снимки в интернете, но фотокружок – это другое. Только непонятно, почему «занималась»? В прошедшем времени.

– И что, оттуда тоже выгнали?

– Нет, – Бэлла замотала головой. – Я сама ушла. – В который уже раз шмыгнула носом, провела под ним тыльной стороной руки. – Потому что они говорили, что я всё равно не смогу. Что у меня не получится. Потому что это искусство, а я быдло.

– Идиоты! – опять коротко вывел Дымов.

И как же опять знакомо. Правда его-то называли обычно не быдлом, а нищебродом. Потому что даже на фоне общей неблагополучности выглядел совсем уж убого. Родители стабильно тратили деньги только на выпивку, даже на еду не всегда хватало, не то что на нормальную одежду. Вот ему и приходилось носить либо совсем дешёвку, либо то, что отдавали сердобольные соседи, либо… хоть тоже не шикарное, но зато новенькое, украденное на рынке.

Но подобным Игнат промышлял нечасто. Стыдно потому что. И опасно тоже. А вдруг бы попался, тогда бы точно легко не отделался. Народ по тем временам особой добротой и тягой к благотворительности не отличался – деньги большинству доставались нелегко, в том числе и тем, кто торговал на рынке.

Но он всё-таки ни разу не попался, даже если замечали, успевал смыться – благо бегал отлично. Мелкий, шустрый, лёгкий, привыкший быть всегда настороже и уже хорошо научившийся определять по взгляду, по выражению чужого лица, чего ожидать от человека.

Однажды Игнату особенно повезло: удалось спереть кроссовки. Поддельные, конечно, не фирменные, но всё равно крутые и красивые. Правда дома он боялся оставлять их без присмотра, если не надевал, то тщательно прятал – ну, мало ли.

И он тоже пил, уже тогда, совсем сопливый. Потому что, в отличие от всего остального такое «добро» дома всегда водилось. Ну и пьяному реально похрен, и как выглядишь, и как к тебе относятся, и что жизнь у тебя совсем дерьмовая, а впереди даже маленького просвета не видно.

Но сейчас не самое время слишком глубоко погружаться в воспоминания, Дымов уже и так достаточно погрузился – футболка липнет к телу, и брюки тоже, а с волос по вискам и шее ручейки уже не текут, но до сих пор медленно сползают тяжёлые капли. А у Бэллы длинные светлые пряди окончательно выбились из-под резинки, и теперь свисают на глаза, словно сосульки, а губы немного посинели. Поэтому хватит уже сидеть и мило беседовать, пора подниматься.