У окна стоял стол, заваленный книгами и журналами.

Саблин вытащил из кармана одноразовые перчатки, надел их и подошел к столу.

– Хорошо, – кивнул Глеб, – Все сделаем.

– Возможно, это ограбление, так как нет компьютера, или это бытовая ссора, хотя… чтобы ссора привела к отрезанию языка… хм, это надо постараться, – следователь наклонился, что-то внимательно рассматривая на столе.

– Но отрезание языка не приводит к смерти, – заметил Бойко.

– Вот именно. Может быть, у него случился сердечный приступ после того, как язык отрезали. Мужчина немолодой, все-таки, но…

Глеб Бойко внимательно смотрел на капитана Саблина, ожидая продолжение фразы.

– Но, что-то подсказывает мне, что это убийство. Преднамеренное убийство, – Саблин выпрямился и обернулся.

– Господи! – от неожиданности Бойко перекрестился.

Саблин держал в руке окровавленный отрезанный язык.

Глава 8. Москва. Среда. 8.00

Будильник неприятно затрещал у уха.

Филипп неохотно открыл глаза.

Сев на кровати, молодой человек позволил себе несколько секунд не вставать.

Часы показывали восемь утра.

Обычно он работал дома, занимаясь книгой. Однако, периодически в издательстве назначались встречи, на которых ему необходимо было присутствовать.

Сегодня был именно такой день.

Филипп побрел в ванную.

Он включил горячий душ и посмотрел в зеркало.

В нем отразился невыспавшийся молодой мужчина с темными, взъерошенными волосами. Серые глаза, так неохотно открывшиеся, осматривали небритый подбородок и скулы.

– Кажется, кому-то нужен отдых, – сказал вслух Филипп.

Он встал под душ и почувствовал, как появляются силы.

Из ванны Филипп вышел в бодром настроении, но бриться так и не стал.

Завтрак, состоящий из одного крепкого кофе, он совместил с одеванием.

Затем, положив в карман куртки сверток с печатью, вышел на улицу.

– Доброе утро, Филипп, – окликнул его звонкий женский голос.

У подъезда стояла соседка, милая пожилая женщина с маленькой собачкой на поводке.

– О, доброе утро, Мария Степановна, – улыбнулся Филипп.

– На работу? – поинтересовалась соседка.

– Да.

– Хотела тебе сказать, если ты еще не смотрел почтовый ящик, то там тебе письмо.

– Что? – Филипп притормозил и внимательно посмотрел на соседку.

– Вчера днем я видела, как мужчина положил тебе в почтовый ящик послание.

– Мужчина? – переспросил Филипп, – Какой мужчина?

– Такой пожилой интеллигентный человек. Я его впустила в подъезд, он сказал, что к тебе. Спросил, какой у тебя номер квартиры и положил в ящик письмо.

– И все?

– Все, а что еще?

– Он больше ничего не сказал?

– Нет, ничего, – покачала головой Мария Степановна, – Но он был очень любезный, спросил, не надо ли мне помочь, ведь я была с сумками, поинтересовался, на какой этаж мне и в какой квартире я живу, пожелал приятного дня. Очень интеллигентный мужчина, очень. Твой знакомый, да?

– Да, – Филипп слегка запнулся с ответом, – Мой коллега.

Было совершенно очевидно, что соседка выдела того, кто положил записку в почтовый ящик. Того самого таинственного Колю.

– Ну ясно, ясно, – закивала соседка, – Все сейчас в электронной почте и интернете, а вы письма пишите, – засмеялась она.

– Да, вот такие мы, старомодные, – Филипп вновь улыбнулся, направляясь к машине, – Спасибо вам, Мария Степановна, побегу.

– Не за что, Филипп, – соседка зашла в подъезд, и дверь за ней закрылась.

Припаркованная машина стояла у подъезда.

До издательства Филипп домчался за пятнадцать минут.

Он поднялся по лестнице на второй этаж, где в большом открытом пространстве сидели сотрудники.

Худощавый и сутулый корректор Андрей Грецкий окликнул Филиппа.

– Привет, – Филипп подошел к рабочему месту Грецкого, – Как дела? Все нормально?

– Да, да, вот сижу, работаю с самого утра, – пожаловался корректор.

– Понятно, – Филипп присел на край стола Грецкого.

Через открытые окна в помещение осторожно задувал свежий ветерок, с улицы доносились звуки проезжающих автомобилей.

Город находился в приятном летнем томлении.

– Ты к Симе? – спросил Андрей.

– Да, договорились на сегодня.

– Я видел его, он у себя.

– Тогда пойду, – Филипп подмигнул Грецкому.

Он вышел в коридор и, пройдя по нему до конца, постучал в дверь кабинета Серафима Марковича, главного редактора, которого коллеги между собой ласково называли «Сима».

– Да! – послышался громкий голос.

Филипп приоткрыл дверь.

– Можно?

– Да, да, заходи! – главный редактор сидел за столом, глядя в монитор компьютера. Он махнул рукой, приглашая Филиппа зайти.

Серафим Маркович Дятловский был мужчиной средних лет, полного телосложения, с лысеющей головой и маленькими, но внимательными глазами.

– Итак, – спустя несколько минут сказал Серафим Маркович, переводя взгляд на Филиппа.

– Мы договаривались о встрече сегодня.

Дятловский поерзал в кресле.

– Да, да, я помню. Смирнов, я прочитал те главы, которые ты прислал.

Филипп замер и внимательно посмотрел на шефа.

– Да, наконец-то прочитал. Мда, – Дятловский причмокнул и подвигал бровями, – Ты знаешь мое отношение к тебе, Смирнов. А уж тем более мое отношение к твоему дяде.

– При чем тут он, – Филипп с укором посмотрел на главного редактора.

– Ну, как ни крути, он святила мировой науки, и, уж извини, все знают, что ты его племянник. Вот помню, как…

– Серафим Маркович, давайте о моей книге, а не о моем дяде.

– Да, да. Так вот. Прочитав то, что ты прислал, хочу тебе сказать. Издавать что-то подобное я бы не стал.

Филипп кивнул. Другого ответа он почему-то сегодня не ожидал.

– Ну, ты подожди расстраиваться. Пишешь ты замечательно. Все твои предыдущие книги, которые я издавал – превосходны! Слог у тебя правильный, обороты красивые, тут все хорошо. Я бы даже корректорам не стал отдавать. Но, это художественная литература, дорогой. Тут мало хорошо излагать мысли, понимаешь? Сюжет как-то не впечатляет, не захватывает, не цепляет, как многие выражаются. Скучновато. Слишком много исторических справок и мало действия.

– Но, книги бывают разные.

– Верно. Ты писатель. У тебя много изданных книг. Кому, как не тебе знать, насколько важно зацепить читатель, а? Эту твою книгу неинтересно читать. Прости уж за откровенность.

– Понятно.

– Не отчаивайся, и не бросай. Попробуй поменять что-нибудь.

– Хорошо.

– Вот и ладно. Как дядя?

– Все в порядке.

– Ну и отлично.

Выйдя из кабинета Дятловского, Филипп почувствовал разочарование. Может быть, у него кризис? Он и сам чувствовал, что книга не идет. Дятловский прав. Надо что-то поменять.

Серафим Маркович был талантлив. Чувствуя литературу тонко и относясь к книгам с большим трепетом, он помогал писателям, всегда был готов поддержать советом.

Несколько лет назад, узнав от профессора Смирнова, что его племянник пишет первую книгу, он с большим удовольствием вызвался помочь в ее издании, и с тех пор, уже более пяти лет, находился в тесном контакте с Филиппом, который подписал контракт с издательством, где работал Дятловский.

Филипп подошел к Грецкому, который уже напряженно и рьяно стучал пальцами по клавиатуре, набирая текст.

– Я пошел, – сказал Филипп, – Надо пересмотреть сюжет.

– Сима не одобрил? – буркнул Андрей, не отрываясь от клавиатуры.

– Нет. Буду переписывать. Ладно. Счастливо, увидимся, – Филипп направился к выходу.

– Ой, слушай, подожди, – Андрей неожиданно отвлекся от работы, – Помнишь, у тебя был знакомый, специалист по арабскому?

– Кто? – Филипп остановился.

– Ну такой профессор. Ах, черт, не помню его имени, – Грецкий почесал подбородок, – Мне нужно с кем-то проконсультироваться, с лингвистом. Ты еще рассказывал, вы с ним в музее вместе работали.

– А, профессор Николаев что ли? – вспомнил Филипп и внезапно замолчал.

Профессор Николай Федорович Николаев… Николай… Коля…

Когда кто-то в спешке или в стрессе строчит записку, он не будет подписываться полным именем, тем более, использовать отчество. Он назовётся привычным именем, которым его зовут друзья и родственники – Коля!

Черт!

И именно его, немолодого интеллигентного мужчину, видела соседка, когда он клал записку в почтовый ящик.

Филипп достал телефон и набрал номер профессора Николаева.

– Да, наверное, он, – кивнул Грецкий, – Можешь меня с ним связать?

Шли долгие гудки, к телефону никто не подходил.

– Слушай, давай потом, – Филипп быстрым шагом направился к выходу, – Извини!

– Ну ладно, – сказал Грецкий, озадаченно глядя вслед Смирнову.

Филипп его уже не слушал.

Сев в машину, он поехал на север города, где проживал профессор Николаев.

Глава 9. Москва. Среда. 09.30

Саблин сидел в тишине, угрюмо размышляя над новым делом, ставшим вдруг частью расследования убийства в антикварной лавке, которым он занимался в прошлом году.

Тогда, полгода назад, проработав все версии, он не нашел зацепок по инициалам – АА. Возможно, татуировка была сделана в юности, и бог знает что значила для антиквара. Глубже копать, казалось, нет смысла.

Он уже не надеялся, что сможет вернуться к тому делу, уж больно все тогда получилось запутанно и сложно, расследование зашло в тупик и было остановлено.

Но сегодня, когда он увидел точно такую же татуировку и отрезанный язык, он понял, что все начинается заново.

Такая же татуировка имелась на руке убитого антиквара.

И тогда тоже было совершено зверское преступление – вырезанные глаза. А теперь – отрезанный язык.

Саблин вздохнул, медленно обводя комнату усталым взглядом.

Что же тут случилось?

У обоих убитых одинаковая татуировка.

И сегодня Бойко, сам того не понимая, натолкнул Саблина на мысль.

АА – возможно, не инициалы, а аббревиатура какого-то общества, к которому оба покойных принадлежали.

Версия Саблину понравилась.

Надо ее начать прорабатывать.

Саблин закурил.

Но, тогда, может быть, убийца устраняет членов этого загадочного общества? Находит их и мстит за что-то?

Или это разборки внутри самого общества?

Или все-таки татуировки – это совпадение, и в городе появился серийный убийца?

Но почему тогда он ждал полгода, чтобы вновь совершить преступление?

В том, что это тот же убийца – следователь не сомневался. Явно один почерк – отрезанные глаза в первом случае и язык во втором.

Он даже был уверен, что скоро позвонит патологоанатом Влад и скажет, что несчастный был сперва отравлен цианидом, как и в первом случае с убийством антиквара.

Но мотивы пока были непонятны.

Саблин выпустил дым и наблюдал, как его кольца медленно растворялись в воздухе.

Вызванная бригада полиции, всю ночь обследовавшая место трагедии, уже давно уехала, но Саблин задержался, решив немного побыть в одиночестве на месте предполагаемого преступления.

Он стряхнул пепел с сигареты, как вдруг услышал шорох.

Саблин на секунду замер и насторожился.

Затем быстро затушил сигарету и осторожно вышел коридор.

Рука механически легла на девятимиллиметровый «Макаров» за поясом.

Кто-то стоял на лестничной клетке за дверью квартиры.

Раздался звонок.

Саблин не шевелился.

Стоявший за дверью выждал несколько секунд и позвонил в дверь еще раз.

«Вряд ли убийца звонил бы», – мелькнуло в голове следователя.

Он подошел к двери и открыл ее.

На пороге стоял высокий молодой мужчина с темными взъерошенными волосами.

– Добрый день, – сказал он, – Я к профессору, он дома?